Падение Константинополя в 1453 году - Рансимэн Стивен - Страница 34

• Предыдущая
• 34/57
• Следующая

Между тем в самом городе напряжение осады стало все больше сказываться на нервах его защитников. Неприязнь между венецианцами и генуэзцами в ряде случаев выливалась в открытые ссоры. Венецианцы винили генуэзцев в катастрофе 28 апреля; генуэзцы же возражали, утверждая, что всему виной опрометчивость Коко, и, в свою очередь, обвиняли венецианцев в том, что, как только возникает опасность, они отводят корабли подальше в безопасное место. Венецианцы отвечали, что, наоборот, со многих своих галер они сняли рули и паруса и оставили их на берегу, а вот генуэзцы почему-то так не делают. Генуэзцы на это заявляли, что не намерены ослаблять мощь своих кораблей, тем более что у многих из них в Пере остаются жены и дети, о которых они должны заботиться. Когда затем венецианцы стали укорять генуэзцев за то, что они поддерживают контакты с султанским лагерем, те отвечали, что все переговоры, которые они там вели, проходили с ведома императора, чьи интересы полностью совпадают с их собственными. Эти взаимные обвинения получили такую широкую огласку, что император в отчаянии позвал лидеров обеих сторон и умолял их воздерживаться от распрей. «Достаточно того, что война у наших дверей! — воскликнул Константин. — Так, ради бога, не начинайте ее между собой». Его слова возымели действие, и внешне сотрудничество было восстановлено, но взаимная неприязнь осталась[201].

Вполне возможно, что в эти дни император действительно пробовал вступить с султаном в переговоры о мире, и, похоже, генуэзцы из Перы по его поручению зондировали почву на этот счет. Однако требование султана оставалось все тем же: город должен капитулировать безоговорочно, и только в этом случае он лично гарантирует его жителям сохранение жизни и имущества, а император при желании может отправиться в Морею. Эти условия были неприемлемы. Никто в городе, независимо от его политических взглядов, не соглашался на позор капитуляции, не говоря уже о том, что никто всерьез не верил в милосердие султана. Однако некоторые из советников императора считали, что он должен покинуть осажденный город. Вне стен Константинополя у него будет больше возможностей собрать военные силы против турок, нежели внутри их. Его братья и многие сочувствующие на Балканах, не исключая, возможно, и самого славного Скандербега, несомненно, сойдутся под его знамена; кроме того, он сможет побудить и Западную Европу исполнить свой долг.

Однако Константин спокойно, но решительно отказался их слушать. Он опасался, что, если покинет город, среди его защитников начнется разлад; если уж Константинополю суждено погибнуть, то он погибнет вместе с ним[202]. Генуэзцы Перы имели все основания стремиться к установлению мира. 5 мая турецкие пушки начали через их головы обстрел христианских кораблей, стоявших вдоль цепи. И хотя артиллеристы целились главным образом в венецианцев, крупное ядро весом 200 фунтов угодило в торговый корабль генуэзцев с грузом дорогого шелка и потопило его. Судно принадлежало генуэзскому купцу, живущему в Пере, и стояло на якоре прямо под стенами колонии. Муниципалитет Перы немедленно направил султану жалобу, подчеркнув при этом, как важен для него ее нейтралитет. Приближенные султана обошлись с посланцами генуэзцев не слишком вежливо. Откуда пушкарям знать, заявили они, что этот корабль не имел враждебных намерений, не был «пиратом», пришедшим на помощь их врагам? Тем не менее, если пострадавший сумеет доказать султану свою непричастность, тот, после того как возьмет Константинополь, рассмотрит его дело и полностью возместит потери[203].

6 мая пушку Урбана, бездействовавшую в первые дни месяца, починили, и бомбардировка сухопутных стен возобновилась с новой силой, в то время как турецкий флот явно готовился к новому сражению. Защитники города имели все основания ожидать на следующий день штурма и постарались к нему подготовиться. Однако, когда 7 мая, через четыре часа после захода солнца, приступ начался, оказалось, что он направлен только на участок стен Месотихиона. Несметное число турок, вооруженных, как и прежде, приставными лестницами и крюками за поясом, устремилось к стенам через засыпанный ров. Ожесточенное сражение продолжалось около трех часов, однако турки так и не смогли прорваться через бреши в стенах и наскоро сколоченные заграждения. Чудеса храбрости рассказывали о греческом солдате по имени Рангавис, который будто бы надвое разрубил личного знаменосца султана Эмир-бея, но сам был вскоре окружен и убит[204].

