Моя Святая Земля (СИ) - Далин Максим Андреевич - Страница 18

За какие-то две-три минуты сознание воздвигло укрепрайон с колючей проволокой, окопами полного профиля и пулемётными гнёздами — и не хотело впустить в себя безумную мысль, что невозможно сейчас пойти к железной дороге, сесть на полустанке в электричку и приехать домой.

А ведь невозможно, подумал Кирилл — и его спине стало холодно.

Через баррикады, выстроенные сознанием, едва пробился голос Сэдрика.

— Немного промахнулись, — говорил Сэдрик. — Совсем чуть-чуть, даже мили не будет. Вон там, — и махнул рукой, — я открыл врата, когда шёл тебя искать. Прямо чувствую, как там тепло от звезды. Так что удачно попали, как следует.

— Мы не заблудимся в лесу? — спросил Кирилл чуть дрогнувшим голосом.

— Нет, — Сэдрик отрицательно мотнул головой. — Тут я очень легко найду дорогу, поэтому и выбрал этот лес. Во-первых, мне знакомо всё… а, во-вторых, тут нам с тобой сравнительно безопасно. То есть, около столицы сейчас все леса кишат всякой дрянью, здесь её больше всего, дряни — но здесь совсем другое дело…

— Погоди, — хрупкое ощущение реальности снова поплыло в душе Кирилла, смещая и спутывая понятия, подыскивая в этом бреду что-то знакомое, на что можно положиться. — Какой дряни? Хищных зверей?

Сэдрик хмыкнул.

— Зверей тут почти нет. Звери от столицы прочь подались. Даже оленей в королевский парк из Синих Ельников возят, или вепрей, там… Зверям тут не очень нравится. Только волки остались, да и тех я давно не видал.

— А какая же тогда… — начал Кирилл, и в этот момент ему померещилось еле заметное движение в кустарнике.

Что-то там шевелилось, более чёрное, чем ночная темнота — и вдруг открыло жёлтые горящие глаза в чёрной пустоте. Ужас врезал под дых с такой силой, что Кирилл чуть не вскрикнул.

И спросил, с трудом взяв себя в руки, надеясь, что удаётся говорить непринуждённо:

— Сэдрик, а что это там… копошится?

Сэдрик взглянул, и его глаза сузились в злые щели.

— Ага, — кивнул он. — Вот такой дряни тут и полон лес. Оно самое. Но ты постарайся не бояться, они на страх идут. Ничего они нам не сделают, я им не чужой… хотя ты — тоже.

— Это как? — спросил Кирилл, которого из жара кинуло в холод.

— Мы с тобой сейчас, знаешь, куда идём? — Сэдрик улыбнулся, и Кирилл понял, что ободряющая улыбка сделана специально для него. — Мы идём к дороге, которая ведёт из столицы в монастырь Святого Луцилия. Если пойти прямо, выйдем как раз к часовенке над родником, её лет сто назад монахи выстроили. Там, в часовне этой, барон Гектор похоронен. Понимаешь?

Сердце Кирилла на миг замерло — потому что он вдруг иррационально и невероятно вспомнил Гектора.

Просто внезапно понял, кто был тот громадный белобрысый мужик рядом с мамой — в мучительном сне, приснившемся прошлой ночью. Не отец. Барон Гектор. Который прикрыл его, Кирилла, короля Эральда, от адских гончих. От таких же, как…

И ужас стёк с Кирилла, как вода, сменился вспышкой ярости — кажется, впервые в жизни. Кирилл нагнулся, поднял кусок ледяной корки и изо всех сил швырнул его в кусты.

— Пшёл вон! — сорвалось с языка. — Пшёл! Мразь такая!

В кустах как-то всхрюкнули — и растворились во мраке.

— Молодец, здорово! — сказал Сэдрик с удовольствием. — Круто. Смотри, боятся тебя… а я уже собирался сам их шугануть. Здесь тварям отец мой, старый бес, выход в мир людей открыл, так у меня есть кое-какая власть над ними, ну, ты понимаешь. Кровь. Но то, как ты сделал — это гораздо круче. Потому что — ты ж это тоже понимаешь, да? — они на тебя натасканы.

— На меня… — линия укреплений, выстроенная в мозгу, была прорвана, мир обрёл резкость и всё стало прозрачно и понятно. — Я уже не тот младенец, Сэдрик, — сказал Кирилл. — Я чувствую, что они не прочь бы меня сожрать, но не могут.

— Ну да, — сказал Сэдрик почти весело. — Всё работает, благой государь. Нечистая тварь тебя боится. По крайней мере, мелкая. Пойдём к дороге, ты же не хочешь в лесу жить остаться? — и направился навстречу луне.

