Аванпост - Рэйтё Енё - Страница 3

• Предыдущая
• 3/44
• Следующая

Он решил, что страховку получат родные. А уж его дело позаботиться о том, чтобы смерть настигла его «при исполнении служебных обязанностей».

Так Аренкур попал в Марсель, потому и обрадовался предложению наняться на развалюху «Бригитту». Матрос — чем не служба. Десяти тысяч долларов матери и сестре вполне хватит, чтобы жить безбедно.

Завсегдатаи питейных заведений даже не подозревали, что трогательные и смешные песни распевает человек, приговоривший себя к смерти.

Выяснилось, однако, что, хотя жить трудно, умереть тоже нелегко.

Было восемь часов вечера, и «Бригитта» до полуночи готовилась сняться с якоря. Рулевой, такелажник и Голубь устроили на прощанье небольшую вечеринку в ресторанчике «Веселая мертвецкая».

Напоследок Голубь еще раз спел лучшую из своих песен. Грянули бурные аплодисменты, полетели цветы и деньги, но поскольку рулевой с такелажником уже ушли, Голубь тоже помахал своей соломенной шляпой, сунул под мышку тросточку и удалился. Он весело шагал по ведущему к пристани узкому проулку. Вдруг из подворотни перед ним возникла Иветта.

— Господин Голубь, — проворковала она сквозь заливавшие ее кукольное личико слезы.

Аренкур любезно улыбнулся.

— Целую ручки, сударыня. Я больше вас не увижу, но эта встреча навечно сохранится в моей памяти.

Он галантно поцеловал ей руку и пошел дальше. Вернее, собирался пойти.

Однако восьмидесятикилограммовая наперсница морского братства, отбросив все сомнения нежного сердца и глотая обильные слезы, так шарахнула его по голове резиновой дубинкой, что господин Голубь очнулся только на рассвете. На булыжной мостовой пустынного проулка.

«Бригитта» давно уже плыла в открытом море.

Аренкуру оставалось жить всего пять месяцев. За это время он должен умереть, если не хочет, чтобы дом его предков пошел с молотка, а его обитатели пополнили армию парижской бедноты.

Об этом он и размышлял в тоске, сидя на лавочке в порту и грызя после нищенского обеда свой скромный десерт — несколько семечек.

Блуждающий взгляд его неожиданно наткнулся на форт Сен-Жан, сборный пункт легнонеров-новобранцев на вершине холма, напротив церкви Нотр-Дам-де-ла-Гард. Легион!

Ведь служба в легионе тоже служба! Заключаешь договор с французским правительством, тебе идет жалованье. И умереть там пара пустяков. Впрочем, зачем умирать? — О-ля-ля!

Быстро в город. Вот и огромное здание страхового общества на улице Каннебьер. В предместье элегантная внешность Аренкура вызывала благоговение (особенно одна туфля, чья белая вставка с пуговицами сохранилась почти в целости), здесь же его почему-то не пропустили к директору. Однако несколько смертельных угроз, вопиюще оскорбительных выпадов и ограничение личной свободы швейцара путем сокращения доступа воздуха через дыхательные пути дали-таки ему возможность предстать перед управляющим.

Аренкур с воодушевлением изложил свой план.

— У меня к вам блестящее предложение. Поговорим начистоту. Если я сейчас поступлю на такую службу, где меня ждет верная гибель, вы заплатите десять тысяч долларов. Дайте мне пять тысяч, и я обещаю вам остаться в живых.

— Пожалуй, лучше вам умереть, — после некоторых размышлений дружелюбно посоветовал управляющий. — Несолидно нарушать сделку.

— Позвольте, мсье, выходит, смерть человека для вас ничего не значит?

— Отчего же, значит. Ликвидацию страхового договора.

— Но вы останетесь в прибыли, если согласитесь на мое предложение, — настойчиво убеждал Аренкур:— А если не согласитесь, я вынужден буду в ближайшее время погибнуть — и вам придется выплатить все десять тысяч долларов.

— Не совсем так. По закону мы удерживаем определенную сумму, кроме того, семьдесят четыре цента высчитываются как процент за банковские операции, — пробубнил управляющий, водя карандашом по листку бумаги. — Но независимо от этого в наши дни не существует сферы деятельности, где бы власти не обязывали принимать предохранительные меры.

