Небесный лабиринт. Искушение - Бинчи Мейв - Страница 29
- Предыдущая
- 29/56
- Следующая
Ева всю жизнь играла в одну игру, напоминавшую нежелание наступать на трещинки в дорожке. Мать Фрэнсис назвала бы это суеверием, но Ева поступала так всегда. «Если первой птицей, которая сядет на подоконник, будет певчий дрозд, то я сдам экзамен. Если это будет черный дрозд, то провалюсь. Если мне придется ждать у дверей дублинского монастыря дольше двадцати пяти секунд, я его возненавижу». Почему-то это всегда случалось у дверей.
Стоя у незнакомых дверей дома, в котором когда-то жила ее мать, Ева Мэлоун твердо сказала себе: если выйдет Би, это будет добрым знаком; значит, деньги она получит. Если выйдет сам Саймон Уэстуорд, это будет плохой знак. А если миссис Уолш, то может получиться что угодно. Когда Ева услышала быстрый топот, у нее загорелись глаза.
Вдали показалась школьница, девочка лет десяти-одиннадцати. Она открыла дверь и с любопытством посмотрела на Еву. На девочке была коротенькое платье типа туники, которые всегда носили ученицы протестантских школ. Форма школ при католических монастырях была более длинной и скромной. Ее волосы были заплетены в две косички, торчавшие над ушами как ручки, за которые так и хотелось взяться. Девочка была не толстая, но плотная и коренастая. У нее были веснушчатый нос и глаза того же голубого цвета, что и форма.
— Привет, — сказала она Еве. — Вы кто?
— А ты кто? — спросила Ева. Если все в Большом Доме такого же роста, то бояться ей некого.
— Я Хитер, — ответила малышка.
— А я — Ева.
Наступила пауза. Хитер пыталась сообразить, что сказать дальше.
— Кого вы хотели видеть? — после недолгого раздумья спросила она.
Ева посмотрела на нее с уважением. Ребенок пытался решить, к кому она пришла — к хозяину или к прислуге. Вопрос был сформулирован совершенно правильно.
— Я хотела видеть Саймона Уэстуорда.
— Конечно. Входите.
Ева шла за девочкой по коридору, на стенах которого висели потемневшие от времени картины — возможно, охотничьи сцены. Хитер? Хитер? Ни о какой Хитер Ева до сих пор не слышала, но она не слишком интересовалась этим семейством. Если нокгленцы говорили о Уэстуордах, то Ева в этих разговорах не участвовала. Когда о них упоминали монахини, Ева отворачивалась и уходила. Однажды Ева наткнулась на статью о них, опубликованную в одном светском журнале, и начала лихорадочно листать страницы, надеясь узнать об этой семье еще что-нибудь. Бенни всегда говорила, что если бы сама была из Уэстуордов, то знала бы о своей родне всё. Может быть, даже завела бы тетрадь с вырезками. Но то Бенни… Сейчас она была бы у Уэстуордов на побегушках и благодарила их за все. В отличие от Евы, которая все это время хранила гордое безразличие.
— Вы — одна из подружек Саймона? — тоном заговорщицы спросила девочка.
— Нет, — без всякого выражения ответила Ева.
Они вошли в гостиную. На низком кофейном столике лежали воскресные газеты и стоял серебряный поднос с бутылкой хереса и стаканами. У окна сидел в кресле майор Чарльз Уэстуорд. Плечи старика были сгорблены; даже с такого расстояния было видно, что он не сознает, где находится. Плед, лежавший на его коленях, свисал на пол.
Этот человек приходился Еве дедом. Большинство людей обнимало своих дедов, называло их дедушками и сидело у них на коленях. Дедушки давали им монетки в два шиллинга, хранили их фотографии, сделанные во время первого причастия и конфирмации, гордились внуками и представляли их другим людям. Но этот человек не желал видеть Еву. Если бы он был в своем уме, то велел бы выгнать ее из дома так же, как выгнал ее мать.
Когда-то Ева мечтала, чтобы он увидел ее во время прогулки на лошади или в автомобиле и спросил, кто этот красивый ребенок. У них имелось фамильное сходство. Но это было давно. Теперь она не испытывала к этому человеку ни жалости, ни ненависти, ни любопытства и не мечтала, чтобы все сложилось по-другому.
Хитер смотрела на нее с интересом.
— Я пойду искать Саймона, а вы посидите здесь, хорошо?
Лицо девочки было открытым. Дуться на нее было невозможно.
— Спасибо. Большое спасибо, — проворчала Ева.
Хитер улыбнулась.
