Высадка в Нормандии - Бивор Энтони - Страница 22

Часть планеров вообще пролетела мимо посадочной площадки. Один при посадке угодил на мину и взорвался. Другие сели в затопленных районах – это хотя бы смягчило удары при посадке. Пилотам надо было не забыть снять бронежилеты прежде, чем прорубать отверстия для выхода в бортах: вода местами была довольно глубока.

Прибывшие на планерах пехотинцы в эти минуты были особенно уязвимы, если оказывались вблизи от позиций немцев. «Приземлившись, – писал один пилот, – мы обнаружили, откуда стреляют немцы, которые чуть-чуть не попали в меня еще в воздухе. Там был блиндаж, а в нем с десяток насильно мобилизованных поляков под командой единственного немца. После того, как посадочный десант с нескольких планеров, в том числе и нашего, обрушил на блиндаж град пуль, противник прекратил сопротивление. В блиндаже стало тихо, потом раздался один-единственный выстрел. Затем мы услышали громкие возгласы, смех, и поляки вышли наружу, высоко подняв руки. Воевать против американцев они не собирались, поэтому просто пристрелили унтера-колбасника».

Со стороны мирных французских граждан реакция тоже могла быть непредсказуемой. Очень многие угощали парашютистов омлетом и блинчиками, предлагали хлебнуть кальвадоса[69], но были и такие, кто боялся, что американцы скоро уйдут, а немцы вернутся и отомстят. Впрочем, эти страхи не мешали крестьянкам бегать на поле и собирать парашюты, кому сколько удастся: шелк в хозяйстве лишним не будет. Неудивительно и то, что флегматичных нормандских крестьян, редко выезжавших за пределы своей деревни, сильно смутило это неожиданное нашествие чужаков. Солдат 101-й дивизии вспоминал, как он с товарищами остановился поговорить с тремя французами. Один из крестьян повернулся к своему соседу и сказал, указывая на вымазанное сажей лицо парашютиста: «Ну вот, ты теперь и американского негра повидал».

Несмотря на ожесточенные небольшие перестрелки, серьезные бои пока не начались. Но с рассветом, как понимали десантники, немцы начнут контратаковать большими силами. Больше всего парашютисты беспокоились, удастся ли основной десант с моря. Если 4-я пехотная дивизия не закрепится в секторе «Юта» и не пробьется через затопленные районы, чтобы соединиться с парашютистами, тогда те будут обречены.

Генерал Эйзенхауэр, проводив 101-ю воздушно-десантную дивизию на аэродроме Гринем-Коммон, в 01:15 вернулся в свой автоприцеп, сверкающий изнутри никелем. Некоторое время он сидел и молча курил. Адъютант Гарри Бутчер тогда не знал, что верховный командующий уже написал свое заявление на случай, если операция «Оверлорд» потерпит неудачу.

Через два-три часа позвонил с предварительным докладом Главный маршал авиации Ли-Мэллори, тот самый, который предсказывал катастрофу десантникам, высаживающимся на полуострове Котантен. Бутчер немедленно доложил Эйзенхауэру. Верховный командующий, будучи не в силах спать, лежал на койке, читал вестерн и беспрерывно курил. Из 850 транспортных самолетов, на борту которых находились американские десантники, немцам удалось сбить только 21. Потери англичан были еще меньше: всего 8 самолетов из почти 400. Ли-Мэллори уже составлял письменное извинение, которое должно было показать его полное раскаяние и в то же время дать ему возможность сохранить лицо: «…Позвольте поздравить Вас с тем, что, представ перед тяжелым выбором, Вы проявили такую мудрость». Оба военачальника, однако, хорошо понимали: высадка воздушного десанта – всего лишь первый шаг. А зависело все от морского десанта и от того, чем ответят на это немцы.