— А если я вступлю в легион?

Управляющий удивленно вскинул голову.

— Это не считается… Минутку! — Он потянулся к телефону и нажал кнопку. — Юридический отдел, пожалуйста… Попросите адвоката Лагарда. Доброе утро! Тут у меня один господин застраховался на случай смерти при исполнении служебных обязанностей и хочет вступить в легион… Как?… Спасибо… — Он положил трубку. — Вы правы. Если вы умрете в легионе, мы уволим того, кто оформлял вам страховку. Надо было точно указать род деятельности, поскольку профессиональная армия тоже существует.

— Значит, вы согласны выплатить мне половину страховки, пять тысяч долларов? Не то в легионе я использую первую же возможность, чтобы умереть.

— Послушайте, мсье, оставим все как есть. Несолидно нарушать сделку. Придумайте что-нибудь еще.

Он встал с вежливой улыбкой и проводил молодого человека до двери.

Голубь кипел от негодования.

— Вы вспомните еще бессонными ночами о человеке, которого видите сейчас перед собой! — яростно выкрикнул он. — Вас замучат угрызения совести, вы будете метаться в рыданиях по подушке…

— Рад буду сделать это для вас, мсье, раз уж ничем другим не могу помочь, — учтиво ответил управляющий. — Угодно еще что-нибудь?

— Нет. Вы думаете, я трус? Ошибаетесь. Можете не сомневаться, я умру! Мое почтение!

Управляющий склонился в любезном поклоне.

— Покоитесь с миром…

Голубь в ярости сбежал по лестнице. Не раздумывая, он сразу же отправился в форт и записался в легион.

Голубь недовольно наблюдал за собой. И что это у него вечно рот до ушей? Человек, которому предстоит умереть, должен вести себя по меньшей мере серьезно, если уж о значительности мечтать не приходится.

Он нисколько не сомневался в том, что принесет себя в жертву служебным обязанностям, прежде чем настанет срок выплаты очередного страхового взноса. А до тех пор, господин Аренкур, извольте подумать о душе! Решившись на столь страшный шаг, человек предается размышлениям или пишет дневник, а не свистит как заведенный. Однако напрасно он напускал на себя мрачность. Попытки посерьезнеть ввиду приближающейся кончины не привели ни к каким результатам.

Между тем рота новобранцев через два дня отбывала. Форт Сен Жан требовалось освободить, и новоиспеченных легионеров готовили к погрузке на судно.

Однажды утром Аренкур как раз прогуливался, старательно принимая удрученный вид, когда унтер-офицер крикнул ему, чтобы он шел на склад разбирать подштанники. Кладовщиком был старый искалеченный капрал, безжалостный кровопийца, будто созданный для того, чтобы показать этим разболтанным штатским, что такое дисциплина. Человек этот никогда не улыбался, потому что в голове у него сидел пулеметный заряд, который невозможно было извлечь.

— Кидайте сюда белье по штуке, а я буду отмечать.

— Идет.

— Молчать! Легионер не разговаривает!

Голубь виновато улыбнулся и начал бросать белье. Потом вдруг вытянулся по стойке смирно. Капрал вопросительно посмотрел на него.

— Разрешите обратиться, господин капрал: дозвольте посвистеть.

Кровопийца оторопел. Этот парень прошел армейскую выучку, по выправке видно. А ведь совсем еще мальчишка… Следовало бы его, конечно, отчитать за подобные слова, но есть у него в физиономии что-то от симпатичного пса… Черт с ним.

— Свистите, коли есть охота. С чего бы только, ведь послезавтра в Африку.

— И там люди живут… Не съедят же, во всяком случае не сразу…

И он засвистел. Да не какую-нибудь новомодную замысловатую мелодию, а старинную песню парижских извозчиков. Но уже на то, чтобы, подобно танцовщице с шалью, помахать в такт своему свисту ночной сорочкой, прежде чем грациозно кинуть ее капралу, он не стал просить особого разрешения. У парня явно не все дома, это точно.

• Предыдущая
• 3/44
• Следующая