Первый бросок - Бушков Александр Александрович - Страница 9
- Предыдущая
- 9/71
- Следующая
– Ну что ты надулся? – тихонько засмеялась она.
– Ничего подобного.
– Надулся-надулся… Кирилл, я женщина взрослая. Замужем была.
– Ну, на сколько ты там меня старше…
– На полтора года. Но не в том дело.
– А в чем?
– Пацанчик ты еще, мой верный обожатель. Хочешь, прямо сейчас, на людях, вопьюсь в губы страстным поцелуем? – Почувствовав, что Мазур от неожиданности легонько отпрянул, она прыснула: – Ну вот, я и говорю…
– Играешь ты со мной, а?
– Ну вот, слава богу, догадался наконец… Я – молодая ветреная женщина, мне так по судовой роли положено. А тебе положено мяться, вздыхать и уныло тосковать. Умеешь? Хочешь, пойдем к тебе в каюту? Или – ко мне? Или – не пойдем, чтобы замполита зря не дразнить, он, хоть по Светкиным коленкам взглядом и елозит, службу знает четко. Бдит-с.
– Дать бы тебе в ухо, – неожиданно сказал Мазур.
– А вот это уже интересно, – промурлыкала Ирина. – Это уже называется – действовать в правильном направлении… Впечатление производит, а как же. Ну, дай. Только легонько.
– Не могу.
– Это пуркуа?
– Нравишься ты мне чертовски.
– Ой, как романтично… Ну, не дуйся. Может, мне надоест уже сегодня роковую женщину изображать. Мы, женщины, создания непредсказуемые. Ты лучше скажи, почему это ты, хоть я тебе и нравлюсь чертовски, вокруг француженки вился? Я, конечно, про красоточку Мадлен. Имя-то какое пошлое, стандартное до одури…
– Вовсе я вокруг нее не вился, – сказал Мазур. – Это она вокруг нас вьется, и романтики здесь нет ни малейшей. Она ж журналистка, ей, хоть расшибись, сенсации нужно раскапывать. А какие здесь сенсации? Вот и надеется от «руссо маримано» выдоить хоть капельку того, что сойдет за новости…
– Ага, оправдываться начал?
– Ничего подобного. Чист я перед тобой, как слезинка. Ирин, может, все же…
– Посмотрим, – пообещала она. – А пока, если ты не заметил, уж пару минут как быстрый танец лабают…
– Ну и черт с ним, подумаешь…
– И верно…
Они колыхались в медленном танце, пока не наступил короткий перерыв. Ирина вернулась на прежнее место. Провожая ее унылым взглядом, Мазур в очередной раз назвал себя дураком, в очередной раз пообещал себе завязать с этим безнадежным делом – и, конечно, в очередной раз сообразил, что так на это и не отважится, будет по-прежнему, как она совершенно точно подметила, мяться, вздыхать и уныло тосковать…
– А не выйти ли нам погулять, старый?
Это, конечно, был молодой вундеркинд.
Мазур не раздумывал:
– А пожалуй что, месье…
Стараясь не привлекать внимания излишней поспешностью, они прошли в конец коридора, где в тупичке-загогулине висел огромный красный огнетушитель, а в ведре с песком покоились во множестве скукоженные окурки.
– Ну? – спросил Мазур вяло.
– А не кажется ли вам, друг мой, что нам пора как следует стукнуться? – осведомился вундеркинд.
– В каком смысле?
– От ситуации зависит. Может, морально, а может, и по принципу «Морда-морда, я кулак, иду на сближение!»
– Причина?
– Старый, ну ты ж не дурак?
– Да вроде, – сказал Мазур.
– Вот видишь. Хоть и атеист я, а скажу тебе, как на духу: с этой девушкой я намерен дружить. Вдумчиво и углубленно.
– А она?
– Мы ж мужики, старый… Кто-то да должен отвалить в сторонку. У меня вот твоя кандидатура возникла…
– Странно, – сказал Мазур. – А у меня, наоборот, твоя… Уловил?
«Что ж ты делаешь, идиот?» – прямо-таки взвыл он про себя.
