Безумный мир - Рассел Эрик Фрэнк - Страница 8
- Предыдущая
- 8/59
- Следующая
Мясо «по-новому» оказалось здоровенным, наполовину обугленным бифштексом с грибами. Нортон, по своему обыкновению, расправился с ним так, словно голодал по меньшей мере лет тридцать.
– Уф-ф! – Он откинулся на стуле и обратил на Армстронга лоснящийся сытый взгляд. – Ну вот. Сейчас я не в состоянии даже пошевелиться. Можешь давать работу. Что я должен сделать на сей раз?
– Кажется, пропал Кларк Маршал. Эдди Дрейк считал, что он во Флориде, но так и не сумел напасть на его след. Вот я и подумал, может, кто-нибудь из твоих тамошних газетных волков раздобудет о Маршале какие-нибудь сведения? Несколько дней назад его видели в Ки-Уэсте.
– Не лучше ли этим заняться полиции?
– Я не могу идти в полицию, у меня нет причин подозревать, что с Маршалом что-то случилось. Скорее всего, он собрал вещички и легким аллюром отправился в неизвестном направлении. Но ведь он – личность заметная, и наверняка кто-нибудь из твоих любителей бифштексов знает, куда он девался.
– Да, он личность известная, верно. Был! Ему трижды выпадало писать о космических кораблях – о номерах первом, десятом и четырнадцатом. – Нортон печально покачал головой. – Бедный старина Кларк! Он пропал после того, как взорвался последний. – Он задумчиво и холодно посмотрел на Армстронга. – Ты никогда с ним не встречался?
Армстронг пожал плечами:
– Я видел только его фотографию и читал несколько давнишних статей. Еще я читал его письмо в газеты, где предрекалось, что номер восемнадцатый тоже обречен. Сдается мне, он здорово скис от несбывшихся надежд.
– Он больше чем скис. Он свихнулся. – То есть?
– У него развилось что-то вроде мании преследования. Он метался по стране с видом первохристианского мученика – от чего-то убегал.
– Или за чем-то охотился?
Нортон с трудом поднялся:
– Послушай. Я не против побегать вместе с тобой за привидениями, делая перерывы для добрых бифштексов. Но не добавляй к прочим своим иллюзиям еще одну: будто Кларк Маршал и всякие бродяги, двоеженцы и прочие выродки, которые где-то скрываются, окажутся в одной упряжке с тобой и что они тоже мечтают ловить призраков. Не воображай, Бога ради, что весь этот дурной мир – твой надежный тыл. – Нортон устало плюхнулся обратно на стул. – Потому что он совсем ненадежен!
– Я все это знаю, – сказал Армстронг. – Мир таков не только для меня. Он ненадежен для кого угодно и для чего угодно.
Сцепив пальцы на сытом брюхе, Нортон снизошел до возражения на последнее замечание.
– Мир? – проворчал он. – Нет! Если не дерутся народы – слава Богу, сейчас этого нет, – то дерутся семьи, наконец, отдельные люди. – Он прикрыл глаза. – И иногда они колотят манекены, просто забавы ради… – Нортон открыл глаза. – Пища! Жратва! – тоном проповедника выговорил он. – Мир постоянен в еде. Весь мир ест – это инстинкт.
– За исключением тех случаев, когда он постится или объявляет голодовку.
– Проклятие! – устало воскликнул Нортон. – Мир постится по религиозным мотивам, голодает по политическим и иногда уничтожает продовольствие по экономическим.
– Хорошо. Ты меня убедил. Мир действительно непостоянен. Ни в чем. А знаешь почему?
– А ты?
– Ха! Любой газетчик это знает, а кроме газетчиков – еще множество людей. Потому, что мир глуп.
– Я бы так не сказал, – заметил Армстронг.
– А я бы сказал. – Нортон удовлетворенно похлопал себя по животу. – Ты слишком долго жил с закрытыми глазами, чтобы видеть, как самозабвенно глуп этот мир. Несколько лет назад один из наших ребят попросил сотню прохожих назвать фамилию матери президента Джексона. Сорок семь ответили правильно – миссис Джексон. Пятьдесят три сказали, что не знают или не могут вспомнить. – Нортон самодовольно взглянул на Армстронга. – В прошлом году двести тысяч русских побывали в мавзолее Ленина, словно это храм Божий. А у французов появилась мода татуировать на мочках ушей три черточки – за свободу, равенство и братство. Годом раньше, когда император Таиланда сломал ногу, весь двор ковылял на костылях, потому что моду там задают члены королевской семьи. Было время, когда все британские аристократы носили помочи из змеиной кожи по той же самой причине.
