Выбери любимый жанр

Ссыльнопоселенец - Стрельников Владимир Валериевич - Страница 56


Изменить размер шрифта:

56

И мы вышли, прикрыв дверь офиса…

— Твою мать! — Выматерился я, глядя на весело скалящий зубы череп. — Гребаный людолов. Надо было ему кишки на голову намотать.

— Крутые развлекухи у вас в морпехии, — уважительно покачал головой Федор, вытаскивая из другого угла длинный сверток из мешковины. Закинул его наверх, в зимовье. Сверток громко брякнул о доски, наверное, оружие. — А что с этим делать будем? Хоронить?

— Хоронить где? — я снова поглядел на останки какого-то бедолаги. Хотя, очень вероятно и то, что это один из людоловов, который что-то не поделил с главарем. — Соберем в мешок, и в полынью. Благо еще не все реки замерзли. Что там у тебя?

Федор разрезал мешковину, и на свет божий выглянули стволы двух винтовок. Потом выпали револьвер, и пара планшетов. Может и старатель был этот бедолага, или копатель, сейчас уже не узнаешь. Хотя, я взял коннектор, вытер его и спрятал с поясную сумку. Отдам Сэму, может родне переправит.

— Хоть что-то, — удовлетворенный Федор аккуратно обтер планшеты. А я взял одну из винтовок. Людолов обильно смазал ее, так что совершенно не заржавела. Винчестер образца тысяча восемьсот девяносто пятого года, под нашу «девятку». Отвел вниз скобу, поглядел в ствол. Мда, придется хорошенько вычистить, ничего из-за масла не видать. В любом случае, пойдет в коллекцию. А планшеты сначала Вере надо отдать. Кстати, за тот, оживший, нам светит очень серьезная премия. Очень, настолько, что я с Верой решили потратить ее на автомобили. Не знаю, что будет дальше, вряд ли за каждый оживший комп нам будут платить по десять тысяч здешних кредитов, потому и решили ее не тратить, а взять товаром.

— Ну что, поехали дальше? — Федька посмотрел на мешок с костями. — Точнее, сначала вернемся до речки, а потом до следующего зимовья.

— Поехали. — Я вылез из подпола. Поглядел на невинно лежащую головану. — А ты, Герда, так больше не шути, ясно? Нехорошо это, над друзьями насмехаться.

Голована переслала мне видение закапывающей кость собаки, и веселую волну. Ну да, я заметил, что отношение к жизни и смерти у Герды весьма специфическое. За меня или Веру она насмерть стоять готова, но ее совершенно не беспокоит чья-либо чужая гибель, людей или зверей. Впрочем, так наверное для нее правильно.

— Пошли, подруга. — Я подхватил лопату, мешок с костями неизвестного, повесил на плечо приглянувшийся винчестер. Подхватил лежащий на грубом столе свой марлин, и толкнув тяжелую дверь, вышел на улицу, прищурившись от веселых солнечных зайчиков, отраженных чистейшим снегом вокруг. Проваливаясь, и хрустя снегом, подошел к саням-розвальням, и сгрузил все на солому. Мешок с останками положил подальше, чтобы и я не мешал, и мне не мешали.

Кобыла переступила с ноги на ногу, и тихонько заржала.

— Ну, и чего тебе? А, носительница мула? — я потрепал ее по гриве, проверил сбрую. Нет, все нормально, нигде ничего не натерло, все так, как и должно быть.

— Держи, попрошайка. — И протянул лошади кусочек сухаря.

— Балуешь ты ее, Матвей. — Федька сгрузил остатки на сани. — Прикинь, в карабине патроны были. Бандит он и есть бандит, так найдет кто — и застрелит случайно или себя, или друга.

— Да уж. — Я покачал головой. Честно скажу — даже не пришло в голову проверить вторую винтовку насчет патронов. Ну не мог я поверить в то, что кто-то в схрон спрячет заряженное оружие. — Надо учесть на будущее, мало ли что.

— Садись, учетчик. Нам до темна надо до следующего зимовья добраться, поехали. А еще нужно этого похоронить. Но, пошла! — И Федор слегка стегнул вожжами кобылу. Блин, ну никак я ей имя не придумаю. Федьку попросить, что ли?

В небольшой речушке видимо было сильное течение, и потому ней было прилично полыней, не затянутых льдом. В одну из таких полыней и ушел мешок с незнакомцем.

— Ну, суди его, Господи, не по делам его, а по милости твоей. — Федька забрался на сани, подождал, пока усядусь я и Герда, и тронул кобылу вожжами. — Пошла, родимая!

