Шанти - Щепетнов Евгений Владимирович - Страница 59
- Предыдущая
- 59/79
- Следующая
– Прости… нет. – Лицо Андрея стало хмурым, и он сокрушенно покачал головой. – Ты пойми, там мои дети, там мои друзья, там моя жизнь. И я не сделал все, что могу сделать. Как я брошу все и останусь здесь, с вами?
– Понимаю. – Урхард тоже погрустнел и незаметно вздохнул. – Беата плачет. Ты запретил ей выходить тебя провожать?
– Ну да… долгие проводы – лишние слезы.
– Вернешься когда-нибудь?
– Не знаю. Жив буду – вернусь. Что еще может сказать человек, отправляющийся на войну?
– Ну да, ну да… У Беаты будет ребенок, ты знаешь?
– Знаю. Знаю…
– Как назвать?
– Хм… – Андрей слегка растерялся, потом решил: – Сами выберете имя. Ну что меня спрашивать? Все, что я сделал… сделал. А вам жить. Поверь, Урхард, мне очень тяжело расставаться, очень. Вы так много для меня сделали, вы мне не чужие. И если жив буду – приеду. Вот только с делами разберусь и приеду…
– Ну-ну… посмотрим, – усмехнулся Урхард. – Если будет мальчик – назовем его Андрус, если девочка – Андра. Беата мне уже сказала. И еще – похоже, что Адана зачала…
– Да ладно?! – восхитился Андрей. – Получилось?
– Ага… ты поколдовал или Лес что-то сделал – не знаю. Но Адана говорит – получилось, и я ей верю. Она ведь еще молодая, сможет родить, правда же?
– Конечно, сможет, – кивнул Андрей. – Я ее подправил, оздоровил, теперь у нее организм как у молодой девчонки. Да и ты не старик.
– Да, спасибо тебе, – ухмыльнулся Урхард, – и Адана это заметила. Прошлой ночью сказала, что я никогда не был так силен! Врет, конечно. Я всегда был хоть куда, женщины не жаловались! А до Аданы у меня их было много… хм… что-то я не о том. Время тяну, что ли? Не хочется, чтобы ты уезжал.
Урхард неловко постучал кулаком по фургону, запряженному сильной, сытой, ухоженной лошадью. Та прянула ушами и фыркнула, недовольно глядя на человека.
– Давай прощаться. – Голос Урхарда дрогнул, и Андрею показалось, что в глазах купца блеснули слезы. – Тебе еще ехать и ехать. Дотемна надо добраться до постоялого двора Станса, там заночуешь. Старайся ночевать на постоялых дворах, говорят, что на тракте пошаливают бесклановые, да и смута сейчас в нашем клане, могут попытаться загрести тебя в какое-нибудь войско из претендентов на должность главы. Постарайся поскорее покинуть земли клана, если не будешь задерживаться, это случится через два дня пути. Ну все, прощай, Андрус. Прости, для меня ты всегда будешь Андрус…
Урхард обнял Андрея, сжал его в медвежьих объятиях. Похлопал по спине. Потом отстранил, держа его за плечи, посмотрел в глаза и охрипшим голосом спросил:
– Беатке что передать? Адане?
– Адане – спасибо за все. И здоровенького ребеночка вам, и не одного. Думаю, у вас еще будет много детей. Беате… скажи, что я ее люблю. Но… она знает.
– Скажу, – серьезно кивнул Урхард и просиял. – Да, я хочу много-много детей! Будет жить наш клан! Кстати, Лес тебе передает, что надеется тебя еще увидеть.
– Получилось, да? – улыбнулся Андрей.
– Ага… он мне семечко прислал, я проглотил, и теперь мы с ним можем общаться мысленно, – кивнул Урхард. – Он хороший парень, этот Лес! Жаль, что мы не познакомились раньше.
– Жаль, – кивнул Андрей, еще раз обнял купца и легко взлетел на облучок фургона. Взял в руки вожжи, хлопнул ими по спине лошади, и та, недовольно оглянувшись, пошла вначале медленно, потом все быстрее и быстрее.
Андрей оглянулся, когда отъехал шагов на двести, Урхард так и стоял на дороге, неподвижный и массивный, как статуя, выточенная из светлого камня. Потом махнул рукой, повернулся и пошел туда, где виднелись крыши сельских домов, из труб которых струился сизый дым. Раннее утро было безветренным и чистым, на небе ни облачка, будто и не было вчера ливня, смывающего все на свете ударами дождевых копий.
