Наследник (СИ) - Кулаков Алексей Иванович - Страница 66
- Предыдущая
- 66/77
- Следующая
Сама «кровиночка» стояла ни жива ни мертва, не смея даже почесать слегка зазудевшие прыщи, что на лице, что на задн… Кхм, и на других местах. Хотя зуд-то не утихал, а только увеличивался!
— Когда последнюю?
— На прошлый год, как снега легли.
«Не то. Значит, остаются подружки и дворня».
— Сколько служанок у княжны?
— Двое, милостивец, Мавка и Домка.
— Привести.
Через пять минут в горницу, в коей повисло тяжелое молчание, неслышными тенями проскользнули две скромно одетых девицы-подростка, лет этак тринадцати-четырнадцати. Одним плавным и гибким движением утвердившись на ногах, наследник буквально впился глазами в юную челядинку с красивым, но бледным и немного печальным лицом, небрежно повелев второй:
— Поди прочь.
Подойдя к служанке вплотную и начисто игнорируя насторожившуюся княжескую семью, мальчик очень тихо спросил:
— Как тебя зовут?
— Домною кличут, батюшко-царевич.
— Сколько тебе лет, Домна?
— Дюжина с половинкою, батюшко-царевич.
— А есть ли у тебя братья?
— Сирота я, батюшко-царевич.
— Из каких будешь?
Князь Дмитрий Иванович не вытерпел, лишь чуть-чуть опередив свою излишне бойкую жену.
— Из детей боярских, государь-наследник. Отец ее, Пафнутий Дивеев, у батюшки моего в десятниках служил. Лет с шесть назад моровое поветрие было — так и он, и жена его, и двое детишек…
«Черт! Впрочем какая разница. Я ее хочу!!!».
Еще раз оглядев девичий Узор, заметно отличающийся от его собственного, и слабо, очень слабо — но все же переливающийся силой маленький источник, Дмитрий почувствовал радостное возбуждение. На лице его, впрочем, так ничего и не отразилось:
— Милостью Его, твоя дочь, Дмитрий Иванович, избавлена от падучей.
Осекшись на полуслове, князь неверяще замолчал, затем медленно перекрестился и снял тафью:
— Хвала Господу нашему. Государь-наследник, я жеж, кха-кха, до гробовой доски за тебя!..
— Пустое. Не я, но благодать Его исцеляет, ему и благодарность возноси. Делом.
Хозяин дома, пару раз сморгнув, машинально вернул шапочку на место:
— Государь-наследник?..
— Водя доверенные тебе полки, побеждай уменьем, а не числом, и всегда будь верен. Тогда милость и ласка… Господня пребудет с тобой до конца дней твоих.
Радостно хлопотавшая вокруг залившейся слезами радости дочки Евдокия Никитична этой крохотной, но очень важной паузы не расслышала — а вот двадцатисемилетний князь ее весьма четко уловил, и моментально понял. Хотя поверить в то, что внезапное внимание великого государя Иоанна Васильевича и последующее возвышение были делом рук старшего из царевичей, ему было очень и очень сложно. Целить — это одно, а думать и речь держать, как взрослый муж, это ведь совсем другое!..
— Домна. Что у тебя здесь?..
Указательный палец в черной перчатке легонько ткнул челядинку в предплечье.
— Так это… Ничего, батюшко-царевич?
— Здесь?
В этот раз легкое касание вызвало к жизни болезненную гримассу.
— Ничего, батюшко-царевич.
— Ты хочешь, чтобы я повелел тебе обнажиться? Что у тебя там?..
Покраснев малиновым цветом, несчастная служанка что-то неразборчиво пролепетала, затем зажмурилась, словно перед прыжком в ледяную воду, и едва слышно призналась:
— Синец.
— Откуда?
— Упала неловко, батюшка-царевич.
— Экая ты слабая да неуклюжая. А еще лгунья.
Чуть наклонив голову, десятилетний мальчик ласково погладил сначала предплечья окаменевшей от неожиданности челядинки, потом бока, а напоследок возложил руки и на ее уже вполне заметную грудь.
— Теперь не болит?
— Н-неболит…
— Вот и славно. Странные какие у тебя отметины. Не от удара. Не от укуса.
Перехватив взгляд, полный страха и какой-то беспомощной обреченности, направленный куда-то ему за спину, царевич Димитрий слегка довернул голову, уперевшись взглядом в уже успокоившуюся княжну. Развернулся полностью и задумчиво протянул, уперевшись потемневшими глазами в перспективного воеводу царства Московского:
— Красивые у тебя челядинки, Дмитрий Иванович. Неуклюжие, правда, но красивые.
