Аванпост - Рэйтё Енё - Страница 39

• Предыдущая
• 39/44
• Следующая

Выглянув из окна и увидев толпу солдат, Финли отвернулся.

Гардон вытирал потное, желтое от страха лицо.

— Что вы обо всем Этом думаете? — спросил он лейтенанта.

— Нам конец, — равнодушно ответил тот. — Если у них есть тринитрофенол, тогда мы бессильны, потому что они взорвут трубу. Потом, если действительно подойдут сокота и если бунтовщики нас еще не убьют, самое лучшее пустить себе пулю в лоб, поскольку я, естественно, не собираюсь сдаваться туземцам…

— Но ведь… если нас возьмут в плен…

— Бросьте! Они нас тут же прикончат.

— Не уверен, более того… Какая им в том польза?

Финли почувствовал отвращение. Даже если ты трус, умей все-таки владеть собой, коли видишь, что смерть неизбежна и помощи ждать неоткуда. И такой человек носит форму французского офицера! Снаружи послышался голос идиота:

— Сделайте одолжение, стойте, иначе рядовой должен стрелять… Это приказ…

— Проваливай к дьяволу! — ответил ему кто-то и, судя по всему, отпихнул в сторону, ибо дверь открылась и вошел Хильдебрант.

— Рядовой! — отчеканил Финли. — Почему вы без разрешения и стука…

— Подождите! — перебил его капитан. — Я командир. Что вам нужно? — обратился он к Хильдебранту.

— Господин капитан! Легион прислал меня для переговоров с господами офицерами. Мы отказываемся дальше подчиняться! Мы хотим идти домой и пойдем домой. Никто нас не остановит. Офицеры не делали нам зла, и мы не собираемся их трогать. Форт тоже пусть стоит как есть. Скажите нам шифр, мы запасемся водой на дорогу, и Франция сохранит себе этот аванпост, а офицеры — жизнь. Но если вы этого не сделаете, тогда мы займем форт. Если понадобится, взорвем главный корпус, у нас достаточно тринитрофенола, так что сопротивление офицеров бесполезно. Мы в любом случае доберемся до воды. Но тогда мы взорвём водопроводные трубы, уничтожим форт и всех, кто не на нашей стороне. Таково решение восставшего гарнизона.

— Убирайся! — вскричал Финли. — Мы не ведем переговоров с бунтовщиками, все вы…

— Попрошу тишины! — значительно сказал капитан. Он не чувствовал непосредственной угрозы, поэтому опять заважничал. — Какая роль в этом деле отведена неким туземцам сокота? — — Сокота находятся на пути к Ат-Тариру. Через своего вождя они сообщили нам, что, если мы займем форт и им не надо будет бояться французских солдат, тогда они выведут нас тайным путем к британским владениям в Верхней Гвинее. Мы не хотим ссориться с туземцами, но и вас возьмем под защиту, если вы не вынудите нас повести себя иначе.

— Выйдите ненадолго, — сказал Гардон Хильдебранту, — и подождите в коридоре.

Хильдебрант понял, что победил. Он по-военному развернулся и вышел. Следом в дверь просунулась голова Карандаша.

— Господин офицер… не надо убивать рядового?

— Убирайся вон!

Карандаш гоготнул и скрылся. Гардон свысока обратился к Финли:

— Это дело, на мой взгляд, требует дипломатии. Геройство здесь ни к чему. Главное — форт и дорога. Так сказано в приказе. И пусть эти мятежники убираются, куда хотят. Я не беру на себя ответственности за уничтожение форта.

Гардон напыжился и надменно посмотрел на своего заместителя.

— Не хотите ли вы открыть им воду, капитан? Или, может быть, сказать шифр?

— А почему бы и нет! Они хорошие ребята, только ожесточились. Немного дипломатии не помешает… Пусть уходят… так по крайней мере мы сохраним пост. Если они взорвут трубу, то форту конец… Мы не гложем лишиться этого важного военного, стратегического пункта.

— Я не разделяю вашего мнения, господин капитан, — яростно раздувая ноздри, ответил Финли.

— Правда? Ну да это неважно… Меня затем сюда и прислали, чтобы выполнять деликатные задачи… Господин лейтенант, я даю вам приказ проводить бунтовщиков к крану и сообщить им шифр сейфа.

— Я отказываюсь повиноваться! — последовал незамедлительный ответ.

