Картина с кляксой - Гусев Валерий Борисович - Страница 16
- Предыдущая
- 16/30
- Следующая
– А картины? – Славский, вылезая из гроба, нахлобучил на лысину шляпу.
– Он сказал: потом. Никуда не денутся. А за вами уже идут. По старым делам.
Славский вытащил из гроба сумку, перекинул ее через плечо и сказал:
– Я готов.
– Ну и ехайте.
– А этого шплинта, – Славский кивнул в Алешкину сторону, – придержи здесь. До утра хотя бы.
– Никуда не денется. Я его в гроб заколочу.
– А вот и нет! – сказал Алешка. – На себя посмотри.
Как ни странно, сработало. Виталик начал тупо оглядывать свой пивной живот. Однако Лешку из вида не упустил. Посторонился, пропуская Славского, и снова непробиваемо загородил дверь.
– Слышь, шплинт, садись вон тама, а я вот тута.
– Так и будем сидеть?
– Так и будем. Как сказано.
– И сколько?
– Сколько надо. – Он запер дверь. – Сиди и молчи.
Сидеть и молчать для Алешки хуже овсянки на завтрак. Но он нашел себе дело: стал думать о том, как бы удрать отсюда, из этой гробовой мастерской, с минимальными потерями. И успеть предупредить папу о том, что смылся Славский. Алешка не сомневался: кража в музее сделана его руками.
Пока Алешка думал, Виталик задремал. Он спал, закрыв глаза, но распахнув рот. И Алешка надумал…
Он поставил локти на колени, уложил подбородок в ладошки и уставился взглядом в дремлющего Виталика. Наконец тот вскинул голову и недовольно спросил:
– Чего вылупился?
– Больно надо, – сказал Алешка.
– Не ври! По глазам вижу.
Ну тут уж Виталик хватил. Когда Алешка врет, это сплошная голубоглазая безмятежность и невинное хлопанье ресниц.
– Я не вру. Так просто смотрю.
– И чего увидел? – Виталик рьяно зевнул во всю свою золотую пасть.
– Муха вам в рот залетела. Когда вы спали.
– Ну?
– И не вылетела. Там осталась.
– Ну? – Виталик, конечно, не догадывался, что его ждет.
– Она, наверное, вниз опустилась. Туда. – Алешка показал пальцем на его выпуклый живот.
– Так ей и надо, – ухмыльнулся Виталик. – Сдохнет.
Алешка пожал плечами:
– Может, сдохнет. А может, детей выведет. Жратвы им там много, тепло…
– Ты что несешь, шплинт? – Похоже, глупый Виталик встревожился.
– Нам в школе один врач рассказывал. Про такой случай. Потом они у этого дядьки из носа вылетали. Он чуть с ума не сошел. Даже на работу перестал ходить. – Алешку понесло: врать так врать. – Хотите, послушаю?
Виталик ошалело кивнул. Алешка приложил ухо к его брюху и долго молчал. Потом сказал:
– Не дышите.
– Ну, чего там?
– Жужжит. Наверное, гнездо вьет.
– А чего делать-то?
Алешка подумал.
– Ее утопить надо. Выпейте побольше воды. Она захлебнется.
– Сам воду пей. – Виталик вскочил, отпер дверь. – Сиди тихо. Я за пивом схожу.
– Побольше берите, – посоветовал Алешка. – Вдруг она водоплавающая.
– Сам знаю! Будет он мне советовать!
Виталик захлопнул и запер дверь. Хорошо иметь дело с дураками.
Когда мне Алешка об этом рассказывал, я еще вот о чем подумал. Музей закрывался в пять часов вечера, а пивные ларьки работают до десяти. Что-то тут неправильно. Конечно, я не думаю, что в музей пойдет кто-то на ночь глядя. Но, наверное, не совсем здорово, когда вечером люди ходят за пивом.
Но больше всего я думал о том, как наш отважный Алешка остался один в этом страшном сарае, полном до самой крыши свеженькими гробами.
– Страшно было? – спросил я.
– Не очень.
– Почему?
– Потому что, – ответил он просто, – я жуликов не люблю.
Наверное, это у него от папы. Ведь папе, наверное, тоже бывало страшно. Но он тоже жуликов не любит…
…Алешка обошел сарай, не поленился и не побоялся заглянуть зачем-то в каждый гроб, хмыкнул, усмехнулся, покрутил пальцем у виска и пробормотал: «Улетно!» На всякий случай подергал двери, посмотрел на окошко – узенькое, под потолком, забранное ржавой решеткой: даже худенькая кошка не пролезет. Одна надежда на муху и пиво.
