Из цикла рассказов «Там, где будет мой дом» - Раткевич Элеонора Генриховна - Страница 4
- Предыдущая
- 4/18
- Следующая
Ярость Шеккиха была так велика, что он все же попробовал — не прилюдно, конечно, с глазу на глаз. Раз десять он порывался выплеснуть свой гнев на давешнего майора, и даже рот открывал — но всякий раз Кейрист взглядывал на него, и слова застревали у Шеккиха в глотке. Наконец он сдался и опустил глаза.
— Ну? — язвительно поинтересовался полковник. — Ты, кажется, что-то хотел сказать?
Шекких смолчал.
— Ах нет, — краешком рта усмехнулся Кейрист. — Каюсь, запамятовал — ты ж под трибунал хотел.
Он умолк и снова смерил Шеккиха взглядом.
— Ты что, забыл, что бить морду старшим по званию не дозволено? Совсем ты со своими эльфами одичал. Три года, как я тебя не видел, а ты все такой же дурак.
Прав полковник Кейрист, прав, как всегда. Случись ему появиться мгновением позже — и трибунала Шеккиху не миновать. Герой трех победоносных кампаний, один из лучших разведчиков-диверсантов «Шелеста» — под трибуналом… и все из-за жирной тыловой крысы. Впрочем, с героями это нередко случается, если образумить некому. Шеккиху еще повезло, что полковник спас его от такой судьбы… хотя что лучше — трибунал или полковник Кейрист — это вопрос весьма сложный.
— У тебя только с ушами не в порядке или с головой тоже? — спросил внезапно полковник.
Шекких ответствовал ему остекленелым взглядом: хотя способность полковника Кейриста раздобывать сведения за ничтожно малый срок и была совершенно сверхчеловеческой — а может даже и сверхэльфийской, — но все же когда он и на этот раз-то ухитрился?
— Ты хоть мне-то дурочку не заправляй, — поморщился Кейрист. — Я же видел, как ты на мой голос повернулся — всем телом. Раньше тебе в том нужды не было.
Облегчение Шекких испытал безмерное. И отчего он сразу не попытался разузнать, нет ли при штабе Кейриста, а поплелся по инстанциям, как последний дурак? Решил, что недостойно будет злоупотребить благоволением полковника? Так разве Кейрист к нему благоволил? Разве он хоть к кому-нибудь благоволил? Кейрист бывал неизменно справедлив — но и только. Эй, Шекких — а не струсил ли ты? Не испугался ли недреманно проницательной справедливости полковника Кейриста? Нашел, чего трепетать — ведь не о милосердии ты молить пришел. Именно справедливость тебе и была нужна… а ты вздумал искать ее у бездельника, который если с кем и воевал, так разве только с клопами в своей трофейной пуховой постельке! Боевой полковник без подсказки видит воочию то, во что тыловой майор не поверит, покуда не узрит казенной печати. Да умри Шекких у него на глазах — майор и глазам своим не посмеет поверить, покуда вышестоящий чин не поставит круглую печать на солдатских штанах! Шекких был так жестоко оскорблен его недоверием, что решил презрительно отмалчиваться в ответ на любые расспросы — но Кейрист не расспрашивал его, он обо всем догадался сам, и лишь уточнял свою догадку. И Шекких неожиданно для себя выложил полковнику все — и как он получил контузию, и сколько времени провалялся в лазарете, и что сказал майору, и что майор сказал ему…
— И тут он с меня печать требует! — жарко и возмущенно повествовал Шекких. — Господин полковник, сами посудите — откуда ж у эльфов — и вдруг печать? Я ему так и говорю… а он мне говорит, что ему наплевать, какой там эльфийский принц оттиск королевского перстня поставил, потому как не по утвержденной форме. А раз печати нет, то и никакой контузии нет. А раз я третий день пребываю без печати утвержденного образца вне расположения своей части, то я дезертир, — на этом слове челюсть Шеккиха свело судорогой ярости. — А чтобы меня врач на месте осмотрел и печать поставил, такого параграфа нет. И приказа о моем комиссовании он не оформит, а напишет он рапорт о моей самовольной отлучке и все такое…
Шекких запнулся: по лицу полковника Кейриста ходуном заходили медленные желваки.
— Я понимаю, что майорам морды бить не положено… а только так он надо мной куражился…
— Это еще не сказано, что куражился, — голос у Кейриста был скрежещущим и тяжелым, как солдатские сапоги после недельного марша по безводной пустыне. — Ладно. С майором мы отдельно разберемся. Это не твоего ума дело.
— А со мной что будет? — задал вопрос Шекких.
