Аленький цветочек - Разумовский Феликс - Страница 25
- Предыдущая
- 25/146
- Следующая
Несколько месяцев превратили упитанного красавца в скелет, обтянутый тускло-бурой потрёпанной шкурой. На крупе образовалась проплешина размером с мужскую ладонь, а в гноящихся, утративших надежду глазах вспыхивало какое-то подобие радости, только если жалостливая девушка из ларька «Свежая птица» выбрасывала на снег залежалую куриную лапку. В дикой среде большого города такой собаке очень трудно выжить. Будет настоящее чудо, если дотянет до лета…
Блюдя порядок, Андрон Кузьмич несколько раз наводил справки, не приставал ли новичок к покупателям и продавцам, не хватал ли с прилавка куски. Ларёчники отводили глаза, но в ответах были единодушны: нет, никогда. Просил – да. Один раз урну перевернул, заметив, как в неё бросили недоеденный пирожок. Но чтобы разбойничать – такого не замечали.
Собакин строго погрозил собаке пальцем. Кобель снова посмотрел на него и даже неуверенно вильнул обрубком хвоста, но человек шёл мимо и не собирался лезть в карман за подачкой, и нечистопородный вернулся к своим раскопкам.
Андрон Кузьмич между тем миновал распахнутые ворота и остановился возле ларька с надписью «АПТЕКА».
– Как дела, Андрей Михайлович? – спросил он заведующего, тощего и печального южанина с пышной копной вьющихся волос. Секунду для приличия помолчал и добавил:
– Мне бы… это. По контрацептивной части…
– Да разве это дела? Разве это торговля? – Андрей Михайлович, досконально знающий земную жизнь, порывисто поднялся и с удручённым видом извлёк цветастую коробочку. На ней извивалась от страсти пышногрудая красотка, основным элементом одежды которой являлся расписной кивер. – Вот, рекомендую, «гусарские». Ароматизированные, лабрикатизированные… с левой резьбой…
По российскому паспорту Андрей Михайлович звался Абрамом Менделевичем. Собакин, однако, вырос в те времена, когда назвать еврея его еврейским именем считалось как бы даже не очень пристойным. Куда приличнее было принижать языковые способности собственной нации, притворяясь, будто русскому человеку, ну хоть тресни, не выговорить иноплеменное имя. Вот и звучал в устах участкового неизменный «Андрей Михайлович». Принимаемый, что характерно, без возражений. Аптекарь тоже не первый день жил на свете и понимал, что Собакин попросту старался быть вежливым.
– Рахмат, – с чувством отозвался Андрон Кузьмич. И убрал коробочку на грудь, в маленький кармашек, где у него обычно хранилось удостоверение.
Помолчал, зыркнул из-под бровей по сторонам и начал степенно откланиваться:
– Вы, Андрей Михайлович, если это… того… не все у нас порой… то мы завсегда… в незримый бой.
И двинулся дальше, довольный собственным остроумием.
А погода между тем окончательно испортилась. С неба повалили мокрые густые хлопья, и покупатели, рысью сновавшие от ларька к ларьку, перешли на короткие спринтерские перебежки. Обнаружив, что с козырька аптечной точки ему всё-таки накапало за шиворот, Собакин оглянулся на обгорелый, с темными провалами окон фасад с такой ненавистью, словно именно «Гипертех» был во всём виноват. Секретный объект, едрёна мать! Прапора ГБ на входе, наверняка сколько этажей наверх, столько и вниз, старшего участкового на порог даже не пускали! Вот и довыпендривались. Поделом…
На самом деле его гнев, как и многое в этой жизни, объяснялся причинами экономическими. «Эх, мать вашу…» – Майор подошёл к давно отодвинутому в сторонку, крашенному а-ля трактор «Кировец» ларьку, потрогал ржавый, уныло скрипнувший замок.
– Ну здорово, кормилец… Поилец…
Это были далеко не пустые слова. В счастливые, безвозвратно улетевшие времена майорская дама сердца торговала здесь пивом. Ах, каким пивом! И как внезапно оборвалось счастье. Пиво, сколько его было, скисло однажды всё целиком и полностью, без предупреждения. Случились, такую мать, необратимые изменения в химическом составе. Чтобы расплатиться, пришлось продать любимого кровного «Жигуля». А вот киоск не загнать. Нестандартный. На одной погрузке-перевозке разоришься…
Майор похлопал невезучую собственность по жёлтому боку и в сердцах грохнул кулаком в дверь соседнего ларька, ликёро-водочного.
– Открывайте, милиция!
Собакина здесь знали хорошо. Пузатенький усатый мужичок, он же продавец и он же хозяин, без лишних разговоров вытащил стакан.
– Седай, Кузьмин. Примешь? Погода-то шепчет. Его щекастое, с тройными брылями лицо было нежно-розовым, как это бывает у запойно пьющих людей.
– Не, Жорик. Мне бы того. С собой. – В ларьке стоял дивный запах сала и маринованного чеснока, и старший участковый проглотил слюну. Жорик не спешил убирать стакан, и Собакин пояснил:
– В гости собираюсь. По бабам.
Лихо подмигнул и развёл руки, обозначая роскошные габариты избранницы.
– Дело хорошее, одобрил щекастый и снял со стеллажа бутылку. – Вот, рекомендую, ликёр «Кавалерийский», с женьшенем. Мужики говорили, очень способствует…
Тут он мог быть спокоен. Женьшень, пресловутая «Виагра» и прочие «способствующие» в любовных успехах снадобья Андрону Кузьмичу пока ещё отнюдь не требовались. И без них был молодец хоть куда. Усмехнувшись, Собакин взял презент… и непроизвольно содрогнулся. На этикетке призывно извивалась давешняя красотка в кивере, ну точно спрыгнувшая с упаковки тех самых… с левой резьбой…
– Рахмат. – Слегка помрачнев, майор спрятал ликёр в один из необъятных карманов и снова окунулся в промозглый полумрак непогоды, якобы весенней. «Теперь – букет…»
А вот с букетом случился облом. Тем более обидный, что Андрон Кузьмич подобной пакости ожидал всего менее. Новенькая продавщица-цветочница оказалась редкостной стервой. Напрасно Собакин ей деликатно намекал сперва на санэпидстанцию, потом на налоговую полицию и в конце концов – на пожарного инспектора, всему рынку известного придирчивостью и неподкупностью. Ничто не помогло! Действительно Поганка, лучше прозвища не придумаешь. Это ж надо – разговаривает нагло, грозит (Его! Собакина!..) познакомить с прокурором по надзору. И вообще сулит если не по судам затаскать, так кляузу накатать в ГУВД уже точно… Ох, мать её за ногу. Пришлось-таки затаить злобу и ретироваться.
- Предыдущая
- 25/146
- Следующая
