На Красном дворе - Равита Францишек - Страница 36
- Предыдущая
- 36/39
- Следующая
Люда и Добромира спокойно сидели на Красном дворе. О них как будто забыли. О Вышате по-прежнему ничего не было слышно. Правда, ходили неясные слухи, что он постригся в монахи, ушел в монастырь, но это были скорее одни только догадки.
Весной Людомира стала выходить из своей светелки и время проводила в саду на лавочке, где когда-то узнала о заговоре для убийства Болеслава, — или на рундуке… Хотя весна не принесла ей радости, она немного оживила ее, успокоила, и хоть на ее лице по-прежнему не появлялась улыбка, но было видно, что она как-то оживилась.
Однажды старая Добромира вернулась из церкви после исповеди радостная, сияющая, какою ее никогда не видала Люда.
— Что с тобою, мамушка? — спросила она.
Добромира не отвечала. Устремив на нее пристальный взгляд, исполненный любви и доброты, она привлекла ее к себе и поцеловала несколько раз в лоб.
— Сегодня я сподобилась причаститься, и Господь осенил меня одной мыслью, — ласково сказала она. — О если бы Господь позволил мне исполнить ее!..
Людомира ее не поняла.
Спустя несколько дней, когда уже совсем потеплело, Добромира, сварив обед раньше обыкновенного, вдруг куда-то исчезла и вернулась домой поздней ночью. Люда поджидала ее.
— Где ты была, мамушка? — спросила она.
— Недалеко, дитя мое! Молилась в Печерской лавре.
И она взглянула на Люду.
— Знаешь, дитя мое, Троицын день недалеко, не мешало бы тебе поговеть!
— Нет уж, подожду еще.
Добромира не настаивала.
— Как только поправлюсь здоровьем, мы пойдем с тобою на могилу отца, — сказала она. — Потом я сведу тебя к пустыннику… Он живет тут недалеко, в пещере… Открой ему свою душу, и, может, он утешит тебя.
Прошло еще несколько дней. Как-то в солнечный день пополудни они собрались в Китайскую пустынь, где под горою, как говорил народ, в пещере молился какой-то аскет, оставивший мирскую жизнь, к нему народ хаживал толпами за отпущением грехов. Никто не спрашивал у этого человека, кто он и откуда, что его заставило отрешиться от мира. Все видели его благочестивую жизнь, и этого было достаточно, чтобы его уважать. Всяк целовал его руку с большим благоговением; перед ним становились на колени для исповеди и каялись, как перед человеком, пользовавшимся особой благодатью Господа. О правах его на святость никто не спрашивал. Кто жил благочестиво — того сам Господь наставлял на такую жизнь.
Добромира и Люда, пройдя Выдубычи, пошли лесом по узкой тропинке. Куда они шли — о том знала одна Добромира, и молодая девушка не спрашивала, куда ее ведет старая мамка. Так они прошли часа два, никого не встретив на пути. Пройдя лесную глушь, обе женщины вышли на широкий луг, зеленевший травой и пестревший цветами. Долина эта с левой стороны шла к Днепру. По ней протекал ручеек под прикрытием ракит и орешника, направляясь к Днепру. Через этот ручей был переброшен дуб, служивший мостиком для перехода людей, нередко посещавших это место. Пройдя через мостик, женщины опять исчезли в дубовом лесу, но лес вскоре стал редеть, и замелькал Днепр. Рядом с тропинкой зеленел небольшой холмик, окруженный большим прудом, суживавшимся со стороны, откуда шли женщины, и с помощью мостика соединявшимся с тропинкой от Берестова. На холме стояла деревянная церковка и несколько приземистых избушек.
Женщины не пошли через мостик в церковь, или, точнее, в монастырь, а повернули налево. Когда они спустились с горы, им открылся восхитительный вид. Внизу блестела серебряная гладь воды, окружавшая островок, на котором красовалась Китайская пустынь. Чистая и спокойная поверхность воды, убранная зеленым венком побережных лоз, отражала неприхотливое строение монастыря и дома посадников. Вокруг пруда, на равных расстояниях, высились большие холмы, поросшие столетними дубами, кленами и чинарами. Глядя на спокойную поверхность воды, можно было подумать, что эти дубы, клены и чинары развесила в серебристой бездне пруда чья-то невидимая рука.
Обе женщины шли довольно медленно. Старая Добромира часто садилась на траву и отдыхала.
— Ну, теперь уж недалеко, — сказала она, подходя к лужку и усаживаясь на траву. — Я здесь посижу, а ты поднимайся по этой тропинке в гору… и на другой стороне ты найдешь пещеру.
