Наследник (СИ) - Кулаков Алексей Иванович - Страница 36

• Предыдущая
• 36/77
• Следующая

— Батюшка. Матушка.

Почтительно поцеловав отцовскую руку, и коротко поклонившись царице, наследник без всяких глупых вопросов принялся целить. Обнаруженные на той самой руке (вернее, ладони) царапины и удивительно четкие отпечатки чьих–то зубов.

— Кгхм!.. Митя.

Мягко забрав у сына пострадавшую от жены конечность (впрочем, десница уже совсем и не болела), Иоанн Васильевич подвел первенца к мачехе и не вдаваясь в лишние подробности указал на след от шелковой удавки. Мария, высокомерно взглянув на пасынка, молча задрала подбородок вверх, позволяя малолетнему целителю разглядеть синюшную «красоту» во всех ее подробностях. И не удержала легкой дрожжи, когда прохладная ладонь легко прижалась к пострадавшей гортани — ибо прохлада резко сменилась морозной свежестью, растекшейся по всей шее. Затем почти без перехода обернулась жгучим огненным ошейником, и постепенно остыла до ласкового тепла. Словно тысячи иголочек нежно кололи ее кожу, затем тепло тонкой змейкой скользнуло вниз по позвоночнику, растеклось по животу и груди, и великая государыня постепенно начала ощущать некое сладкое… Неудобство.

— Довольно!..

Отбросив от себя руки пасынка, царица чуть ли не бегом удалилась в свои покои — впрочем, Иоанн Васильевич успел заметить, как сильно побледнела синяя полоса у нее на шее, превратившись в почти неразличимый след, а так же полыхающие сильным румянцем щеки.

— Помазать любым ароматическим маслом.

Царевич Дмитрий, ничуть не огорчившийся паническому бегству пациентки, неопределенно покрутил кистью рядом с собственной шеей. Помолчал, а потом с вопросительной интонацией обратился к отцу:

— Батюшка?

— Ступай Митенька, спаси тя Бог.

Выйдя из родительских покоев, мальчик направился было в сторону собственных (призвали его так рано, что он не успел позавтракать), но вдруг ненадолго замедлил шаг и тряхнул гривой. Остановился, проводив взглядом троицу царевых стольников, несущих на вытянутых руках истекающие вкусными ароматами блюда, и кравчего, бдительно их конвоирующего. Еще раз тряхнул отросшими уже до поясницы прядями волос и повернулся к верной Авдотье:

— Я буду утренничать с Ваней.

Средний из царевичей, сравнительно недавно (и года не прошло) переехавший из женской половины дворца в личные покои, каждый приход старшего брата воспринимал как маленький праздник: ведь только он умел из любого скучного занятия сделать увлекательную игру или соревнование; только он мог объяснить сложные вещи так, что они становились простыми и доступными; знал целую тысячу историй… А еще, в его присутствии можно было немножко попроказничать и посмеяться, ибо даже личная челядинка и дядька–наставник семилетнего царевича не делали Ивану никаких замечаний. Не рисковали.

— Митя?..

Потрепав сонного братца по непослушным (семейное!) вихрам, Дмитрий чуть приподнял его подбородок, осмотрел, и отправил обратно в Опочивальню:

— Умой глаза.

— Я уже!..

— В этот раз сделай это с водой и мылом.

— У-уу!..

Тихо бурча себе под нос что–то неразборчивое, малолетний царевич покорно поплелся обратно, общаться с нелюбимым рукомойником, — а пока он отсутствовал, стольники царских сыновей временно объединились в одну большую команду и довольно шустро притащили еще один поставец. Вернее, перетащили его из расположенных невдалеке покоев наследника, вместе с уже выставленными на нем блюдами. Крестовой дьяк отточенной скороговоркой пропел–прочитал молитву, все дружно перекрестились… Минут через пять, уже наполовину одолев содержимое своей тарелки, Дмитрий подметил небольшие затруднения у брата:

— Вилкой удобнее.

Тот, старательно удерживающий на своей ложке довольно крупный кусок отварной куриной грудки, и пытающийся при этом от нее еще и откусить, на мгновение отвлекся.

Плюх!.

С досадой поглядев на коварный кусок белого мяса, средний сын царя мстительно ткнул в него ложкой и с легкой завистью покосился на старшего, с удивительной легкостью разделывающегося со своей грудкой. При помощи той самой двузубой серебряной вилки и небольшого ножа.

