Тайна Золотой долины (др. изд.) - Клепов Василий Степанович - Страница 5

• Предыдущая
• 5/40
• Следующая

— Универсальная? — удивился Лёвка. — Я не слыхал про такую породу.

— Это — помесь, — серьёзно заявил Димка. — Теперь с этими собаками такое вытворяют, что и не разберёшь: где пинчер, а где обыкновенная дворняга.

— Универсальная — это такая собака, — разъяснил я новому интенданту, — которая могла бы стеречь лагерь, выслеживать дичь, бросаться за нами в воду, когда будем тонуть, давать сигнал об опасности, делать большие прыжки, бесшумно хватать противника за горло…

— И играть на трубе, — съехидничал Димка.

Он думал, что я зарапортовался. Но я не зарапортовался: такие собаки попадались Джеку Лондону на пути между Калифорнией и Аляской.

— Есть, есть такая собака! — вскричал Лёвка. — Сам видел, как она Витьке Бочарову щепки носила. Он кинет щепку — она принесёт. Он кинет — она принесёт. Её только подучить, она и за горло схватит.

— Знаешь что, Фёдор — Большое Ухо? — предупредил я Лёвку. — Ты не болтай, а действуй. Не забывай, что ты теперь интендант первого ранга.

Лёвка пошёл действовать, а мы с Димкой заглянули к дяде Паше.

— Вот, дядя Паша, тот самый Димка, который не знает, где Золотая долина. Скажите ему, что он проиграл пари. А ты, Дублёная Кожа, гони сюда пять пёрышек.

Вся эта демагогия[21] нужна была мне для того, чтобы узнать от дяди Паши побольше о Золотой долине.

А дядю Пашу хлебом не корми, только дай поговорить о геологии. Он рассказал нам о Золотой долине такое, что я ушёл от него окрылённым.

Оказывается, Золотая долина недаром так называется. Ещё до революции вокруг неё поднялся страшный шум. Какому-то старателю посчастливилось найти там самородок золота в несколько фунтов весом. Туда и нагрянули люди с Урала, из Сибири, из Забайкалья и других мест. Пока они бродили по реке Зверюге и ставили там заявочные столбики, бельгиец Шарль ван Акер дал взятку какому-то русскому министру и купил оптом всю Золотую долину.

Но бельгиец был жулик. Денег у него хватило только на взятку. Он и начал приглашать к себе в пайщики русских купцов. А наши пузатые дураки клюнули на его удочку. «Вот, думают, теперь-то мы разживёмся золотишком». А золота всё нет да нет, всё нет и нет. Одних геологов отправят — их разбойники перережут, других отправят — под обвалом погибнут, третьих зачем-то чёрт в реку понёс, и они утонули. И пошла про Золотую долину худая слава: там, мол, нечисто, её кто-то заколдовал, — и всякая другая ерунда. Бельгиец видит, что дело плохо, денежки в карман — и убежал за границу. Компания эта лопнула, а какой-то немец, управляющий ван Акера, купил всю Золотую долину почти даром, а как только началась революция, тоже исчез.

После революции, по словам дяди Паши, посылали в это проклятое место ещё одну небольшую партию. И вот что удивительно: уже не было ни чертей, ни злых духов, ни разбойников, а и эта партия погибла. Спустя уже много недель трупы геологов выловили в Зверюге за десятки вёрст от Золотой долины, а труп начальника партии даже и не нашли.

— Ну, а всё-таки, как по-вашему, — спросил я дядю Пашу, — есть там золото или нет?

— Есть, наверно, но не столько, чтобы поднимать такой шум. Всё это была чья-то спекуляция.

Но я подумал про себя; «Нет, дядя Паша, тут не спекуляция! Уж я-то в этих делах понимаю: всего Джека Лондона прочитал, Брет-Гарта и Мамина-Сибиряка».

Димка тоже, когда мы вышли от дяди Паши, стал потирать руки, а в его серых, уже не ангельских глазах засверкали молнии.

— Поехали, Молокоед! Нечего время терять. Дело правильное.

— Ты так думаешь? — спокойно ответил я, потому что начальнику экспедиции не к лицу горячиться. — Ну что ж, завтра и поедем. Как только все на работу уйдут, так и двинемся.

Но всех золотоискателей преследует Злой Рок, и нас он тоже, наверно, щадить не захотел.

