Картина с кляксой - Гусев Валерий Борисович - Страница 23

• Предыдущая
• 23/30
• Следующая

…И вот сейчас Алешка, наверное, вспомнил об этом случае. Потому что сказал мне в ухо:

– Теперь ты понял, что мы с тобой обязательно должны поймать этих… антиквариаторов? Хорошо устроились: им все, а другим ничего. Вот уж нет! Да, Дим?

Вечер был тихий и теплый. Мы сидели на крылечке с папой. Гретка, как обычно, лежала у наших ног, дремала, изредка гавкая во сне: ей, наверное, снился вредный флягинский кот – тот самый, который повадился таскать у нас карасей. В открытое окошко доносились запах будущего борща и мамин голос. Она что-то напевала и время от времени разговаривала сама с собой. Но в наш адрес. Ничего хорошего, в общем-то.

И тут включился папин мобильник. Мы сразу догадались, что звонит его начальник генерал. Папа поднялся с крыльца и отошел к березкам. Наверное, чтобы мы не подслушивали. Но вечер был такой теплый и тихий…

– Да, Иван Трофимыч. Практически все готово. Как мы и предполагали, организатор этой операции Корольков. Ждем его со дня на день. Да, он теперь гражданин Германии, но с его задержанием проблем не будет. Мы проработали эту деталь с немецкими коллегами, они нас поддерживают. Да, практически все участники местной группировки выявлены и взяты под контроль. Один, правда, еще гуляет без поводка. По кличке Фуфырь. Выявляем. Я доложу. На днях буду. Майор Злобин? Очень слабый работник. Практически самоустранился. Выслуживаться горазд, служить – не получается. Я тоже так думаю.

Тут залаяла Грета, распахнулась калитка: явление третье – тетя Зина.

– Я к вам на огонек. Не хотите прогуляться – вечерок на славу, теплый, тихий, летний.

Тут и мама вышла на крыльцо, вытирая полотенцем руки.

– А потом чай будем пить, – сказала она. – Из самовара. Отец, раздуешь самовар?

Тут еще Грей примчался с чужим ботинком, и мы все вместе вывалились за калитку, под лунный свет и летнее тепло. Впереди, плечо к плечу шагали собаки и теребили на ходу ботинок. Потом шли мы с Алешкой у мамы по бокам, а сзади о чем-то шептались тетя Зина и папа.

Мама рассказывала, как она была маленькой, Алешка мечтал, что он будет делать, когда станет большим, а я помалкивал – мне и в моем возрасте было хорошо.

Потом мы пили чай из папиного самовара с мамиными плюшками, отгоняли от стола наших хвостатых попрошаек и слушали тетю Зину – как она заступалась за деда Строганова.

– Он чудит от одиночества, – говорила она. И мы все подумали одинаково. Но вслух не сказали.

А когда мы с Алешкой забрались на свои чердачные антресоли, то услышали среди звяканья убираемой посуды мамин голос.

– И о чем это ты, мой дорогой, – мурлыкнула она, – шептался с Зиночкой?

– О школьном детстве, – ответил папа. И сказал громко в наш адрес: – Мы едем в Москву развлекаться, а вы поступаете в распоряжение Зинаиды Михайловны.

– Вас понял, – буркнул Алешка.

«Докладываю в порядке информации. Объект № 1 с 10 часов до 13.30 часов находился в музее, где перемещался из зала в зал, трогал экспонаты руками (Алешка потом смеялся: «Хорошо, что не носом») и никаких контактов с посторонними лицами не имел. Интереса к нему тоже не проявляли. От 13.30 до 15.00 находился в доме Дамы с горшками, где к нему присоединился объект № 2. Последний в 10.00 моск. вр. направился в прилегающий лесопарк, сопровождаемый агрессивно настроенной собакой, что исключило возможность визуального контакта. Объект № 1, выйдя из дома Дамы с горшками на заборе, обратно вернулся в музей. Наблюдение продолжаем».