У Андрея защемило сердце, а к горлу подкатил комок.
«Опять один… как всегда, как всю мою чертову жизнь. Несет меня как перекати-поле, и, где я остановлюсь, знает лишь Бог. Интересно, что будет с Лесом? С его народом? Я уверен, что все тут будет нормально? Не-а… Человек, соединенный с растением-мутантом… как бы они не стали проблемой для всего мира. Да, Урхард – хороший человек, но… Лес желает размножаться, заполнить собой весь мир. И это понятно – инстинкт. Впрочем, а чем от него отличаются люди? Только тем, что они убивают себе подобных в бесконечных войнах, а Лес не может себя убить. Так чем же мутировавшее растение хуже людей? Может, как раз и лучше такое вот сращение человека и природы? Не знаю. Я сделал все, что смог, и пусть другой сделает лучше меня».
Дни тянулись один за другим. Пыльная дорога, лес, поля, овраги, мосты, ночевки на постоялых дворах. Пьяный гомон путников, обсуждающих свои великие проблемы, чад кухонь, дым очагов, запах лошадиного пота и конского навоза, вонь отхожих мест и аромат пышных лугов, разнотравья и болота с квакливыми лягушками – все знакомое, привычное, навязшее в зубах, как жилистое мясо.
Банды, разбойники? Андрею иногда даже хотелось, чтобы кто-то из них появился и можно было бы развеять скуку путешествия. Но нет, на этой пыльной дороге не то что разбойники, даже путники попадались редко. Они окидывали Андрея сонным взглядом и продолжали свое вечное движение в неизвестное будущее.
Все-таки Андрей больше был человеком другого мира, более энергичного, суетного, быстрого, чем обитателем этого – сонного, бредущего своей дорогой, как бык, запряженный в телегу крестьянина. Куда торопиться, когда завтра будет так же, как и вчера… как и год назад… как целую жизнь назад.
Через десять дней, как и обещал Урхард, дорога вывела Андрея к стенам города Ихдира, расположившегося на скалистом берегу Ихдирской бухты, круто вдающейся в материк. На мысе располагался маяк, сложенный из дикого камня. Наличие маяка немало удивило Андрея, полагавшего, что здешний народ не дорос до таких чудес цивилизации. А еще удивил город, чистый, ухоженный и многолюдный, похожий на столицу Балрона Анкарру, особенно в ее портовой части. Такие же трактиры, такой же пестрый народ, снующий по пристани так, будто в огромный муравейник помочился громадный бык и муравьи теперь срочно ищут источник опасности, не подозревая, что тот возвышается прямо над ними.
Андрей не любил шум больших городов, толкотню, его раздражали подозрительные личности, пристраивающиеся за каждым незнакомцем, не похожим на жителей города, в надежде поживиться содержимым его карманов или кошелька. Впрочем, при виде жесткого лица незнакомца и рассмотрев его меч, который тот придерживал с уверенностью и грацией опытного бойца, подозрительные типы тут же исчезали в толпе, так и не решившись проверить, насколько чужак обременен медью и серебром, а возможно, и золотом. И напрасно. Чего-чего, а денег у Андрея хватало, и не только денег. Он продал фургон и лошадь – не бросать же повозку и лошадь на причале, а на корабле они Андрею ни к чему. Фургон честно укрывал его от непогоды десять дней, лошадь исправно тащила повозку, так что пусть они достанутся хорошему хозяину, рассудил Андрей, когда передавал вожжи в руки перекупщика. Торгаш явно надул его на хорошую сумму, но Андрею не хотелось торговаться – деньги у него были, и много. Урхард дал ему тысячу золотых и горсть камешков в кожаном мешочке.
Андрей не очень хорошо разбирался в камнях, но по всему было видно, что это необработанные, неограненные алмазы, больше похожие на кусочки окатанного водой кварца.
Если бы не сказали, что это драгоценные камни, Андрей никогда бы не подумал, что эти мутные кусочки стекла самые настоящие алмазы. Когда Урхард показывал ему драгоценности, Андрей высказал сомнение в ценности камешков, и тогда, захохотав, купец бросил один из камешков в драгоценный хрустальный бокал с колодезной водой. Камешек пропал. Дилетантских познаний Андрея хватало, чтобы понять – это настоящий алмаз. Только алмаз, погруженный в воду, становится невидимым. Так что сейчас Андрей нес на себе целое состояние, совсем не лишнее в его положении.
- Предыдущая
- 59/79
- Следующая