Эту ситуацию он прекрасно знал еще по Вьетнаму. «Запомните одно, – талдычило начальство, независимо от личности и звания. – На задании ваш организм вам попросту не принадлежит. Организм ваш – казенная собственность. Избегать любых травм, как геенны огненной. Боевой пловец со сломанным пальцем, ушибленным коленом или вывихнутой рукой – балласт форменный, и не более того. А посему смотрите у меня!» Самое печальное, что начальство было кругом право: иногда слишком многое поставлено на карту. Каким бы ни был многообещающим кадром Толя Чехарин, а когда в Камране подрался с вьетнамскими летунами и всего-то лишь расшиб кулак так, что через недельку зажило бы, как на собаке, – вылетел в Союз быстрее баллистической ракеты. До Северного флота дело не дошло, но неприятностей он поимел вагон и маленькую тележку, крупно повезло парню, что вообще оставили в бригаде…
Так что драться нельзя. И не драться нельзя. Положеньице… Мазур мог бы разделать этого пижона, как бог черепаху, но ведь возможны любые случайности, от которых виртуозное владение боевой рукопашной не спасает…
– Позвольте, ребята? – Самарин непринужденно протиснулся меж ними, раздвинул их в стороны и дружелюбно осклабился: – Вы тут, часом, не дуэль намерены устроить?
– А если бы? – с вызовом поинтересовался вундеркинд.
Лаврик подкинул на ладони принесенный с собой прямоугольный сверток, тщательно завернутый в газету «Советский спорт», и в три секунды освободил его от бумаги. Обнаружился качественный, нимало не выкрошившийся кирпич темно-морковного цвета.
Вундеркинд отступил на шаг, удивленно пробормотав:
– Эт-то как понимать?
– Смотри сюда, – сказал Лаврик и ловко вложил кирпич ему в руки. – Целый ведь, без подвоха? Погляди-погляди, изучи… Целый? А теперь глянь и оцени…
Он положил кирпич на крышку высокого пожарного ящика, без замаха, без крика сделал молниеносное движение рукой. Чуть слышно скрежетнуло. Лаврик взял в ладони две половинки кирпича, продемонстрировал их бородатому доценту и грустно-ласковым тоном сообщил:
– У меня еще плохо получается, а вот этот парень, – он кивнул на Мазура, – то же самое делает и быстрее, и качественнее, уж ты поверь моему честному слову. Ну не может он с тобой стукаться, чудило, по причине своего полного превосходства, неохота ему за тебя сидеть, научный ты наш… Ты уж к нему не липни, а? Пусть девочка сама решает. Она ж, по-моему, еще совершенно ничья, так что не стоит тут мне мушкетеров из первого тома изображать… Ну, разбежались, соколы?
Вундеркинд молча таращился то на него, то на кирпич, то на Мазура. Разрубленный пополам кирпич был, что ни говори, аргументом весомым. В конце концов бородач, отчаянно пытаясь сохранить лицо, отступил на шажок и сказал Мазуру:
– Это не значит, старый, что я от своих намерений касательно девушки отказываюсь…
– Да ради бога, – сказал Лаврик. – Только чтоб без дуэлей мне… А то невыездными люди в три секунды становятся…
Глядя вслед сопернику, удалявшемуся так, чтобы ни за что не произвести впечатления испуганного, Мазур недовольно сказал:
– Ну, и к чему эти номера?
Лаврик поморщился:
– Слушай, тебя что, мало предупреждали? А рученьку бы вывихнул?
– Да ладно…
– Нет уж, – сказал Лаврик чужим, жестким голосом. – Ты все это прими ближе к интеллекту и не забывай, фендрик, что говоришь со старшим по званию… – Лицо у него было тоже чужое, напряженное и жесткое. – Ну?
– Извините, товарищ капитан-лейтенант… – серьезно сказал Мазур.
– Вот это лучше, хотя «вы» и звание были не обязательны… Итак?
– Слово офицера, не повторится, – сказал Мазур.
– Совсем хорошо… – Лаврик огляделся и, убедившись в полном отсутствии посторонних, сказал уже обычным тоном: – Придется тебе, голуба, пока суд да дело, пока стоянка, на меня маленько поработать.
– В смысле?
– Тебе не кажется, что прелестная Мадлен болтается вокруг наших людей чересчур навязчиво?
– Черт ее знает, – серьезно сказал Мазур. – Может, обычная журналистка. А может, ищет подходы. Тут я не спец, это уже по твоей части…
– Так-то оно так, – сказал Лаврик. – Только куда ж мы денемся без поддержки широких слоев советского общества? В общем, если человек ищет подходы, самым выигрышным будет не пускать это дело на волю волн, на самотек, а заботливо подставить кандидатуру. Так оно гораздо выигрышнее, согласен? Вот и умница. Ты уже уловил направление моей пытливой мысли?
– Хочешь сказать…
- Предыдущая
- 9/71
- Следующая