Я всегда, по молодости лет, был уверен, что младшие учатся у старших. Старшие больше знают, умнее, опыта побольше. А вот сегодня пришлось поменять это мнение. Порой и старшим есть чему у младших поучиться. А кто у меня поблизости младший? Алешка, конечно. Я и сам не заметил, как вдруг перенял его нахальные методы для пользы дела. Вот что у меня получилось…

Удивительно, но все Лешкины фантазии и выдумки, даже самые неожиданные и нелепые, как правило, сбываются. Поставил он меня часовым в музее. Потому что, видите ли, сюда обязательно либо зайдет сам жуликоватый художник Славский, либо пришлет кого-нибудь на разведку. Почему так Алешка решил, я не знаю. Но, как мне велели, послушно шатался и болтался по залам; потрогал все, что можно было потрогать, даже заглянул в старинную чернильницу, которая стояла в распахнутом бюро, и в которой торчало настоящее гусиное перо, и рядом с которой лежал настоящий перочинный ножичек для очистки птичьих перьев. В запаснике я примерил тяжелый гусарский кивер и помахал тяжелой гусарской саблей. Я выучил наизусть все, что говорила посетителям экскурсовод тетя Липа, ровесница московских Олимпийских игр, и вполне мог заменить ее, если она вдруг зачем-то упадет в обморок… И что? Да ничего!

А вот и не так, очень даже чего! Не зря папа один раз непонятно сказал, что количество так или иначе переходит в качество.

– Переведи, – попросил Алешка.

– Легко, – сказал папа. – Если ты раз сто напишешь слово «радикулит», то в конце концов будешь писать его правильно.

– В старости, – добавила мама.

– Больно надо! – фыркнул Алешка. – Я в старости вообще писать не буду. В старости уроков не задают. Это ваще все ерунда. По-вашему выходит, если я все лето буду таскать из леса бледнолицые поганки, то они у мамы в маринованных банках станут белыми и рыжиками? Внятно спросил?

– Это было бы вообще неплохо, – помечтала мама, а папа сказал:

– Примитивно рассуждаешь! Если ты перетаскаешь из леса все поганки – это количество, то там останутся одни благородные грибы – это качество.

– Так бы и сказал. Если я за всю четверть нахватаю двушек, то во второй четверти…

– Будешь оставаться без обеда, – прервала его мама.

– Это не наш метод, – буркнул Алешка. – В нашей семье не применяется.

Похоже, родители его тогда не убедили. А вот я сейчас убедился. И, когда убедился, вспомнил этот разговор. Потому что мое количественное хождение по музею воплотилось в качественный образ. Но это случилось после обеда у тети Зины.

Утром она зашла к нам, вся из себя строгая и решительная.

– Еще не умывались?

– Уже умылись, – сказал Алешка. – Досрочно. Еще вчера.

– Так! Мне родители вас поручили – извольте стоять смирно и слушать внимательно. Без моего ведома – ни шага в сторону. – Она показала нам ключ. – На ночь буду вас запирать на все замки. Если что натворили – сразу честно сказать, вместе исправим. Запомните: чистосердечное признание…

– До добра не доводит, – буркнул Алешка.

Тетя Зина удивилась, но вида не показала.

– В половине второго – ко мне в хату на обед. Вопросы есть? Вопросов нет.

В половине второго она встретила нас у калитки.

– Буду вас кормить.

– Чем? – напористо спросил Алешка – нелюбитель одуванчиковых салатов.

– Сегодня у меня суп с фрикадельками.

– Здорово! – обрадовался Алешка. – Я прекрасно обожаю суп с фрикабельками! И рассольник с почками. И гороховый суп со свининой. И котлеты с макаронами!.. – Тут я его притормозил, потому что тетя Зина в ужасе взялась пальцами за щеки и спросила дрожащим голосом:

– Что, все подряд, сразу?

– Да нет, – я ее успокоил. – Не сразу, теть Зин, а за весь день.

– Бедная ваша мама. – Она вздохнула. – Мойте руки и – за стол!

Тетя Зина поставила перед нами тарелки и принялась воспитывать Алешку – как надо есть и как не надо есть.

– Алексей, воспитанный человек узнается в первую очередь по тому, как он ведет себя за столом. Он не хлюпает, не чавкает, не жадничает. Он аккуратен. Знаешь, как говорил Чехов?

– Кому говорил? Вам?

– Почему только мне? Всем. Он говорил… – Тетя Зина закатила глаза к потолку. – Он говорил, что хорошее воспитание не в том, чтобы не пролить соус на скатерть, а…

– Знаю! – воспитанно перебил ее Алешка. – А в том, чтобы это сделал кто-нибудь другой. – И он опять застучал ложкой в тарелке.

• Предыдущая
• 23/30
• Следующая