Я уже сказал, что, пока мы разговаривали с дядей Пашей, Лёвка пошёл действовать. Но, как только он выскочил из подъезда, его остановил милиционер.

— Лев Гомзин?

— Лев, — растерявшись, сказал наш интендант. — А что?

Около, них сразу стали собираться ребята, а потом — и взрослые. Милиционер просил их разойтись, но от этого толпа только увеличивалась: все хотели узнать, что натворил толстый мальчик с большими ушами.

— Такой и зарезать может, — сказала какая-то старушка не из нашего дома. — Ишь, уши-то какие!

— Да что вы, — вмешались ребята. — Это же Фёдор Большое Ухо. Он живёт у нас на четвёртом этаже.

— Ну и что ж, что на четвёртом, — не отступалась старушка. — Такие всегда на верхних этажах живут. Знаю, я их…

Сначала всё это было смешно, но потом пришёл Белотелов, и милиционер спросил его:

— Этот?

Белотелов кивнул. Милиционер взял Лёвку за руку и повёл обратно домой, а Белотелова попросил подняться с ним к Гомзиным. По всему дому сразу пошли слухи: одни говорили, что Лёвка кого-то зарезал, другие — что он вор. В общем, попал наш Лёвка в опасные преступники.

В комнате у Гомзиных милиционер начал составлять протокол. По этому протоколу выходило так, что Лёвка забрался в квартиру к Белотелову и украл у него собаку по кличке Рекс и портфель, в котором было пятьсот рублей денег.

Лёвка сознался, что собаку он, действительно, уводил, но вовсе её не крал, так как Рекс пошёл за ним сам, как только Лёвка поманил его кусочком хлеба. Что же касается портфеля с деньгами, то Лёвка никакого портфеля не брал.

— А зачем тебе потребовалась собака?

Фёдор Большое Ухо вспомнил про клятву, которую давал, и замялся:

— Просто так… Хотел поиграть с собачкой.

Милиционер вызвал нас с Димкой и тоже стал допрашивать: ведь Никитка накляузничал Белотелову, что мы втроём удавливали Рекса.

Мы с Димкой не хотели выдавать нашей затеи с походом и сказали, что собак набирали для того, чтобы прокатиться на санках. Милиционер не поверил и смотрел на нас так, будто мы и в самом деле преступники. В конце концов он пригласил понятых и устроил на квартирах у нас, у Гомзиных и у Кожедубовых обыск.

Никакого портфеля, конечно, он не нашёл. Но после этого нам нельзя стало выйти на улицу. Все останавливались и смотрели на нас, как на воров.

Мою маму вызвали в тот же день в школу к директору, и он прочитал ей нотацию за плохое воспитание подрастающего поколения.

— Ваш сын, — сказал директор, — не только совсем перестал заниматься, он докатился уже до воровства.

Представляете, каково было моей маме слушать такие слова! А ещё хуже было мне потому, что мама очень плакала и, хоть и говорила, что верит мне, но вряд ли верила.

После этого я уже твёрдо решил: надо без всяких проволочек ехать в Золотую долину добывать золото.

— Подождите, — пригрозил я, — скоро узнаете, каких патриотов вы обзывали ворами и преступниками.

А этого Белотелова я теперь ненавидел не меньше, чем проклятых фашистов.

«Ты обо мне ещё услышишь…» Проводы у заставы. Марш аргонавтов. Мудрость Снежной Тропы. Вперёд, на Север!

И вот наступило, наконец, знаменитое утро нашего похода. Писатели, вроде Фенимора Купера и Майн Рида, на моём месте обязательно начали бы сейчас выкомуривать насчёт того, какое было при этом солнышко, да какие облака, да откуда дул ветер, и как серебрилась морозная пыль, но всё это — зря! Мы с Димкой всегда пропускаем эти описания, потому что, кроме беллетристики, в них ничего нет.

Да если б я и захотел пуститься в описания, всё равно бы ничего не вышло: солнышко в это утро не показывалось, ветер не дул, никакая пыль не серебрилась, было очень пасмурно, а вместо снега на мостовой лежала мокрая грязь.

Всё у нас уже было готово к экспедиции, и мне оставалось только забрать из шифоньера своё бельё и одежду и увязать их в наволочку. Потом я снял со стены портрет Джека Лондона и вынул его из рамки. На белой полоске под портретом моей рукой было написано:

• Предыдущая
• 5/40
• Следующая