Класс отщепенцев (СИ) - Ефимов Алексей Алексеевич - Страница 20

Декан, не раз делавший попытки проникнуть на репетиции отщепенцев, раз за разом любовался вполне невинными, и очень точными по отношению к оригиналу деталями пьесы. После чего его мягко выпроваживали, объясняя, что актеры смущаются столь высокого внимания и не могут нормально готовиться…

На всякий случай специально отобранная деканом комиссия проверила заранее установленные декорации на предмет всевозможных глупых шуток. Декорации были чисты. Тут все же необходимо сделать небольшое отступление и признать, что природа Тридрилла все‑таки взяла свое, и он подпилил перила балкона Джуны, но, как он сам оправдывался впоследствии, у него были для этого по роли самые веские основания, и общая картинка бы только выиграла за счет такого поворота событий…

И все же… Все же декан, головой отвечающий за порядок на мероприятии, пропустил ключевую деталь. Которую, собственно, от него особо и не прятали… И, занятый уже начавшимися выступлениями других групп, он так и не удосужился пересчитать всю труппу отщепенцев и сопоставить роли…

Занавес… Мягкий свет… Приветственные аккорды музыки… Высокие гости замерли в ожидании кульминации праздника — совершенно новой постановки бессмертного человеческого произведения. Ибо что может быть прекрасней возвышенной любви, воспетой поколениями? Только когда эту любовь исполняют светлые эльфы…

Явление главной героини зародило в зале небольшие шепотки, а так же легкое смещение брови у высоких зрителей. Но, пожалуй, не более того, ибо кандидатура на роль Джуны была вполне приемлема.

Джуну играла Салли. Быть может, образ бойкой, и временами задиристой рыжеволосой девушки не совсем совпадал с нежной чувственностью героини пьесы, но главное, во внешней привлекательности ей не откажешь. Тут уже Налинна хорошо постаралась, заставив, наконец, Салли отказаться от стиля в одежде «под мальчика», приведя в порядок ее непослушные рыжие вихры и сделав подходящий случаю макияж. Одним словом, конфетка получилась, может и с перчиком, но это только придало действу больший интерес.

Вдохновенный монолог, отточенные жесты… И легкий смешок, прокатившийся по залу, при явлении на сцене родителей Джуны — почтенных Капутелли. Никто ведь не сказал, что почтенное семейство не может быть слегка бородатым… Ну, или не слегка…

А вот дальше… А дальше было явление главного героя, на пару с верным другом Меркнецио, и полный грусти диалог о недоступности красавицы Росилинды… И тут надо сказать, что не все ценители прекрасного так уж хорошо знают мелкие детали начала пьесы, так что вид плачущегося гремлина и утешающего его человека поначалу не вызвал недоумения… Разве что некоторое оцепенение тех, кто помнил, что именно Ромун некогда был пламенным воздыхателем Росилинды, а не Меркнецио…

И только на сцене бала, где были задействованы практически все действующие лица, до публики дошло неладное… Хотя неладное началось еще до бала, когда кормилица наставляла прекрасную Джуну. Просто… Просто когда кормилицей является холодный скользкий ящер, пусть и с нахлобученным на голову париком… Но это еще можно было списать на авангардность постановки и недостаток актеров в труппе…

Но потом все стало на свои места — Влюбленный взгляд, обращенный на сине–зеленого карлика, тоненькая струйка слюны из уголка рта в ответ (ну переигрывал Тридрилл, переигрывал…), гневный монолог Тибида, сотрясавший своды актового зала всею мощью орксих легких… Не спасала ситуацию и трогательная сцена, когда почтенная Капутелли уговаривает сына не доводить дело до кровопролития… Для этой сцены рослому Баргезу пришлось встать чуть ли не на колено, а крохотной гномке подняться на цыпочки, чтобы нежно погладить своего названного сына по щеке… Это все равно не могло изменить будущего.