Вечером 5 июня те, кто вышел в море на борту десантных судов и боевых кораблей сопровождения, окидывали взглядом Саутгемптонский залив, и им казалось, что флот вторжения растянулся до самого горизонта. Многие гадали, что подумают немцы, когда увидят приближающуюся армаду – вне всяких сомнений, это был самый большой флот, когда-либо выходивший в море. Почти 5000 десантных кораблей и вспомогательных судов шли в сопровождении 6 линкоров, 4 мониторов[70], 23 крейсеров, 104 эсминцев и 152 сторожевых кораблей, а впереди расчищали им дорогу 277 минных тральщиков. Большинство боевых кораблей входило в состав ВМС Великобритании, США и Канады, но были и суда из Франции, Польши, Голландии и Норвегии.

На баке десантного корабля, перевозившего 1-ю бригаду специального назначения под командованием лорда Ловата, стоял в полевой форме и традиционном килте личный волынщик командира Билл Миллин из полка Камеронских горцев[71] и играл «Дорогу к островам». Звук далеко разносился над волнами и подбадривал экипажи других кораблей. Идею подхватили командиры еще нескольких военных кораблей: на двух английских эсминцах класса «Хант» заиграли «Поскачем на охоту» – в полную силу, через репродукторы, – а эсминцы «Свободной Франции» отвечали им «Марсельезой». Матросы-французы высыпали на палубы, размахивая от радости руками: после долгих четырех лет отсутствия они теперь возвращались на родную землю.

Караваны кораблей с разных сторон двигались к прозванной «площадью Пикадилли» точке рандеву южнее острова Уайт. Адмирал Мидлтон, находившийся на борту флагманского линкора «Рамильи», шедшего вдоль западных берегов Британии, отметил, что «судов на море становилось все больше и больше» после того, как обогнули мыс Лендс-Энд[72]. «При сильном ветре и волнении на море» «Рамильи» пробирался вперед среди уступавших ему в скорости десантных кораблей. Адмирал назвал это «увлекательнейшим спортом, особенно в ночной тьме», хотя команды малых судов скорее пугались, когда вдруг замечали, что прямо на них идет громадный линкор.

130 000 солдат и офицеров, приближавшихся с каждой минутой к берегам Франции, испытывали возбуждение, смешанное с тревогой. Фельдмаршал лорд Брэмелл[73], который тогда был юным лейтенантом, говорил, что переживал смешанные чувства: «радостное волнение от сознания, что участвуешь в таком великом деле, и в то же время опасения – а вдруг не оправдаешь возлагавшиеся на нас надежды». Складывается впечатление, что страх потерпеть поражение сильнее всего чувствовали именно юные, необстрелянные еще младшие офицеры. К нему подошел закаленный в боях ветеран и проговорил: «Не волнуйтесь так, сэр, мы за вами приглядим». Брэмелл, однако, понимал, что многие из этих солдат уже устали от слишком долгой войны. Полк, в который попал он сам, 60-й стрелковый, прошел всю кампанию в Ливийской пустыне, и трудно было не заметить, как утомились ветераны от перенесенных тягот. Кроме того, у многих англичан и канадцев в глубине сознания таилась мыслишка: а не потерпит ли нынешняя затея такое же кровавое фиаско, что и рейд на Дьеп двумя годами ранее? Почти все гадали, доведется ли им вернуться назад живыми. Многие перед самым отплытием взяли с собой камешек с берега как «память о родной земле».

В то же время почти не было таких солдат, офицеров, генералов и адмиралов, кто не осознавал бы, что принимает участие в действительно исторических событиях. Дежурный штаба американского 5-го корпуса, готовившегося к высадке в секторе «Омаха», записал в журнале боевых действий: «Вот-вот мы предпримем попытку претворить в жизнь то, что замыслили величайшие полководцы современной европейской истории: пересечем Ла-Манш и начнем вторжение».

Мозг каждого сверлил главный вопрос: знают ли уже немцы о том, что должно произойти, ждут ли вторжения? Те, кто планировал операцию «Нептун» – ту фазу «Оверлорда», которая предусматривала форсирование Ла-Манша, – не один месяц старались предусмотреть все возможные опасности, подстерегающие флот вторжения: подводные лодки, минные поля, торпедные катера, радары и немецкие ВВС. Были предприняты все мыслимые меры предосторожности.