— А с тобой… — полковник чуть приметно вздохнул. Шекких вытаращил глаза — уж не примерещился ли ему этот слабый, чуть уловимый вздох?
— Этот поганец обманул тебя, — сухо произнес полковник, и лишь нижняя губа его слегка оттопырилась от гадливости. — Он бы тебя и с печатью комиссовать не мог. Приказ новый вышел. Сейчас, когда война близится к победоносному завершению, — явно процитировал на память полковник, — а в ряды действующей армии влилось пополнение, не имеющее опыта военных действий, — полковник махнул рукой и продолжил нормальным тоном, без казенной возвышенности: — В общем, тех, кто больше пяти лет прослужил, не увольнять ни под каким видом. Даже в случае увечья. Разве если совсем негожих калек, без рук, без ног… так ведь согласись, руки-ноги у тебя на месте… а головы у тебя и раньше не было. Майор мог тебя только уволить без выслуги лет и без выплаты жалования, как уклоняющегося от исполнения долга — и то в лучшем случае.
Шеккиха будто ледяной водой окатили.
— Полковник! — взмолился он. — Неужто и вы меня дезертиром назовете?
— Дезертиром — нет, дураком — да, — отрезал Кейрист.
— Значит, я дурак, — упорствовал Шекких. — Потому что я не вижу, на что я могу теперь сгодиться. Ни в разведку отправить, ни в караул поставить, ни в атаку пустить…
— Ты неисправим, — безмятежно прервал его словоизлияния полковник. — Моя бы воля, я бы тебя хоть сейчас комиссовал. В приказе ведь запрещается отпускать опытных вояк, а не закоренелых идиотов. По-твоему, война — это когда в засаде лежат или с врагом рубятся, и только.
Может, Шекких и хотел возразить, но не стал. Когда полковник Кейрист уже принял решение, луче помалкивать — а в том, что он его принял, нет ни малейших сомнений.
— Ничего, — благодушно пообещал Кейрист, — я ж тебе покажу войну… — Он замолчал на мгновение, потом хмыкнул и продолжил: — Юго-Западная граница уже восстановлена. Вот на пограничный пост я тебя и откомандирую. — Полковник снова помолчал и добавил язвительно: — Интендантом. Самое для тебя место. Как раз по твоему увечью. Сапоги и штаны на складе не имеют обыкновения разговоры разговаривать. Отслужишь там годик, а потом можешь отправляться домой с полным жалованьем. К тому времени приказ наверняка отменят.
Шекких едва удержал рвущиеся с уст слова — но мысленно проклял свое увечье самыми страшными проклятиями. Ничего не скажешь, хорошенькое он получил воинское назначение! Гроза черных магов отправляется в мирное захолустье солдатские подштанники пересчитывать! И ведь это единственный способ не оказаться лишенным звания, без единого гроша, опозоренным — а потому будь благодарен полковнику Кейристу за участие в твоей судьбе, и изволь подчиниться.
— Приказ будет оформлен дней через пять, — продолжал меж тем полковник. — Вполне успеешь вернуться к своим и проститься как подобает.
А вот за это Шекких полковнику и впрямь благодарен искренне, без оговорок. Мало кто верит, что человек способен испытывать к эльфам дружескую приязнь — и встречать в ответ не меньшую сердечность. А вот полковник Кейрист это очень даже понимает, хотя никогда вместе с эльфами и не служил…
— Господин полковник, — выпалил Шекких, — разрешите спросить… а у вас эльфов в роду не было?
— У меня — нет, а у моего сына — да, — ответил Кейрист в своей обычной манере.
Лишь через минуту-другую ошеломленный Шекких смекнул, что полковник просто-напросто женат на эльфийке.
Проводы Шеккиху закатили такие, что ему до старости было о чем вспомнить. «Боец „Шелеста“ ничего не делает наполовину» — гласил привычный Шеккиху девиз. Ничего наполовину — будь то схватка с врагом, поимка черного мага или просто проводы боевого товарища.
Шекких рассказал о своем новом назначении не без тайной опаски. Он не боялся, что кто-то запрезирает или осмеет недавнего воина за воплощение в ипостаси почти комической: прихотливые изыски человеческого престижа эльфов не волновали нимало. Но Шекких опасался всерьез, что его пожалеть вздумают: проявления жалости могли бы сломить его окончательно. Но страхи его оказались напрасны: если эльфы кого и жалели, то не его, а скорее себя. Кто теперь будет потчевать их развеселыми байками, когда неистощимый балагур Шекких должен их покинуть? С кем теперь делиться всевозможными эльфийскими премудростями? Бедные мы, бедные… да и Шеккиху тоже не повезло: с такой развеселой компанией проститься приходится!
- Предыдущая
- 4/18
- Следующая