— А отец Меладий говорит, что такими вот вилами, только побольше, черти в аду бросают грешников в котлы с серой огненной.

Отпив глоток пшеничного кваса, наследник аккуратно вытер губы и руки небольшим рушником с затейливой вышивкой:

— А твой духовник случайно не рассказывал, что такими вот вилами, только побольше и из дерева, черносошные крестьяне перекидывают свежескошенную траву, сено и навоз? А при случае и крымских татей ими привечают?

Взяв в руки адское орудие труда, уменьшенное примерно в сотню раз, и столовый ножик с закругленным кончиком, десятилетний мальчик в два движения отрезал очередной кусочек.

— Н-нет?..

— А про то, что при помощи таких вот ложек древние римляне метали камни?

— Нет?

— Тогда, быть может он упоминал про трезубец, которым в старину воевали греки?

— Неа.

— Ты кушай, кушай!

Без особого интереса ковырнув ложкой остывшую курятину, Иван по примеру брата взял в руки нож, и потянулся к вилке.

— Вот, другое дело. Есть еще двузубая острога на рыбу, стрелы с таким наконечником… И самое главное. Батюшка НАШ за столом использует нож, ложку и вилку, а значит так же должно поступать и нам.

— Ага.

— Вилы же у чертей немного не такие. Я тебе потом как–нибудь их нарисую.

Словно по команде, все присутствующие разом замерли и вытаращили глаза.

— Тем более, ты царевич, значит и за грехи с тебя спрос иной.

— Это как?

— А вот доедай, и узнаешь. Кстати, если пожелаешь, мы с тобой сегодня же сходим в мастерские и попросим сделать нам вилки с четырьмя зубцами. Хочешь? А после полдника с горки покатаемся.

Вместо ответа семилетний хозяин покоев энергично вгрызся в грудку. Окинув кравчих и стольников выразительным взглядом, наследник разом вернул их к жизни — тихонько забренчали, укладываясь в стопку, опустевшие блюда, утащили обратно второй поставец, принесли небольшую бадейку с душистой водой, дабы сполоснуть руки…

«И главное, никто не торопится на выход».

— Доел? Пошли ко мне.

Уходящих царевичей провожало шесть сожалеющих мужских взглядов, да и от идущих позади верховых челядинок тоже прямо–таки волнами исходило любопытство. Зайдя в Переднюю и добравшись до комнаты для занятий, наследник развернулся и вопросительно вздернул бровь, глядя на личную служанку брата — Авдотья тут же дернула ее за рукав, останавливая на пороге Комнаты, и с легким поклоном закрыла дверь.

— Куда?!

Семнадцатилетняя Гликерия досадливо вздохнула, и просительно посмотрела на негласную «хозяйку» покоев.

— Ну интересно ведь! А? Я тихонечко послушаю.

— Даже и не думай, сразу заметит, и прогневается. Или ты оглохнуть хочешь?

Слегка побледневшая девушка от такой перспективы невольно перекрестилась, опасливо уточнив у двадцатилетней «старухи»:

— А что, может?

Тем временем Иван, даже и не предполагая, как тяжко мучается от неудовлетворенного любопытства его служанка, с разбега плюхнулся на ложе старшего брата.

— Смотри.

Четкими штрихами Дмитрий нарисовал на малом листочке бумаги вилы.

— Протыкать ими хорошо. Но ведь чертям надо не проткнуть, а подхватить грешную душу и удержать в котле. Так?

— Так, Митя.

— Значит, вилы должны быть с зубчиками или небольшой перекладинкой — как у остроги, или охотничьей рогатины. На вот, подрисуй, как все должно быть.

— Ага!

Внимательно разглядев и осмыслив рисунок, младший довольно уверенно внес все необходимые поправки.

— Вот. Мы ведь будущие воины, и оружие врага должны знать наперед. Любого врага.

Иван чуть расправил худенькие плечи и горделиво покачал головой: все правильно, брат, они воины. Да! Потом что–то вспомнил, и аж заерзал от нетерпения:

— Митя, а как спрашивают за грехи с царевичей?

Неторопливо свернув исчерканную свинцовым карандашом бумажку и сунув ее за голенище короткого сапожка, наследник внимательно посмотрел на брата.

• Предыдущая
• 36/77
• Следующая