Падение - Рейб Джейн - Страница 26
- Предыдущая
- 26/122
- Следующая
Второе утро Несун встретил сидя перед плитой бледно-желтого кварца, по форме напоминающей надгробие с округлым верхом. Отшлифованная временем передняя поверхность плиты, словно зеркало из цветного стекла, отражала его вытянутое лицо, похожее на собачью морду.
Кобольд то вытягивал шею, восхищенно рассматривая отражающийся в зеркале сверкающий пейзаж, то хмуро оглядывал голубенький костюмчик с вышитыми птичками и грибочками, в который было облачено его отражение.
– Детская одежда, – прошипел он, оскорблено взирая на это безобразие. – Я ношу одежду человеческого ребенка. – Но через мгновение угрюмая гримаса сменилась широкой улыбкой, обнажившей все его мелкие острые желтоватые зубки. – Ребенок… Агу-агу.
Несун начал выпевать горловую мелодию так, как это делал Мэлдред, правда его пение было неуклюжим, фальшивым и больше походило на смесь жужжания с бульканьем. Чешуйчатые пальцы кобольда затанцевали в воздухе, как будто он дирижировал невидимым оркестром. Воздух вокруг задрожал, словно земля резко нагрелась, и вверх устремились потоки теплого воздуха, вокруг Несуна сгустилось мерцание, окутав его подобно кокону, искорки побежали по щекам кобольда, играя в пятнашки, то вспыхивая, то угасая. Он проглотил рвущийся наружу смех – ощущение магии щекотало его – и увеличил темп странной мелодии. Наконец Несун остановился, песня смолкла, яркие блики исчезли. Остался только ветер, играющий на кристаллах, словно на ксилофоне, отчего вокруг то и дело раздавался тихий перезвон. Кобольд снова обернулся к кварцевому зеркалу, и из его глубины на Несуна посмотрела не привычная собачья мордочка, а хорошенькое личико человеческого ребенка с белокурыми волосами и румяными щечками. Несун улыбнулся, и отражение показало ему голые розовые десны и два верхних зубика.
– Агу-агу, – сказал кобольд, сунул в рот большой палец, подмигнул отражению и счастливо засмеялся. – А что? У меня уже довольно хорошо получается, – похвалил он себя. – Жаль, Мэлдред этого не видел. – Несун оглянулся, дабы убедиться, что силач все еще находится в поле его зрения. – Нет, действительно хорошо получилось. – И он снова завел горловую песню, совершенно забыв о том, что должен собирать кристаллы, и полностью отдавшись магии.
Несколько минут спустя в зеркале отразился растерянный овражный гном.
– У дебя хорошо получается, и ды эдо здаешь, – гундосо сказал кобольд, подражая манере овражных гномов.
Следующим зеркало показало дряхлого кендера, седые волосы которого были собраны на макушке в толстый хвост.
– Ах, как неудачно, что я оставил свой хупак в фургоне, – посетовал Несун. – Это бы сделало образ законченным.
Но как кобольд ни старался, одежда на его «отражениях» оставалось той же.
Несун поэкспериментировал еще немного, проверяя, как долго у него получается удерживать маску, и решил, что между тем моментом, когда метаморфоза полностью завершена, и тем, когда появляется его настоящее лицо, проходит не менее десяти минут.
– Нет, у меня в самом деле получается великолепно, – довольно заявил он отражению, – В кого бы еще превратиться? Хм… О! Знаю!
Он опять сосредоточился и запел. Теперь мотив напоминал погребальную песнь, а пальцы кобольда трепетали прямо возле приоткрытого рта. Искорки на этот раз были темнее, светили глуше и собирались возле челюсти кобольда, которая, казалось, то раздувается, то опадает, из подбородка полезли пучки рыжих волос, которые становились все толще и длиннее, пока не превратились в густую темно-рыжую бороду. Брови Несуна тоже стали рыжими и разрослись на увеличившихся надбровьях над глазами, которые постепенно становились такими же большими и синими, как те сапфиры, которые лежали у него в мешке, собранные час назад. Нос кобольда раздулся, приобретя форму крупной луковицы, а чешуйчатая кожа стала менять оттенок на румяно-розовый, который только подчеркнули жемчужно-белые крупные зубы. Когда метаморфоза была полностью завершена, в кристалле отразился коренастый гном.