— Почему — мелкая? — удивился Кирилл. — По-моему, с хорошего медведя.

— Я не про размер, который видно глазами, — не меньше удивился Сэдрик. — Это же просто видимость, чара, наваждение. Темнота, ветки, снег… Нет, ну, простеца, конечно, сожрёт, особенно, если — сворой…

— Гектор был простец?

— Ага. Солдат. Верил в то, что видел. Ты не верь. Тут много просто видимости. Ад, он, знаешь, любит врать. Собственно, он почти целиком из вранья. Поэтому слушай Дар, белый Дар плохого не посоветует. Пойдём к дороге.

Кирилл пошёл за Сэдриком, удивляясь новой остроте восприятия. Темнота уже не казалась такой непроницаемой, и в ней ощущались невидимые твари — боялись подойти близко, но шли следом шакальей стаей, голодная нежить. Глубокую тишину ночи хотелось назвать мёртвой; Кирилл вслушивался в неё и постепенно осознавал: ни звенящего стона далёкой электрички, ни шума автомобильного мотора, ни гула пролетающего самолёта он больше не услышит никогда.

Ночь этого мира — стылая тишь девственного леса… Хотя какой же он девственный, проклятое место! Над душой этого леса в день рождения Кирилла-Эральда совершили слишком серьёзное насилие, чтобы слово «девственный» подходило к нему хоть как-то.

И дымный терпкий запах, такой восхитительный и свежий, уже не превращал этот путь в ночном лесу в прогулку где-то рядом с дачей на Карельском перешейке.

— А идти далеко? — спросил Кирилл.

— Не… очень… — сказал Сэдрик так, будто прислушивался или принюхивался к чему-то важнее слов — рассеянно. — Час, быть может. И переночуем в часовне. Рядом с Гектором — там неплохо, как ты понимаешь.

Кирилл кивнул, сосредоточился на дороге. Идти по сосновому бору было неожиданно легко: сухой мороз после оттепели прихватил грязь и превратил в твёрдую поверхность, а остатки снега покрыла корка наста. Мешала только темнота — но луна выскользнула из-за туч, её тусклый свет отражался от наста; стало светлее, да и глаза постепенно привыкли к мраку.

Сэдрик искал путь, как ищейка — казалось, больше по запаху или другому чутью, чем по зримым ориентирам. Кирилл положился на чутьё Сэдрика и наблюдал, скорее, не за лесом, а за собой. И поражался упрямому нежеланию чего-то внутри души признать пребывание в другом мире: даже ощущение крадущихся в темноте адских гончих уже не убеждало. Тоненький голосок фальшивого здравого смысла теперь пытался убедить бодрствующий разум Кирилла, что хрюкающая желтоглазая тварь в кустах и волны немотивированного отвращения, то и дело окатывающие его с головы до ног — всего-навсего плод его воображения.

И Кирилл тратил неоправданно много усилий, чтобы убедить себя: началась игра на другом поле. Старые убеждения и старый опыт тут не работают. Всё — настоящее.

Они прошли в сосредоточенном молчании довольно долго. Кирилл не мог бы сосчитать минуты или километры — вокруг был однообразный лес, то ярче, то тусклее освещённый луной, и к бесплотному копошению тварей в темноте Кирилл стал нерационально привыкать. Они не делали ничего плохого, даже не пытались напасть, не издавали никаких запахов и звуков, только буравили спину невидимыми глазами. Всё это делало адских гончих очень похожими на галлюцинации, а бурно реагировать на видения было бы нелепо.

Дорога в лесу сама по себе начала напоминать сон. Кирилл автоматически переставлял ноги и бессознательно ожидал, что сейчас проснётся — и вдруг налетел на Сэдрика, который неожиданно и резко остановился.

— Ой! Ты чего? — вырвалось у Кирилла, как у внезапно разбуженного.

Сэдрик посмотрел на него. Кирилл увидел отчётливое багровое свечение в глубине его глаз — как светились в сумраке глаза кошки Клёпы. Кошачий отсвет в глазах человека выглядел жутковато.

— Ты спишь на ходу? — спросил Сэдрик с еле заметной укоризной. — Нельзя так, разве это надо объяснять?

— А что случилось?

Сэдрик издал странный звук, то ли кашлянул, то ли всхлипнул.

— Мы уже почти пришли. Дорога — вот она, — и протянул здоровую руку вперёд. Кирилл, впрочем, ничего не разглядел в сумеречной мути между древесных стволов. — Но мне надо тут… свернуть. Случилось… кое-что. И… ну… в общем, надо мне.