Яма слепых - Редол Антонио Алвес - Страница 21

• Предыдущая
• 21/83
• Следующая

Их даже грехами назвать нельзя, признал бы это сам падре Алвин, в распоряжении которого имелись точные весы для подобного взвешивания. Ведь с кое-какими пороками не расставался и он – сохранил их в поддержание гипотезы о святости, возможность иметь которую – право каждого человека, коль скоро все великие святые были великими грешниками. Так как скромность падре Алвина была самым большим недостатком его мягкого характера, он занимался тем, чем занимаются в наше время лишь мелкие игроки, – поигрывал, но весьма осмотрительно, в картишки. Нет, рисковать он почти не рисковал, а вроде бы отдавал себя в руки судьбы.

Маленькие пороки, если их так можно назвать. Сигарета время от времени, так, штук шесть в день, не больше, немного вина, конечно красного, ну и картишки – бесовское наваждение! Он давал себе эти поблажки во избежание, и это совершенно очевидно, больших пороков – таких, как, например, у Антонио Лусио, который, как мы знаем, просто пристрастился к игре, а это уже большой порок. Быть около греха, подвергать себя опасности согрешить – вот то, что падре Алвин делал – пусть даже принося себя в жертву – ради овец своего алдебаранского стада.

Потом, правда, он загорался и давал возможность маленьким порокам стать побольше. Ему не нравилось проигрывать! А кому нравится?!

В тот вечер он получил письмо от Диого Релваса, который писал ему, что задержится в Мадриде еще на неделю в связи с шумным успехом, который выпал на долю его партии быков.

Двух быков выволокли с арены под аплодисменты после того, как погибло десять лошадей, у трех пикадоров были переломаны ноги и ребра, один ранен с угрозой для жизни и двое других, работавших с мулетами, получили менее тяжелые увечья. Бык, выбранный Салсой и им самим, по кличке «Художник» вышел на арену с высокомерием льва, но кончил плохо (мадридские газеты назвали его ручным). Но Гитарист и Оливковый довели зрителей до исступления. Зе Педро вынужден был сделать два круга почета в честь скотовода, который, конечно же, отказался выйти на арену. Зато потом король Испании и его величество принц Португальский пригласили его в королевскую ложу, чтобы познакомиться и поздравить. В эту ночь он продал шесть партий быков для всех испанских арен, среди которых две мадридские. «Диого Релвас, – думал падре Алвин, – во грехе гордыни». Вот и оба сына Диого Релваса были тоже во грехе, но ином: они положили глаз на гувернантку, чуть суховатую, но с изюминкой, как говорил Антонио, которому возражал своей обычной шуткой Мигел: «Чего там разглядывать изюминку в булке? Булку надо есть – и все тут!» Англичанка находила их забавными, хотя намеков не понимала. Однако приглашение принять участие в маленьком семейном торжестве, которое Релвасы решили устроить под весьма благовидным предлогом – во славу желто-голубого флага[31] Релвасов, приняла. Чтобы избежать ненужных разговоров по этому поводу, приглашен был падре Алвин, ну, и этот глупый слизняк, преподаватель истории, географии и языка, – он-то для того, чтобы составить партию в картишки. Об ужине пообещала позаботиться Брижида, выбор вин, имеющихся в доме, взял на себя наследник Антонио Лусио, который договорился с управляющим, чтобы тот позаботился о количестве и качестве, как говорится, на вкус каждого.

Все шло как задумано. Получивший в этот день свое жалованье падре Алвин весь сиял. Он сказал несколько слов по поводу успеха в Мадриде, подняв бокал за всех присутствующих и отсутствующих, в числе которых не преминул самым трогательным образом упомянуть имя деда молодых людей, благодаря которому он из Алентежо перебрался сюда. Теперь падре Алвин считался другом дома. Он был свидетелем рождения в этом доме четверых детей, крестил их, кропил святой водой и днем и ночью молился за них и за то, чтобы в дом этот было вхоже Одно только счастье. Он им желал счастья, и только счастья.

Вдруг падре Алвин заговорил еще более вдохновенно и энергично, вроде служа «субботний молебен» для гувернера, которому решил преподать урок истории здешних мест.

– «Мать солнца» – под таким названием известно всем нам и живущему окрест народу это имение, стоящее среди леса; здесь в прошлом были пережиты прекрасные минуты нашей истории.