– Может быть, но…
– Нет, продолжим, – гнул свое Нортон, не переставая любоваться собой. – Аккурат к двадцатилетнему возрасту начинаешь понимать, что нет на свете невозможных безумств. Ты читал когда-нибудь «Краткий экскурс в историю человеческой глупости» Питкина?
– Кажется, нет.
– Поверь мне, ключевое слово здесь – «краткий». Ни Питкин, ни его сыновья, ни внуки не прожили бы столько, чтобы написать «полный» экскурс. Марафонские танцоры, пожиратели яиц, земляных орехов, любители ходить на шестах были во все века. Глупость восходит к истокам человеческой истории. Пирамиды – такая большая глупость, что тысячи глупцов сочиняют о них глупые теории с первого дня их существования.
– Да не хочу я с тобой спорить…
– Ради всего святого! – взмолился Нортон. – Дай же мне хоть слово сказать! Глупость – понятие относительное. Например, я считаю себя умным, потому что повидал на своем веку немало людей гораздо глупее себя. Но и мой ум относителен, потому что, по большому счету, я тоже глуп, хотя не так безнадежно, как некоторые тупицы. Вообще, на свете немало людей с проблесками ума, которые в состоянии воспользоваться глупостью окружающих. Одни, чтобы облегчить себе махинации, придумывают новые законы – это политики. Другие зарабатывают на жизнь, прикрываясь уже готовыми законами, и становятся журналистами, торговцами, производителями оружия, гадалками на кофейной гуще… Еще они могут запускать ракеты. Третьи доходят до того, что игнорируют любые законы, становятся обманщиками и плутами. – Нортон мечтательно улыбнулся. – Есть старинное изречение, что природа создала мошенников для того, чтобы учить уму-разуму дураков.
– Ты закончил? – дружелюбно улыбнулся Армстронг.
– Да. – Нортон еще раз с видимым удовольствием похлопал себя по животу. – Это бифштекс. Из-за него я так миролюбив.
– Ну, тогда, – продолжил Армстронг, – мне сдается, что твои рассуждения смахивают на бред: ты начал со следствий и прошел весь путь в обратную сторону, к выдуманной причине.
– Выдуманной?
– Именно. С чего ты взял, что это глупость?
– А что же еще?
– Не знаю.
– Вот! – Портов торжествовал. – Ты не знаешь!
– Ну и что? Что доказывает мое невежество?
– Оно ничего не доказывает, – неохотно признал Нортон. – Но оно и не опровергает мою теорию о том, что мир есть, всегда был и, вероятно, всегда будет безнадежно глуп. Видишь ли, слишком уж хорошо в эту теорию укладываются факты.
– Я сочиню тебе десяток таких теорий, – сообщил Армстронг. – И все они объяснят те же факты еще лучше? – Он встал, встретившись с удивленным взглядом собеседника. – Как ты заметил, беда в том, что я слишком много думаю. – Армстронг взял шляпу. – Надеюсь, ты не настолько глуп, что забудешь разузнать о Маршале? – Он помахал ручищей: – До скорого, непоседа.
– А ты – бродяга! – громко крикнул Нортон вдогонку. Хмуро уставившись в пустую тарелку, он облизал губы и вдруг помрачнел еще больше. – О, змей! Он не заплатил за бифштексы!..
Пять дней понадобилось Хансену, чтобы раскопать подробности. С точки зрения Армстронга, дело продвинулось быстро, и его оценка крепкого долговязого детектива выросла до высшего балла.
Раскрыв аккуратно напечатанное послание Хансена, Армстронг тщательно его прочел, вполголоса бормоча отдельные фразы.
«Ирвин Джеймс Линдл, совладелец компании „Рид энд Линдл“ в Уичите, штат Канзас. Сенатор, член Комитета по общественному питанию и Комитета по связям с Латинской Америкой. Принадлежит к Ассоциации производителей сельскохозяйственной техники. Национальной ассоциации производителей… м-м… Вторая авеню… Епископская Капелла в Уичите, Международный Ротари-клуб, Канзасский кегельный клуб, номер 414 Американского Легиона, клуб снайперов… м-м… попечитель Американского движения молодежи…»
- Предыдущая
- 8/59
- Следующая