Вскоре вернулся озабоченный Виталик, поставил на пол пакеты с баллонами пива. Запер дверь, уселся.
– Будешь? – спросил он Алешку, свинчивая пробку с горлышка. Видно, по дороге уже успел хлебнуть.
– Я пиво не пью, – вежливо отказался Алешка.
– А что ты пьешь? Колу?
– Шампанское.
Виталик весело заржал.
– Клево! А ты ничего пацан. – Тут он вспомнил про муху: – Послушай-ка, жужжит?
Алешка послушал:
– Жужжит. Весело.
– А ты не врешь?
– Ну сами послушайте, если не верите.
Виталик попробовал: не получилось. Да и вряд ли кому-нибудь это удалось – послушать своим ухом свое брюхо.
– Живучая, зараза. – Виталик сделал здоровенный глоток, отбросил пустой баллон, открыл следующий. – Может, ее никотином удушить? «Курение убивает», – это он прочел страшную надпись на сигаретной пачке. – Как думаешь?
– Никотин лошадь убивает, – уклончиво отозвался Алешка. – А про мух я не знаю. Она, может, еще кусаться начнет. За кишки.
– Плохо вас в школе учат. – Виталик пил пиво с удовольствием. Видно, очень хотел муху утопить. Пока она гнездо не свила. И за кишку не укусила.
Алешка мало его слушал. Он устроился на чурбачке и думал о чем-то своем. Не сводя глаз с Виталика.
Тот потряс пустые пакеты, глянул на пустые пивные баллоны.
– Пойти сходить? – задумался. – А деньги?
Он стал выкладывать из карманов все их содержимое на верстак.
Ничего особенного не было у него в карманах. Ну, пистолет; ну, наручники; ну складной нож, сигареты, зажигалка, ключи от сарая, денежная мелочь.
Виталик, тупо покачивая головой, сложил деньги: бумажки к бумажкам, монетки к монеткам. Пошевелил губами, подсчитывал. Тяжело поднялся.
– Сиди молча, шплинт. Вякнешь – я тебя в гроб положу. Выбирай себе по размеру. – Он пьяно посмеялся.
– Мы лучше с вами, – сказал Алешка, – муху похороним.
– Точно, шплинт! – Он качнулся у двери. – Мы ее вместе с потомством. Чтобы они у нас из ноздрей не вылетали.
– Как ласточки из гнезда, правда? – сказал Алешка.
– А что, у меня там и ласточки?
– Ласточки у меня, – успокоил его Алешка. – И мышка в скворечнике.
– Понял. Пошел. Сиди смирно. Без всяких ласточек. В скворечнике.
…А мы все – папа, мама, Грета и я… Даже мышка в скворечнике и верный Грей – все спали себе спокойно. А Лешка в это время сидел под замком в сарае с неведомо какими гробами. Правда, в них еще никого не было, но все равно не очень приятно. Вы бы смогли? Я – нет!
Время шло, ночь разгоралась. Ярко светила луна, звонко стрекотала всякая травяная мелочь. Чирикали во сне мелкие птахи – им, наверное, снились рогатки или голодные кошки. Лаяли в деревне собаки. Крепко спала наша Грета, не догадываясь, что ее лучший друг находится в опасности.
А этот ее лучший друг сидел напротив бандита Виталика и терпеливо ждал, когда какая-то глупая муха и много пива уложат его спать.
– Жужжит? – вскинул голову Виталик.
– Спит, – тихо сказал Алешка. – Утомилась.
Виталик откинул голову и разинул в храпе такую пасть, куда не только хилая муха, а эскадрон бродячих собак ринулся бы ночевать в пивном море.
Алешка встал. Взял с верстака наручники, осторожно пристегнул ими безвольную руку Виталика к стулу, сунул в карман шортов пистолет и отпер дверь.
Летняя ночь нахлынула на него во всем своем великолепии. Сияла луна, лежали на земле всякие тени от деревьев и от заборов, стояла спокойная тишина. Такая тишина манит под теплое одеяло, шепчет: иди домой, малыш.
Но малыш пошел в милицию. Или в полицию? В нашем поселке даже сами полицейские к своему новому названию никак не могут привыкнуть. Все время себя милиционерами называют. Ну, им виднее – полиция они или милиция.
В окнах полиции кое-где был свет, а возле двери прилепилась большая, вроде чайного блюдца, кнопка вызова. Алешка подпрыгнул и нажал на нее. Потом опять подпрыгнул и опять нажал. И так раз пять – пока там не проснулись.
Дверь наконец распахнулась, и вышел на крыльцо заспанный лейтенант.
- Предыдущая
- 16/30
- Следующая