Мисс Карри клевала носом от выпитого вина, вернее – от смеси выпитого.

– Оно называется «Мать солнца», – тихим голосом вещал падре Алвин, – потому что именно над ним восходит небесное светило, рождаясь вроде бы из недр этой земли. И это весьма примечательно, ибо для тех, кто живет и работает у Релвасов, которые, точно отцы, оделяют работой каждого, будь то бедняк, человек среднего достатка или богач, именно в этом доме рождается солнце. Здесь мы как бы на небесах, и здесь, в этом имении, происходит то, что диктуют небеса. А потому деревня, в добрый час и благодаря этому дому возникшая здесь, в которой живут те, кто работает у Релвасов, и носит имя Алдебаран, самой большой звезды созвездия Быка, которое, как считали древние, занимает четвертую часть неба. Звезда Алдебаран в сорок раз больше, чем солнце, и она – око созвездия Быка. Вот потому-то мне очень хочется отметить, что нет ничего удивительного, что быки, выведенные Релвасами под этим символическим созвездием, в котором Алдебаран – звезда первой величины, изумляют своей породистостью и храбростью Мадрид.

Антонио Лусио тысячу раз, пока падре Алвин держал речь, благодарил священника, совершенно убежденный, что этим он заткнет фонтан безудержной фантазии приора, но тот, похоже, был в восторге от своего красноречия и хотел дать ему излиться до конца. Тогда он встал и произнес тост.

Педантичный гувернер, каковым ему и надлежало быть, решил не ударить в грязь лицом и напомнить старому священнику, что звезда Алдебаран была еще и стражем неба, как считали персы, и самим солнцем, да, самим солнцем, так почитаемым арабами. Разве само название звезды не арабского происхождения, известно же, сколько своих названий оставили они на берегах Тежо.

Падре пожал плечами, но совсем не по незнанию, а потому, что ему, проводнику святой религии, представлялось недозволительным принимать во внимание то, что считали неверные. И он сказал, что должен был сказать, и ничего добавлять не желал, хотя эрудицию доктора Сантоса Пинто похвалил, обратив его внимание только на один момент: иногда эрудиция бывает опасной; обо всем с достоверностью сказано в единственно мудрой книге – Библии, и, по его понятию, напоминать об этом излишне.

Мисс разговаривала с Мигелем Жоаном по-английски и, похоже, не была довольна разговором. Как, впрочем, и Антонио Лусио, который понял, какую беседу руками вел брат под столом. Из-за этого он и предложил перейти в зал для игры и курения, где намеревался свести кое-какие счеты с падре Алвином, ну и ля того, чтобы все хитрости братца были на виду. Теперь, после этой истории с бабой Зе Каретника, Жоан Мигел был в его руках, о чем Антонио Лусио уже предупредил Мигела. Мигел сделал вид, что струсил, что у него нет никакого плана относительно англичанки, и сказал:

– Если я правильно тебя понял, то тут же иду спать. И еще: я сейчас же могу написать отцу в Мадрид и сам расскажу, что со мной тут произошло. Не по душе мне эти угрозы. Не люблю, когда со мной играют в кошки-мышки.

Бурная реакция брата поколебала Антонио Лусио.

– Будь моим партнером в биске. Давай обставим падре и гувернера, чтобы они попали в наши руки.

– Нет, я не вхожу в подобные сделки, братец Антонио.

– Но, Мигел, другого же средства, более действенного, нет, чтобы они оказались на нашей стороне.

– Падре Алвин давно на твоей стороне.

– Но никогда не лишне завязать узел потуже.

Гувернер тоже хотел уклониться, но угодил в сети старого священника. Мисс Карри предпочла поиграть в бильярд, ей нужно было совладать с головой, которая шла у нее кругом, и это заставляло ее смеяться. Ей очень хотелось смеяться. Мигел сердился, это была тактика, и англичанка сожалела, что обидела его. Оба брата были хороши собой, однако каштановым усам Антонио Лусио мисс Карри предпочла черный пушок на губах того, кто был помоложе. Она уже была в том возрасте, когда предпочитают молодых, чтобы возраст не чувствовать. Англичанка, прицеливаясь, принялась бить кием по красному шару и в трудных положениях особенно усердствовала, ложась на стол.

• Предыдущая
• 21/83
• Следующая