— Вашу саблю!

Резкими, быстрыми движениями Финли отстегнул саблю и положил ее на стол.

— Идите в свою комнату и оставайтесь там до моих дальнейших приказаний. Я сам скажу им шифр и под свою ответственность открою кран… Рядовой!

Через тонкую дверь было слышно каждое слово, так что Хильдебрант радостно влетел в комнату, и Гардон уже собирался открыть рот — но испуганно попятился.

Из груди стоящего против него Хильдебранта неожиданно высунулся штык… Выпучив глаза и разинув рот, солдат на секунду замер… и грохнулся об пол. За ним с ружьем в руке стоял Карандаш, со штыка капала кровь…

— Майор Ив, с вашего позволения, — тихо сказал он и посмотрел Гардону прямо в глаза. — Капитан! Отдайте вашу саблю Финли! Вы арестованы за измену родине…

Солнце закатилось за пески, и Кобенский, начальник конвоя, ждал сигнала: на стене форта должен был вспыхнуть прожектор.

Но маленькая крепость безмолвно белела в надвигающихся сумерках, казалось, она вымерла.

На людей навалилось предчувствие беды. Каторжники собрались у начала строящейся дороги, готовые по первому же знаку объединиться с конвоем. Арестантов возглавлял так называемый доктор Бордан и двое других приехавших, Лорсакофф и Маккар. Они раздали несколько ружей, совсем немного, сколько смогли провезти с собой в автомобиле. Тут же в двух ящиках стоял тринитрофенол.

Режущими слух голосами захохотали гиены, над желтыми барханами зажглись первые бледные звезды.

— Черт его знает… — пробормотал Кобенский, вглядываясь в безмолвный, словно всеми покинутый форт.

— Что-то произошло, — сказал один из солдат.

— Но что? Они помолчали.

— Выясним, как только сменится конвой, — через головы арестантов сказал Лорсакофф.

Пришло время развода. И ничего. На Сахару опустилась темная ночь. Стоявшие напротив каторжники и легионеры казались друг другу бесформенным нагромождением теней.

Наконец ворота форта открылись. Изнутри вырвался сноп света, и даже издалека было видно, что к ним идет солдат…

Один— единственный!

Ворота за ним сразу же захлопнулись. Тень медленно, спокойно приближалась по дороге, которую уже порядком засыпало песком… Всего несколько шагов отделяло солдата от конвоя.

И тут только его узнали.

— Троппауэр! — воскликнул один из конвоиров. Действительно, это был поэт. Теперь ни у кого не

оставалось сомнений, что что-то произошло.

— Братцы! — сказал Троппауэр, подойдя к конвойным. — Меня послали к вам, потому что с арестантами я тоже на дружеской ноге… Случилась беда. В последнюю минуту большинство легиона передумало. Зачинщиков схватили, а остальные приняли решение не делать этой глупости и честно защищать форт…

Воцарилась гробовая тишина. Душная, темная ночь всей своей жуткой тяжестью навалилась на бунтовщиков.

…На стенах форта вспыхнул свет. Но это не был сигнал. По песку заскользили перекрещивающиеся лучи восьми или десяти прожекторов.

— Ерунда! — выкрикнул Лорсакофф. — Солдаты не станут в нас стрелять!…

— Ребята велели передать вам, — заметил Троппауэр, — что всех безоружных впустят. Но иначе будут стрелять. Закроют кран с водой и не откроют до тех пор, пока все не сдадутся…

Последовала долгая пауза. Резко и монотонно кричала над лесом какая-то птица: ки-ри-ри… ки-ри-ри… ки-ри-ри… С шорохом перекатывая песок, над пустыней гонялся ветер…

— Майор приказал конвою вернуться назад в форт, а арестантам в колонию, тогда он будет считать, что ничего не произошло… Только зачинщики получат по заслугам, — и он со вздохом добавил: — Вас, Кобенский, скорее всего повесят… Что ж, такова жизнь: сегодня здесь, завтра там. В конце концов, там у вас уже ничего не будет болеть.

— Не слушайте этого предателя! — завопил Кобенский. — Он лжет!

— Если понадобится, мы весь гарнизон разнесем в клочья! — вторил Лорсакофф.

Но это отважное заверение не встретило особого восторга. Лишь Троппауэр подал голос в ответ, на той же истошной ноте:

• Предыдущая
• 39/44
• Следующая