— Вы не похожи на его обычных подружек.
— Нет?
— Нет, вы похожи на нормального человека.
— Вот и хорошо. — Ева волей-неволей улыбнулась.
Но это только подогрело любопытство малышки.
— Вы не насчет кобылы?
— Нет. Я не отличаю кобылы от жеребца.
Хитер добродушно рассмеялась и пошла к двери. Неожиданно для самой себя Ева решила удовлетворить детское любопытство.
— Я — не одна из его подружек, — сказала она вслед девочке. — Я — одна из его кузин.
Похоже, Хитер обрадовалась.
— О, тогда вы и моя кузина тоже. Я — сестра Саймона.
Еву заставил промолчать комок в горле. Чего-чего, а этого от визита в Уэстлендс она не ждала. Она не верила, что кто-то из Уэстуордов будет рад ее видеть.
Мать Фрэнсис сказала Кит Хегарти, что торопиться с возвращением в Дублин не обязательно. Она может прожить в монастыре сколько захочет. Может быть, неделю.
— Не уезжайте слишком быстро. Иначе мир и покой, который вы обретете в этом месте, скоро исчезнет.
— Я вас понимаю. Вы думаете, что весь Дублин такой же, как О’Коннелл-стрит. Но мы живем в графстве Дублин, на берегу моря. Там полно свежего воздуха.
Мать Фрэнсис знала, что мир и покой Нокглена не имеют никакого отношения к свежему воздуху. Его преимущество заключалось в том, что он был далеко от дома, в который Фрэнк Хегарти больше не вернется.
— И все же останьтесь у нас и подышите нашим воздухом.
— Я здесь лишняя. — Кит чувствовала, что Еве не терпится овладеть вниманием матери Фрэнсис.
— Совсем наоборот. Еве необходимо поговорить с другими людьми, прежде чем она придумает какой-то план. Нам с ней нет смысла ходить по кругу. Мне это очень не по душе, но я понимаю, что она должна принять решение самостоятельно.
— Из вас вышла бы чудесная мать, — сказала Кит.
— Не знаю. Как говорится, чужую беду руками разведу…
— Не чужую. Вам удается то, о чем другие могут только мечтать. Вы не пилите.
— Вы тоже не похожи на пилу, — улыбнулась мать Фрэнсис.
— Вам не хотелось выйти замуж и иметь детей? — спросила Кит.
— Я любила одного непутевого сына фермера, но не могла выйти за него замуж.
— Почему?
— Потому что у меня не было участка земли, который мог бы стать моим приданым. Во всяком случае, тогда я так думала. Если бы он действительно любил меня, то женился бы на мне без всякого приданого.
— И что с ним случилось?
— Он женился на девушке, ноги которой были красивее, чем ноги Банти Браун. И приданое у нее тоже было. Они родили четверых за пять лет. А потом, как говорят, он нашел себе другую.
— А что сделала его жена?
— Прослыла дурой на все графство. Банти Браун так не поступила бы. Она выгнала его, открыла пансионат и стала самостоятельной женщиной.
Кит Хегарти засмеялась.
— Хотите сказать, что вы и есть та самая Банти Браун?
— Больше нет. И уже очень давно.
— Он сделал глупость, что не женился на вас.
— Я говорила то же самое. Говорила три года. Сначала меня не хотели принимать в монастырь. Они думали, что я просто хочу сбежать. Спрятаться от мира.
— Вы не жалели о том, что не дождались другого сына фермера?
— Нет. Ничуть, — глядя куда-то вдаль, ответила мать Фрэнсис.
— В каком-то смысле вы получили то, чего хотели, — сказала Кит. — Вашими детьми стали школьницы.
— Вы правы. Каждый год приходят новые дети, каждый год появляются новые лица… — Взгляд матери Фрэнсис оставался печальным.
— У Евы все получится.
— Конечно, получится. Наверное, сейчас она разговаривает с ним.
— С кем?
— Со своим кузеном Саймоном Уэстуордом. Просит его внести плату за обучение. Надеюсь, она не выйдет из себя и не пошлет его куда подальше!
Хитер вышла сразу же, как только в комнату вошел ее брат. Сначала он подошел к креслу, поднял плед, встал на колени и накрыл им ноги старика. Потом встал и подошел к камину. Саймон был маленьким, смуглым и кареглазым, на его красивое тонкое лицо падали пряди русых волос. Он отбрасывал их так часто, что это вошло у него в привычку. На нем были бриджи для верховой езды и твидовый жакет с кожаными манжетами и локтями.
- Предыдущая
- 29/56
- Следующая
