Корни зла - Рейн Сара - Страница 56
- Предыдущая
- 56/102
- Следующая
С Конрадом обращались так же? Его заставили носить желтую метку, избивали до этого неживого состояния, до состояния раболепного подобострастия? Сильнейшая боль пронзила сердце Алисы, когда она подумала об этом.
Во время этой кошмарной поездки на поезде все цвета и весь свет, казалось, исчезли из мира. Я вернулась в один из своих фильмов, думала Алиса, то и дело погружаясь в полудрему или выныривая из нее, случайно получив возможность сделать несколько шагов и размять сведенные судорогой мышцы. Все постепенно становится черным, мрачным и наполненным тенями. И определенно романтического спасения в финале не предвидится. На самом деле я вообще не уверена, что финал состоится. Нет, я не буду думать об этом. У меня будет шанс сбежать. Может быть, когда мы приедем на станцию?.. Да, я подожду.
Но, когда они приехали на маленькую станцию Бухенвальд, солдаты СС были везде, и почти все они были вооружены автоматами, так что только ненормальный мог попытаться сбежать.
Истощенные пленников вытолкали из душных, дурно пахнущих вагонов и посадили в ожидающие их грузовики. Пока они ехали по городу, тяжелый диск луны начал затягиваться облаками, но было видно, что Бухенвальд и в самом деле был, как высокопарно сказал Лео Драйер, живописным городком с маленькими игрушечными домиками, церковью и гостиницей.
Резьба по дереву и производство скрипок, подумала Алиса. Винные фестивали и изготовление игрушек, а еще крошечные замки. Да, там, на холме, был замок Эттерсбург, с башенками и подвесным мостом. Это было место, куда вы могли бы приехать отдохнуть, как раз как Гете, Лист или Шиллер. Вы бы наслаждались тишиной и сказочной атмосферой этого места, и, если бы вы были так же умны, вы бы могли писать музыку или сочинять свои блестящие очерки. Но у большинства сказок есть темная сторона, и теперь, когда они выехали из городка, дорога уже начинала казаться одинокой и зловещей. Словно вы попали в сон, где безопасные, знакомые вещи неожиданно стали полными угрозы, так что сон превратился в ночной кошмар.
В грузовике было темно, но Алиса могла видеть, что они выехали из города и что по бокам дороги росли буковые деревья. Было ли сейчас достаточно темно, чтобы выпрыгнуть и положиться на удачу, и смогла бы Алиса добежать к спасительному прикрытию леса до того, как солдаты стали бы стрелять в нее? Она как раз пыталась решить это, когда грузовик с громыханием повернул и перед ними появились громадные металлические ворота — массивное, тяжелое сооружение, подобное воротам в огромный замок.
Концентрационный лагерь Бухенвальд. Средоточие мрака в ночном кошмаре.
Мужчины и женщины в кузове инстинктивно прижались друг к другу в поисках утешения. Даже из грузовика Алиса могла видеть высокий забор, окружающий все сооружение, а за забором располагались бесконечные ряды бараков. Охранные вышки стояли по периметру забора, с большими черными дулами орудий, вмонтированных в них. Ужасное холодное одиночество плотным кольцом сомкнулось вокруг Алисы. Никто не знает, где я. Конрад не знает, и Дебора не знает. Нет никакой надежды, что кто-то найдет меня здесь.
Ворота медленно сдвинулись с места и бесшумно открылись, как будто сработала какая-то невидимая машина, и грузовики въехали внутрь. Алиса бросила взгляд назад и увидела, как ворота закрылись. Ее заперли в ночном кошмаре.
Глава 24
Люси почти закончила презентацию фильма ужаса для спутниковых телекомпаний и была вполне довольна проделанной работой. Ее идея обставить все это как ироничный ужастик вроде бы очень хорошо сработала. Технический отдел записал для нее кусочек «Трели дьявола» Тартини, чтобы использовать его в качестве вступления к «Сонате дьявола», и, хотя там были какие-то проблемы и спор об авторских правах со звукозаписывающей компанией, включившей эту музыку в свой последний сборник полу— и квазирелигиозной струнной музыки, Люси думала, что эта борьба того стоила, потому что музыка помогла создать ужасающую атмосферу при просмотре фильма.