Намек вышел столь неожиданным и отчетливым, что Хворостинин за малым едва не поперхнулся. Скажи это кто из набольших людей царства, или, паче того, сам великий государь — он бы без малейших сомнений расстался с глянувшейся им девицей, пригретой у него в доме только лишь из христианского милосердия. Но услышать такое от отрока десяти лет?!.. Впрочем, это все же не помешало ему вымолвить все положенные в таких случаях слова, даря челядинку дочери юному наследнику.
— Благодарствую, князь.
Вновь повернувшись к челядинке, мальчик чуть приподнял подрагивающий подбородок служанки — так, чтобы она смотрела прямо на него:
— Хочешь служить МНЕ, Домна Дивеева?
Шалая от столь резких перемен в своей судьбе, девица вновь что-то неразборчиво пискнула.
— Громче.
— Да, царевич-батюшка!!!
— Чудно.
Еще недавно синие зрачки полностью сменили цвет на черный.
— Ты вся моя, помни это. А теперь — ответствуй своему господину, что за отметины у тебя на руках, на теле, бедрах и груди?
— От щипков, царевич-батюшка.
Вновь проследив взгляд, отрок улыбнулся. Очень неприятно.
— Собирай свои вещи, и жди на подворье. Ступай!
Взамен выметнувшейся из горницы челядинки в нее проскользнули два чернокафтанника, устроившись по обе стороны от двери с таким видом, будто они всегда здесь и стояли.
— Княжна Авдотья. За какие вины ты наказывала свою БЫВШУЮ челядинку?..
Видя, как та нерешительно открывает рот, Дмитрий мягко ее приободрил:
— Солжешь, падучая разом вернется.
Одинадцатилетняя княжна с удивительной мудростью решила промолчать. А потом, по зрелому размышлению, и вовсе качественно сымитировала обморок. Хмыкнув, царевич повернул голову к хозяйке дома:
— Ты знала?
Понурившись, Евдокия Никитична едва заметно кивнула.
— Истязания и издевательства над беззащитными угодны лишь падшему. Мое кольцо.
Вздрогнув, как от удара, княгиня послушно избавила дочь от янтарного украшения, подрагивающими руками возложив его затем на узкую детскую ладонь.
— Мир дому сему.
Растерянный, и мало что понимающий хозяин догнал своего гостя уже ближе к выходу из дома, после чего невольно замешкался. Первенец великого государя возрастом мал, но речами и поступками вельми разумен, к тому же явно сердит на его жену и дочь… Поняв затруднения Хворостинина, царственный отрок немного замедлил шаг и со странной усмешкой заговорил:
— Жила-была девочка. Когда Господь прибрал ее родных, горе чистой души было столь велико, что в утешение Он ниспослал ей дар целить. Слабый. Но вместе с тем все же достаточный, чтобы приютившая ее семья навсегда позабыла о любых хворобах. Если бы только проявила к ней чуть больше любви и внимания…
Повертев между пальцев невзрачное колечко, Дмитрий протянул его своему взрослому тезке:
— Передай тому, кто нуждается в нем более всех.
— Благодарствую за доверие и ласку, государь-наследник!
— Пустое. Доброго тебе дня, князь.
Отбив три десятка поклонов вслед старшему из царевичей и проводив долгим взглядом тонкую фигурку девочки-подростка, поспешающую вслед за вороным аргамаком, Дмитрий Иванович Хворостинин огляделся вокруг, с трудом удерживая спокойствие.
— Ну, бабы!!!
Впрочем, шагая по словно бы вымершему дому, он с каждым мигом успокаивался все больше и больше — какой смысл жалеть о потерях? Лучше позаботиться о том, чтобы их больше никогда не было. Поэтому, по возвращению в «гостевую» горницу, где в три ручья самозабвенно рыдали жена и дочь, а вокруг них растеряно суетилась вторая челядинка княжны Мавра, он уже обрел привычный покой, и даже успел найти способ, как исправить упущения в воспитании своей старшенькой.
— Батюшка…
— Цыц! Доньку в монастырь, до самого замужества.
В этот раз обморок у одиннадцатилетней Авдотьи получился без малейшего притворства. Три, а то и все четыре года под строгим надзором монашек и на одном лишь хлебе и воде!..
- Предыдущая
- 66/77
- Следующая