Фыркая, лошадь весело тащила сани по неглубокому снегу, Федька что-то негромко напевал, Герда лежала и смотрела на дорогу вперед, а я лежал и переписывался с Верой короткими сообщениями. Ну, и заодно смотрел со спутника те места, куда нам ехать. А потом просто заснул, убаюканный размеренной дорогой.

Меня разбудило глухое, утробное рычание Герды.

— Федь, стой! — Я соскочил с саней, подхватив свой марлин.

— Тпрру, родивая! Стой! — Федор натянул вожжи, останавливая лошадь. — Что такое?

— Зимовье далеко? — мне совершенно не нравилось, то, что мне передела моя голована. А она передала ощущение злого шерифа Щучьего, примерно так же, как и когда я столкнулся с людоловами.

— Да нет, километра два-три осталось. Ты же продрых пять часов почти, ночь скоро. — Федор потянулся за винтовкой. Взяв ее в руки, снял с предохранителя, и положил на колени. — Что стряслось?

— В зимовье кто-то есть! — Сейчас я пытался найти спутник, но как назло он ушел на другой оборот, и придет сюда не раньше, чем через сорок минут. Хотя, запись с прошлого оборота показала следы около зимовья, которых не было в те разы, когда я смотрел записи со спутника утром. И дым из трубы, тоже совершенно мне не нравится. — Так точно кто-то есть, Федя, и Герда считает, что там очень плохие люди.

— Вот оно что, — Федька соскочил с саней, и взял кобылу под уздцы. — Понятно, тогда давай лошадь с санями оставим здесь, а сами на снегоступах пройдем, аккуратно посмотрим.

— Волки ее не сожрут, пока нас нет? — поинтересовался я больше у Герды. В ответ та прислала, что волков здесь нет, а пара рысей только что задавили косулю, и их мы совершенно не интересуем. — Ну, тогда это неплохо. Пошли, Федь. Герда, с нами пойдешь? Давай, тогда забирайся на закорки.

Я устроил Герду поверх своего рюкзака. Снег глубокий, у Герды и лапа увечная, и вообще ноги коротковаты. Следом за Федькой я пошел через опушку, и дальше, мимо белых стволов берез. Красивая роща, тихая. Но вот скрываться в ней я бы не стал, все насквозь видать. Впрочем, на опушке кусты заснеженные, прикроют на выходе.

Снегоступы оставляли широкие, длинные следы, но идти на них было одно удовольствие. Снежный покров был кое-где больше метра глубиной, что показывали альпештоки, которые помогали нам идти по лесу. В таких местах ходить удобнее, опираясь на три конечности. Герда жарко дышала мне в затылок и ухо, порой облизывая его. В очередной раз я не выдержал, и попросил головану не делать этого. На что та сумела передать, что ей очень нравится вкус моего пота. Вот паразитка!

— Так, Федь, не торопимся. Скоро опушка, — Карта со спутника показала, что мы примерно в трехстах метрах от большой поляны, где и было расположено зимовье. Так, кстати, пять верховых лошадей, и примерно такие же, как и у нас сани. Минимум пятеро.

С поляны донесся звонкий, полный боли девичий крик, потом приглушенный мужской смех и голоса.

— Осторожно! — Мы с Федором выглянули из-под кустов. Два мужика волоком тащили за обнаженные ноги дергающуюся и сопротивляющуюся молодую женщину. Светлые волосы расплескались за ней по снегу, стелясь и обрисовывая неровности. Около зимовья девушку перехватили, вывернув руки, и завели в дом.

— И что будем делать? — Федька посмотрел на меня. А я сейчас лихорадочно приближал изображение со спутника в инфракрасном свете. Кроме как в тепловом излечении, под крышу не заглянуть никак. Герда просто определила количество бандитов как много.

— Федь, это бандиты. Наверняка какой-нибудь поселок разнесли, связи то нет. Вот и отрываются здесь, в зимовье. Про него то, мало кто знает. — Я внимательно осматривал марлин. Хорошая винтовка, но капризная.

— Это да. Я эти места знаю неплохо, но про это зимовье мы узнали только из карты людолова. — Федька кивнул, положил мосинку на сгиб руки, зубами стянул рукавицу. Сгреб немного снега, и стал жадно его есть. — Блин, пить хочу. Что термос не взяли?..

— Ничего, потерпим. Там семеро, из них одна точно барышня. Значит, пока сидим, ждем. Гадить они в любом случае будут в том клозете. — Я кивнул на торчащий неподалеку от зимовья дворовой туалет. — На обратном пути снимем одного, благо окон с той стороны нет. И выдавим все, что он знает.

56
Перейти на страницу:
Мир литературы