– Очень плохо, что Рикали не видит меня, – вслух размышлял Несун. – Она все время говорит, что до тошноты нагляделась на всяких гномов. Вот бы посмеялась!
В этот момент голубые глаза отражения еще больше расширились, и кобольд даже подавился – выше его лица в кварцевом зеркале отразилось лицо настоящего гнома. Его серо-стальные глаза были сужены, толстые пальцы сжимали древко боевого топора, лезвие которого медленно приближалось к голове Несуна.
– Мэл! – хриплым шепотом воскликнул кобольд, увертываясь.
Топор гнома рухнул в нескольких дюймах от головы Несуна и вдребезги разнес зеркало-кристалл. Осколки дождем посыпались на кобольда, и его личина начала исчезать, сползая с истинного лица, словно тающее масло. Топор снова взлетел, и Несун откатился в сторону от смертоносного лезвия, которое все же отхватило кусок его широкого рукава.
– Мэл! Мэл, на помощь! – Кобольд подпрыгнул, словно к его ногам были привязаны пружины, и рванулся вниз по склону, загребая щебень. Арбалетный болт свистнул у самого его уха, но Несун успел нырнуть за переливающийся островерхий кристалл. Рискнув выглянуть с другой стороны своего убежища, он пробормотал: – Четверо против одного. Четыре очень сердитых гнома – и я без моего хупака.
– Этот, должно быть, весит что-то около трех фунтов, ага? – предположила Рикали, передавая Дамону кристалл грушевидной формы и ровного бледно-желтого цвета.
– Что это? – спросил Дамон, принимая камень и взвешивая на ладони, после чего тщательно уложил его в холщовый мешок. Чтобы кристаллы не бились друг о друга и не обкалывались, он прокладывал каждый слой кусками ткани от разорванного плаща. У его ног стояли три полных мешка и еще три дюжины мешков уже были загружены в фургон.
– Цитрин, – ответила девушка. – Разновидность кварца. Он не такой ценный, как другие кварцы, которые мы собрали, но после обработки цитрин становится очень красивым. А этот, уверена, будет оценен дороже из-за его размера.
– Где ты столько узнала о драгоценных камнях?
Девушка улыбнулась:
– Дамон Грозный Волк, я очень рано поняла, что совсем не хочу быть такой же бедной, как мои родители, и присоединилась к малой воровской Гильдии. Мой отец вернее, и отец, и мать были полуэльфами. В общем, отец от меня отказался, заявив, что у меня слишком дурные наклонности. Сказал, что не одобряет моих взглядов на жизнь. Они были ужасно бедны, жили в деревушке на берегу залива Кровавого моря Истара. – Рикали покачала головой, как будто отгоняя неприятные воспоминания, но в ее глазах не было и тени сожаления. – Гильдия стала моей школой. Там я научилась всему необходимому, чтобы стать богатой. Ну, как отличить неудачный драгоценный камень от удачного, как определить, в каком доме много ценностей, а в каком – нет, где лучше продать краденое, как обчищать карманы и срезать кошельки с пояса. Я бы все еще была там, если бы однажды не попробовала залезть в карман Мэла, когда он наведался в доки Оплота. Он поймал меня за руку… И знаешь, что сделал? Научил меня многим другим вещам. Грабить торговые фургоны, трясти толстосумов и никогда не задерживаться долго на одном месте. Теперь никакие привязанности не могут удержать меня. К тому же мне не надо отдавать Гильдии процент от доходов. – Полуэльфийка несколько секунд изучала лицо Грозного Волка. – А почему ты раньше не спрашивал?
- Предыдущая
- 26/122
- Следующая