Люда отыскала указанную ей пещеру и, войдя в нее, пошла по длинному, узкому коридору. Сначала ей освещал путь дневной свет, затем, по мере того как она удалялась от входа, свет стал меркнуть, и вскоре сделалось совсем темно, точно ночью. Ей было страшновато, но она продолжала идти… Наконец за очередным поворотом коридора она заметила красный огонек, который по мере ее приближения делался светлее и ярче. Над ним поднимался черно-бурый дым, колыхавшийся в воздухе.
Но вот она уперлась в конец пещеры. Он оказался небольшой квадратной келийкой. В одном конце, на возвышении, стоял глиняный светец, фитиль которого горел красным пламенем. С другой стороны она заметила глубокую нишу наподобие высеченного гроба. Внизу этой ниши, на твердой глиняной земле, она увидела начертанный крест, а над ним надпись:
«Крест Спасителя, спаси мя!»
Под этой надписью находилась другая, сделанная кириллицей: «Гробница раба Божия Иоанна». На этой же стене, сбоку, была другая надпись, выполненная теми же буквами: «Много пострадал я, Господи! Упокой мою душу». У изголовья этой гробницы, в которой добровольно сокрылся живой человек, на дубовом пне лежало житие святых отцов печерских и несколько ломтей черного хлеба, который приносили окрестные жители пустыннику.
В пещере не было никого, так как живший в ней аскет пошел по воду.
Людой овладел страх. Она хотела вернуться, но услышала позади себя чьи-то приближавшиеся к ней шаги.
Шаги стихли вблизи нее, но она не посмела оглянуться. На пороге пещеры остановился пустынник с кувшином в руке, бедном монашеском одеянии. Люда поборола страх.
— Отец! — обратилась она, робко повернувшись к монаху и порываясь встать перед ним на колени, однако едва она взглянула на него, как вдруг закрыла лицо руками и жалобно простонала:
— Господи! За что Ты меня так жестоко наказываешь? — И упала без чувств к ногам пустынника.
Это был Вышата.
Он приподнял ее и привел в чувство водою, которую принес в кувшине, и сам стал перед нею, безмолвный и белый, как мрамор. Люда не смела взглянуть на него. На ее искаженном и побледневшем лице не оставалось уже признаков жизни. Одно страдание отражалось на нем. В свою очередь Вышата обнаруживал беспокойство…
До этого случая он думал, что сумел залечить разбереженные раны, примириться с Богом, но теперь убедился, что не так легко потушить сердечный огонь, который его сжигал.
Тем не менее он овладел собой, стараясь заглушить в себе чувство прежней любви.
— Бедная сестра! — взволнованно отозвался он. — Чем я могу тебя утешить? Поищи сама утешения у того источника, из которого пьют все жаждущие мира. Господь ниспосылает нам судьбу, и в Господе нашем это утешение. Он привел меня сюда и указал на ничтожность всего мирского. Мое сердце было преисполнено гордости и греховными помыслами, и вот, смотри, где я похоронил их… Что делать?.. Не моя была тут воля. Я победил сильнейшую страсть, победил самого себя и здесь, в этой келийке, в которую никогда не заглядывает дневное светило, нашел душевное спокойствие.
Люда, вся дрожа, слушала Вышату, тогда как бывший тысяцкий приподнял руку, сложил персты и осенил ее крестным знамением.
— С Богом, сестра! — произнес он…
Когда Люда ушла, Вышата упал на колени перед изображением креста, который он сам начертил при входе в пещеру, и начал молиться и плакать…
После продолжительной молитвы он поднял глаза к небу тусклый свет лампады освещал слова, начертанные над крестом; он прочел их вслух, после чего встал и глубоко вздохнул.
Между тем Добромира ждала.
Люда, выйдя из пещеры, увидела Добромиру и со слезами бросилась ей на шею.
— Ах, мамушка! — воскликнула она. — Ведь это он, Вышата, кается за мои прегрешения.
Добромира знала, что Люда увидится с Вышатой. Исповедуясь у отца Еремия, она узнала от него, где Вышата, и ей в голову пришла мысль свести их в последний раз в жизни. Старухе думалось, что молодой боярин простит любовь Люды к королю и бедная дочь воеводы Коснячко полюбит того, кто когда-то был другом ее семьи, и окончатся страдания обоих. Но она ошиблась. Вышата не пожелал вернуться в мир…
- Предыдущая
- 36/39
- Следующая