Будущего, в котором мощный Тибид убивает щуплого Меркнецио, и сам принимает свою смерть от руки Ромуна… Орк убивает человека, и гибнет от рук крохотного гремлина, а человеческая красавица, презрев объятья высокородного графа–эльфа, предпочитает принять снотворное, проданное улыбчивым мурристом, дабы не разрывать своих уз с сине–зеленым карликом. И финал, в котором гном и темный эльф произносят монолог о мире, который теперь звучит не иначе, чем дележка пирога, на которую не позвали людей…

Дружба — странное явление. Она бывает многогранной, но всегда подразумевает некое равенство и взаимоуступчивость. Кто‑то может слизывать все сливки, называя это дружественным жестом, но такая дружба долго не протянет. Дружба народов — не исключение. Уж если хочешь дружить — дружи, но о принципе «нам — все хорошее, другим — все остальное» лучше забыть, если не хочешь, чтобы против тебя ополчились все вокруг. И дело тут даже не в принципе «наших девушек не тронь», хоть вид уводимой в дурманящую даль рыжеволосой красавицы покоробил многих… И даже не в том, что попытка навязать другим расам человеческую культуру и обычаи смотрится не лучше, чем парик на ящере… Тут речь шла о большем. О роли людей в мироздании, по версии людей и по версии нелюдей. И роли эти очень отличались…

И нет истории печальнее на свете…

Министр Родшин не зря занимал столь высокое место в официальной иерархии, и не претендовал на место в неофициальной. Он умел понимать тонкие намеки. На премьере он никак не отреагировал на представленную пьесу. Точнее, отреагировал так, будто никакой пьесы там не было и в помине. Пьесы не было. А вот разговор с ректором Академии по окончании празднества был. Тихий и довольно продолжительный разговор в кабинете ректора, после чего министр неспешно покинул стены Академии Высокого Колдовства, а ректор еще некоторое время приводил свои нервы в порядок. И лишь затем вызвал на приватный разговор дожидавшегося снаружи декана. Вот этот разговор тихим уже назвать было трудно, ибо даже сквозь защищенную от подслушивания дверь периодически долетали такие слова как «возмутительное», «издевательство», «гордость», «достояние», и прочий высокопарный бред.

Дальше, быть может, в действие вступил закон нервного полураспада, или просто декан был не столь тонкой и чувствительной к искусству натурой, но когда вызванный на ковер староста группы спокойно осведомился, что конкретно не нравится руководству… Возникла некоторая заминка. Текст пьесы был каноническим. Костюмы и декорации вообще принадлежали Академии. Все действия на сцене были выполнены в строжайшем соответствии с правилами постановки и не содержали ни следа отсебятины. Состав группы отщепенцев декану был известен давно… В чем, собственно, проблема?

На заявление о недопустимости подобного отношения к чувствам людей, темный эльф сухо ответил:

— А вы представляете себе отношение к подобной постановке других рас? Тех же орков и гномов? За сцену с поглаживанием по щеке их разорвали бы на части, а род предали бы несмываемым проклятиям до самого основания. Или их чувства вас мало беспокоят? — Холодный тон, привычно скрещенные на груди руки, твердый взгляд льдистых глаз, в которых нет и капли раскаяния. — Вы видели эту сцену на репетиции, но тогда речь об оскорблении чувств какой‑либо из рас совершенно не шла. Тогда говорилось о всеобъединяющей силе искусства. А теперь вдруг кто‑то недоволен… Даже не представляю, чем именно… Актеры, на мой взгляд, сыграли безупречно. Уж всяко лучше прочих постановок в этот день. Я бы даже сказал, всю душу вложили в эту пьесу, что от студентов Академии Колдовства вроде и не требуется…

— В том то и дело, что студентов Академии! — взорвался декан. — А студенты должны уважать не только букву закона, но и дух учебного заведения! А вы над ним надругались!

— Постановка пьесы о Ромуне и Джуне была вашей идеей.

— Нет уж! Я говорил о постановке отрывка пьесы в исполнении двух светлых эльфов, а не всей вашей развеселой братии! — декана так просто было не пронять, хотя на самом деле он боялся, что его «авторство» всплывет там, где не надо — карать будут широким жестом и без детального разбора, так что сейчас важно отвести грозу. По крайней мере, от себя.