Люси монтировала последний вариант видео— и аудиоэффектов — она нашла кое-какие красивые куски страшных кадров из старой версии «Дракулы» Тома Слотера, и их можно было бы взорвать на экране с помощью спецэффектов или, может быть, окрасить их в подходящий кроваво-красный цвет. Люси провела два веселых дня в звуковом отделе, помогая им создать для нее звук крадущихся шагов и скрипящих дверей.
Но с тех пор, как она нашла старую кинохронику с Лукрецией на борту стратолайнера Говарда Хьюза, лицо черноглазого ребенка рядом с ней все время вставало между Люси и нечеткими черно-белыми лицами из фильмов, с которыми она работала. Вернулось и знакомое неотвязное любопытство из детства: узнать правду об Альрауне. «Кто ты? — говорила Люси призрачному ребенку на экране. — Кем ты была? Если ты действительно существовала, что с тобой стало? А вдруг, даже если я найду тебя, выяснится, что ты была в этой хронике только потому, что ты — сын или дочь кого-то члена экипажа или ребенок друзей Лукреции, которого она сопровождала на какой-то швейцарский курорт или обратно».
Если бы тетя Дебора была жива, Люси показала бы ей запись. Тете Деб это бы понравилось, и она, возможно, знала реальные обстоятельства поездки Лукреции в Швейцарию или ее возвращения оттуда. Она могла бы вспомнить какой-нибудь неприятный эпизод скандала вокруг Лукреции и Говарда Хьюза, и Люси даже, может быть, смогла бы заставить ее сказать, мог ли ребенок на пленке действительно быть Альрауне. Люси снова почувствовала боль от утраты тети Деб, которая рассказывала все эти истории, и она вспомнила, как всегда верила, что тетя Деб знала об Альрауне гораздо больше, чем когда-либо говорила.
Был ли кто-то еще, с кем она могла бы поговорить об этой хронике? Эдмунд? Эдмунд, слегка медлительный и педантичный, не любил Лукрецию и всегда больше интересовался семьей Деборы Фэйн. Ему не нужно было рассказывать об Альрауне, потому что он точно так же, как Люси, был знаком со всеми этими рассказами, слухами и размышлениями с детства. Он был однозначно самой правильной кандидатурой, но Люси сомневалась. «О, Люси, под этим строгим внешним видом ты в душе так романтична», — сказал Эдмунд в тот вечер, а потом был так неожиданно настойчив, когда они варили кофе. «Или моя память делает все несколько более сексуально заряженным, чем оно было на самом деле?» — думала Люси. Даже если так, ей было неловко звонить Эдмунду, хотя он бы, конечно, захотел узнать об этом кусочке прошлого, который она нашла. Она как раз решала, звонить ему или нет, когда раздался звонок инспектора Дженни Флетчер.
— Мы не встречались, — сказала детектив довольно резко, но вежливо, — однако я, разумеется, знаю, кто вы, и думаю, вы знаете, что я руковожу расследованием убийства Трикси Смит.
— Да, конечно, — ответила Люси, ожидая, что инспектор захочет узнать о той первой встрече с Трикси.
— Я хотела попросить вас об одолжении.
— Об одолжении? — Это застало Люси врасплох. — О каком одолжении?
— Я хочу узнать об Альрауне.
— А, — сказала Люси слегка безучастно, — о фильме или о ребенке?
— О фильме. Какой он? Я имею в виду — о чем он?
Люси казалось, что инспектор Флетчер знала об Альрауне уже довольно много — и о вымышленной, и о настоящей, — но необходимость сосредоточиться и пересказать сюжет фильма неожиданно успокоила Люси. Она сказала:
— Ну, я никогда не читала первоисточник, но знаю, что книга довольно странная.
— Я так и думала.
— Это что-то типа «Франкенштейна», только героиня — женщина: девушка, которая была зачата в тени виселиц в результате эксперимента и названа Альрауне в честь корня мандрагоры, растущего под виселицами из-за... ну, возможно, вы знаете старое поверье о повешении, да?
— Спонтанный выброс спермы в результате спазма? Да, я знаю.
Люси подумала, что это была приятная, изящная и весьма подходящая медицинская формулировка.
Она сказала:
— Альрауне была зачата... э... силой мандрагоры, думаю, так. Она прекрасна, но она само зло, и в конце она уничтожает себя и измученного гения, который создал ее. Может быть, если бы «Франкенштейна» соединили со «Свенгали»...
- Предыдущая
- 56/102
- Следующая