Хотя в ту ночь турецкий флот и не произвел нападения, положение в Золотом Роге выглядело столь опасным, что на следующий день венецианцы принялись разгружать свои корабли и все военное снаряжение их переносить в императорский арсенал. 9 мая они решили все корабли, за исключением непосредственно охраняющих цепь, отвести в небольшую гавань Неорион, или Просфорианос, расположенную возле заграждения, с внутренней его стороны, под Акрополем, а экипажи кораблей перебросить на помощь защитникам Влахернского квартала, стена которого была сильно разрушена огнем пушек на плотах. Часть матросов вначале была не согласна с таким решением, и его осуществление затянулось до 13 мая. Главной задачей моряков стала теперь починка стен, защищающих этот квартал[205].

Однако они чуть не опоздали. Накануне вечером турки снова пошли на штурм — на этот раз на небольшом подъеме влахернской стены, недалеко от ее стыка со стенами Феодосия. Атака началась около полуночи. Она была успешно отражена и вскоре прекратилась; стены на этом участке были еще в достаточно хорошем состоянии[206].

14 мая султан, уверенный, что после отвода венецианских кораблей его флот в Золотом Роге находится вне опасности, перебросил батареи с холмов над Долиной Источников по новому мосту к влахернской стене для обстрела той ее части, где стена начинает взбираться на холм. Однако, убедившись через день-другой, что больших повреждений добиться не удается, он вновь их переместил, присоединив к своей главной батарее в долине Ликоса. Султан пришел к выводу, что именно в этом месте у нападающих есть наибольшие шансы. Отныне с увеличением количества орудий обстрел стен здесь шел беспрерывно, в то время как на других участках он велся лишь периодически[207].

16 и 17 мая основные военно-морские силы турок, покинув базу у Двойных колонн, провели демонстрацию против заграждения. Цепь, однако, была все еще хорошо охраняема; оба раза турецкие корабли вернулись обратно, не выпустив в противника ни одной стрелы или ядра. Подобный же маневр имел место и 21 мая. Перед заграждением появился весь турецкий флот под оглушительный бой барабанов и звуки труб. Это выглядело столь устрашающе, что в Константинополе зазвонили колокола в знак всеобщей тревоги. Однако, снова пройдя туда и обратно вдоль цепи, турецкие корабли спокойно вернулись на стоянку. Это был последний раз, когда турки угрожали непосредственно заграждению; что, возможно, объяснялось недостаточно высоким моральным духом матросов, из которых лишь немногие были турками по рождению; во всяком случае, ни султан, ни его адмирал не хотели больше идти на риск унижения от очередного поражения[208].

Между тем операции сухопутных войск были дополнены попытками провести подкопы под стены города. Операции подобного рода султан пробовал осуществить еще в первые дни осады, но тогда у него не было достаточно опытных для этого людей. Теперь же Заганос-паша отыскал среди своих воинов несколько рудокопов-сербов из серебряных копей в Ново Бродо в Сербии. Им было приказано провести подкоп под стены где-то в районе Харисийских ворот, где почва казалась подходящей для этого. Чтобы остаться незамеченными, они начали рыть издалека. Однако провести подкоп подо рвом и стенами оказалось делом слишком трудным, и эта штольня была в конце концов брошена. Вместо этого подкоп стали вести под одинарную влахернскую стену в районе Калигарийских ворот. 16 мая эти работы были обнаружены осажденными. Мегадука Лука Нотарас, обязанный заниматься подобного рода чрезвычайными обстоятельствами, обратился за помощью к мастеру Иоганнесу Гранту. По его просьбе Грант прорыл контрподкоп; его люди сумели проникнуть в тоннель, сделанный турками, и поджечь деревянные опоры, поддерживающие свод. Кровля тоннеля рухнула, похоронив под собой многих турецких землекопов. Эта неудача в течение нескольких дней удерживала турецких саперов от дальнейших попыток, однако уже 21 мая они снова начали вести подкопы в различных местах, но главным образом в районе Калигарийских ворот. Греческие солдаты Нотараса под руководством Гранта рыли контрподкопы. В некоторых местах им удавалось выкурить дымом солдат неприятеля из их ходов, в других они затапливали эти ходы водой из цистерн, хранившейся с целью заполнения рва[209].

• Предыдущая
• 34/57
• Следующая