Сердце льва - Вересов Дмитрий - Страница 27

• Предыдущая
• 27/95
• Следующая

Епифан с готовностью обнял её, обхватив чуть ниже талии, с жадностью впился губами в губы…

Не разжимая рук, не прерывая поцелуя, они направились к скамейке у крыльца, Мария опустилась Епифану на колени, нетерпеливо раздвинув ноги… И время для них остановилось…

Правда, ненадолго. В тот самый миг, когда должно было свершиться главное, щёлкнул замок, дверь особняка открылась, и с крыльца раздался хриплый, полный радостного изумления голос:

— Бог в помощь, ребяты!

Чувствовалось, что человеку в этот вечер явно не хватало собеседника. Точнее, собутыльника.

Епифан в бешенстве поднял лицо с груди Марии и произнёс, виноватясь:

— Прости, браток, сейчас уйдём.

У человека на крыльце один рукав хэбэшки был аккуратненько подвернут до локтя, а на груди висели ордена солдатской Славы, три сразу, полный бант. Это тебе не ленинский профиль, полученный в мирное время. Да ещё липовый.

— А к чему вам, ребяты, идти куда. Дело-то молодое, да ещё к ночи. — Трижды орденоносец закашлялся. — Вона, валяйте-ка в младшую группу, один хрен, детки все на даче. В саде только я да баба моя, храпит, верно, в три завёртки. Не могет пить, слабый пол… А вы и катитесь в младшую-то группу. Червонца бы за три… Ну за два…

В умильном голосе его слышалась надежда. «О Господи, неземное счастье за два червонца!» — Епифан с лёгкостью взял Машу на руки, бережно, словно невесту, внёс на крыльцо и, осторожно поставив на ноги, вытащил хрустящую, размером с носовой платок, бумажку:

— Держи, браток.

— Ёшкин кот, сотельная! — Герой захрустел бумажкой, и голос его сорвался, осип. — Ну, ребяты, ну!.. Давайте по колидору налево, вторая дверь. Там и матрацы имеются, не пропадёте. А я к Салтычихе за водкой, уж теперь-то…

Епифан взял Машу за руку, и они шагнули за порог, словно перешли Рубикон, не оглядываясь, не задумываясь о пути назад…

Первое лето служения родине началось для Андрона скверно — кухонным нарядом да ещё в варочной. А варочная — это мозаичный пол, который надо драить по десять раз на дню, бездонные котлы, вылизываемые до зеркального блеска, шум, гам, великая суета, грохот посуды и ни минуты покоя. Сатанинское пекло, где воняет мерзостно, жара как в аду, и орут по любому поводу разъярённые повара:

— Эй, варочный! Варочный! Варочный!

Впрочем, не факт, все зависит от смены. Ефрейтор Щербаков, блатняк-ленинградец, земляков особо не мордует, если в хорошем настроении, так ещё и в офицерский кабинет зазовёт, навалит с верхом антрекотов и наструганной соломкой жареной картошечки. А вот рядовой Нигматуллин… Гоняет, сволочь, и в хвост, и в гриву. Совсем озверел, шакал, после того, как на гауптвахте побывал. И поделом, неча в автоклаве хэбэ кипятить. А уж если стираешь, то хоть воду-то сливай. А то ведь какая история, ефрейтор Щербаков смену принял, увидел что-то мутное в котле и неописуемо обрадовался — спасибо Нигматуллину, бульон уже готов. И сварил не долго думая борщ на хэбэшном отваре…

Плохо началась неделя, хлопотно, в смраде, в грохоте, да только неизвестно, где найдёшь, где потеряешь, в армии все в руках командирских. Утром в среду Андрона выдернули в ротную канцелярию. Это было небольшое, декорированное дубом помещение, в котором царила атмосфера дисциплины и субординации. Ротный властелин, старлей Сотников, восседал по-барски за столом, курил и с деловитой начальственностью медленно водил носом. Рядышком устроился ефрейтор Мартыненко и привычно, беглым почерком, заполнял секретную тетрадь — сочинял конспект занятия по политнатаскиванию офицерского состава. На щекастом, лоснящемся лице его было написано страдание: из-за своей незаменимости на дембель он уходил в последней четвёртой партии вместе со всеми разгильдяями и залетчиками…

В канцелярии, несмотря на приоткрытую форточку, было душно. На стенах кварцевые, сердечком, ходики, бархатный переходящий вымпел, мухи, почётная грамота, отдельно в массивной золочёной рамке прищур вождя. То ли он заглядывал ефрейтору через плечо, то ли перемигивался с Феликсом, повешенным напротив, не понять. Одно ясно — живее всех живых…

— Разрешите, товарищ старший лейтенант! Андрон перешагнул порог, притопнул, как учили, по-строевому и принялся докладать по всей форме, что мол рядовой Лапин по вашему-де приказанию явился.

— Вольно. — Сотников миролюбиво взмахнул рукой, испытующе посмотрел на Андрона и, улыбнувшись милостиво, начал издалека. — Ну как там в варочном?

Вот гад, будто не знает!

— Нормально, товарищ старший лейтенант, — пожал плечами Андрон, однако вдаваться в подробности не стал, — тепло и сыро.

— Верно, тепло и сыро, как в половом органе. — Сотников понимающе кивнул, загасил окурок и сделался серьёзен. — Кстати о п…зде — сын у меня родился, Лапин, наследник. Надо бы коляску, а они только в ДЛТ, по записи… Тебя лейтенант Грин держит за чекиста перспективного, поимистого. Достанешь? По госцене? Или в варочном тебе больше нравится?

В варочном Андрону не нравилось. Взял он деньги и увольнительную, выбрался за ворота КПП и, прицепив в первой же парадной «сопли» старшего сержанта, отправился в ДЛТ. Один Бог знает, чего это ему стоило, но коляску он достал — зимнюю, гэдээровскую, с тормозом и тёплой подстёжкой. Как заказывали, по госцене.

Без приключений Андрон нашёл на улице Кораблестроителей нужный дом, загнал коляску в старлейскую квартиру и, до копейки разобравшись со сдачей, благополучно вернулся в часть. Управился к обеду…

За этот подвиг он был переброшен из варочного в зал — мыть кружки и протирать столы, а в воскресенье отправлен в увольнение на целый день. Вот прядильщицы-то были довольны!

Однако же закончилась неделя, как и началась — скверно. Весьма. Из увольнения не прибыл в срок художник Загумённый, пришёл, гад, с опозданием на час, поддатый, с битой харей, да ещё стал врать, что принимал участие в задержании вооружённого преступника… А впереди ведь понедельник, день тяжёлый, учебный, с выездом на природу. Ну, быть бегам!

Позавтракав, погрузились на машины, в молчании доехали до Финбана, подавленно расселись по вагонам, а когда стали подъезжать к Пери, Сотников плотоядно оскалился, с чмоканьем ударил кулачищем о ладонь и встал.

• Предыдущая
• 27/95
• Следующая