Десятое пророчество - Редфилд Джеймс Redfield - Страница 29
- Предыдущая
- 29/54
- Следующая
Тем временем, в Европе продолжался Ренессанс, и я в полном объёме увидел воплощение Второго откровения. Власть церкви, позволявшая ей играть во всём определяющую роль, ослабевала, и европейцы чувствовали, что словно бы пробуждаются, чтобы новыми глазами взглянуть на жизнь.
Благодаря смелости бесчисленных индивидуумов, черпавших вдохновение в своей интуитивной памяти, был принят научный метод, как демократический процесс исследования и понимания мира, в котором обретались люди.
Этот метод — изучение того или иного аспекта естественного мира, формулирование выводов и передача этих представлений другим — воспринимался, как процесс создания консенсуса, через который, в конечном итоге, мы сумеем понять истинное место человечества на нашей планете, включая и нашу духовную природу.
Однако, церковники, одержимые Страхом, стремились растоптать эту новую науку. С обеих сторон встали лицом друг к другу политические силы, и тогда был достигнут компромисс.
Науке предоставлялась свобода изучать внешний, материальный мир, но явления духовного порядка ей надлежало оставить в исключительном ведении всё ещё обладавших достаточным влиянием церковников.
Весь внутренний мир человека — возвышенное состояние восприятия красоты и любви, интуиция, совпадения, межличностные явления, даже сны — всё это поначалу оказалось вне пределов досягаемости новой науки.
Несмотря на эти ограничения, наука всё же, развивалась и описывала функционирование окружающего мира, предоставляя обширную информацию для развития торговли и использования природных ресурсов.
Экономическое благосостояние росло, и постепенно мы начали утрачивать ощущение тайны, забывать столь волновавшие нас вопросы относительно цели нашего существования.
Мы сочли вполне приемлемой целью простое выживание, построение более благоустроенного, более безопасного мира для себя и своих детей.
Мало-помалу мы впали в своеобразный транс, отрицавший реальность смерти и создававший иллюзию, что мир вполне обыкновенен, объясним и лишён тайн.
Невзирая на всю риторику, наша некогда мощная интуиция заталкивалась в самый дальний угол.
В условиях укрепления позиций материализма, Бог мог восприниматься лишь, как некое отдалённое божество, которое просто подтолкнуло Вселенную к бытию, а затем отступило в тень, предоставив ей возможность механически функционировать, как машине, чьи действия можно предсказать: каждое явление имело свою причину, а не связанные между собой события происходили лишь изредка, случайно.
И снова мне было дано созерцать Видения рождения, на сей раз — людей этого периода. Они пришли сюда, зная, что важно развивать технологию и производство, потому что, в конечном счёте, их можно сделать безвредными и самообеспечивающимися, а это даст человечеству немыслимую прежде свободу.
Но поначалу, будучи детьми своего времени, всё, что они помнили, было их общее интуитивное стремление строить, производить, работать, во всём следуя демократическому идеалу.
Видение сместилось, и я увидел, что нигде это стремление не проявилось так сильно, как в создании Соединённых Штатов с их демократической Конституцией.
Америка явилась великим экспериментом быстрого обмена идеями, которому надлежало стать характерной чертой будущего.
Однако, под ноги этому эксперименту были положены коренные американцы, выходцы из Африки, другие народы, и то, что они принесли с собой, бурлило под его поверхностью, стремясь заявить о себе, слиться с европейским мышлением.
К девятнадцатому веку мы оказались на пороге второго великого преобразования человеческой культуры, которое должно было иметь своей основой использование новых энергетических ресурсов — нефти, пара и, наконец, электричества.
Экономика расширилась, усложнилась, одна за другой появлялись новые технологии; ещё никогда раньше не выпускалось столько продукции.
Огромное число людей перемещалось из сельских общин в крупные города — центры производства, покидая деревенскую жизнь ради участия в новой, особой, промышленной революции.
В то время большинство верило, что капитализм, построенный на демократической основе и не скованный правительственным регулированием, является идеальной формой хозяйствования.
Однако, наблюдая Видения рождения людей этого периода, я увидел, что большая часть их пришла в мир, надеясь сделать капитализм более совершенным.
К сожалению, уровень Страха был таков, что им удавалось интуитивно ощутить лишь стремление обеспечить собственную безопасность, эксплуатировать других работников, добиваться максимальных прибылей при любых обстоятельствах, ради чего они нередко шли на сговор с конкурентами и правительствами.
То была великая эра королей грабежа, тайных банковских и индустриальных картелей.
Однако, в начале двадцатого века злоупотребления этого свободно развивавшегося капитализма привели к возникновению двух других альтернативных экономических систем.
Ранее в Англии два человека составили «Манифест», призывавший к созданию новой системы, управляемой рабочими, которая, в конечном итоге, должна была привести к возникновению экономической утопии, при которой ресурсы всего человечества стали бы доступными любому человеку, согласно его потребностям, без всякой алчности или соперничества.
При тогдашних ужасных условиях труда, эта идея привлекла к себе большое число сторонников. Но я скоро увидел, что «Манифест» этих материалистически настроенных рабочих извращал первоначальное стремление.
Наблюдая Видения рождения тех двоих людей, я понял: они интуитивно знали, что человечеству суждено достичь такой утопии. Однако, к несчастью, они забыли, что она могла быть создана лишь при демократическом участии, родиться только из свободной воли — и не вдруг, а постепенно.
Как следствие, инициаторы этой коммунистической системы, начиная с первой революции в России, ошибочно полагали, что такая система может быть создана Посредством силы и диктатуры.
Этот подход потерпел полный крах и стоил миллионы жизней. Эти люди руководствовались в своих деяниях образом грядущей утопии, но плодом, их нетерпения стали коммунизм и несколько трагических десятилетий.
Потом передо мной предстала другая альтернатива демократическому капитализму: фашизм. Целью этой системы было увеличение прибылей и власти правящей элиты, члены которой мнили себя привилегированными вождями человеческого общества.
Они полагали, что только путём отказа от демократии и союза между правительствам и новыми промышленными лидерами, нация может достичь своего наибольшего потенциала и высочайшего положения в мире.
Я ясно увидел, что участники создания этой системы почти ничего не помнили из своих Видений рождения.
Они пришли в мир с одним желанием: продвигать идею о том, что цивилизация эволюционирует в сторону способности к совершенствованию и что нация, сплочённая единством цели и воли, устремлённая к достижению своего наивысшего потенциала, способна достичь любых высот.
А созданная ими система была насквозь пропитана Страхом, служила только самой себе и, провозглашая превосходство одних рас и народов над другими, трубила о возможности развития супернации, которой предназначено править миром.
И снова интуитивное знание того, что все люди эволюционируют в сторону совершенства, было извращено слабыми, одержимыми Страхом индивидуумами, а горьким плодом этого явился кровавый Третий рейх.
Я наблюдал, как другие, также знавшие о способности человечества к совершенствованию, но лучше понимавшие важность облечённой полномочиями демократии, интуитивно ощущали, что должны восстать против обеих альтернативных систем во благо свободно развивающейся экономики.
Первый такой протест вылился в кровавую мировую войну против фашизма, выигранную ценой неимоверных потерь, второй — в долгую, горькую «холодную войну» против коммунистического блока.
Я увидел Соединённые Штаты на раннем этапе «холодной войны» в пятидесятые годы. В то время Америка достигла той вершины, которая являлась предметом мечтаний четырех веков материализма.
- Предыдущая
- 29/54
- Следующая
