Волшебные чары луны - Рампо Эдогава - Страница 1

• 1/4
• Следующая

Обдумывая сюжет очередного рассказа, я имею обыкновение бесцельно бродить по улицам, и если в это время я нахожусь в Токио, то маршруты моих прогулок известны и неизменны: это, конечно же, парк Асакуса, Сад ста цветов, Императорский музей в Уэно, зоосад, паром на Сумидагаве, зал для соревнований по сумо в Рёгоку (его круглый купол напоминает мне старое здание Панорамы). Вот и сейчас я только что возвратился из Рёгоку, с представления «Бал привидений». Я прошел по памятному еще с детских лет Лабиринту, и меня охватила щемящая сладкая грусть…

Но речь пойдет не об этом. Однажды от меня настойчиво требовали рукопись, а потому дома мне не сиделось. Я неделю слонялся по Токио и вот как-то забрел в парк Уэно…

Вечерело, и время близилось к закрытию. Посетители почти все разошлись. Музей опустел.

Я заметил, что на любом представлении токийцы, не дожидаясь, когда опустится занавес, спешат получить свою обувь[1]. Это неизменно коробит меня.

То же самое происходило и в зоологическом саду. Посетители отчего-то все разом заторопились домой. Ворота еще не были заперты, но зоосад обезлюдел. Я в задумчивости стоял перед клеткой с обезьянами, наслаждаясь непривычной здесь тишиной. Даже обезьяны угомонились и сидели притихшие и унылые — заскучали, когда рассеялись толпы дразнивших их зевак. Вдруг я почувствовал, что за спиной у меня кто-то стоит, и испуганно вздрогнул.

Обернувшись, я увидел длинноволосого юношу с очень бледным лицом; явно не видевший утюга костюм висел на нем мешком. Юноша был похож на бродягу.

Корча уморительные рожи, он принялся забавляться с обезьянами. Было видно, что он здесь не редкий гость и большой любитель таких развлечений. Достав приманку, он заставлял обезьян выделывать разные трюки, а натешившись вволю, бросал им подачку. Обезьяны вели себя так уморительно, что я хохотал от души.

— Почему обезьяны не могут не обезьянничать? — неожиданно спросил он, подбрасывая и снова ловя шкурку от мандарина. Обезьяна в клетке в точности повторяла его движения — подбрасывала и снова ловила шкурку. Я улыбнулся, а он добавил: — Если вдуматься, страшная это привычка. Да, наказал бог обезьян…

Ого, да он, похоже, философ, подумал я.

— Когда передразнивает обезьяна, это забавно. Но если такое делает человек… А ведь боги и человека наделили тем же инстинктом. Даже подумать жутко. Вам часом не доводилось слышать историю о путешественнике, встретившемся в горах с обезьяной?

Я понял, что незнакомец любит поговорить; язык у него развязывался все больше. Сам я довольно застенчив и не очень охотно вступаю в беседы с незнакомыми мне людьми, но к этому человеку я невольно почувствовал интерес: философский тон бледнолицего нечесаного бродяги возбудил во мне любопытство.

Я покачал головой:

— Нет, не слышал. А что за история?

— Как-то однажды, — начал он, — один горожанин повстречался в горах с большой обезьяной. Обезьяна, дурачась, вырвала у него меч и давай им размахивать. Путешественник растерялся: жизнь его висела на волоске, ведь он остался совсем безоружным… Я невольно фыркнул: в сгустившихся сумерках странный субъект рассказывает диковинную историю — ничего себе сцена!

— Горожанин попытался вернуть меч, но куда там… Обезьяна забралась на дерево. Однако малый оказался не промах и быстро сообразил, как провести нахальную обезьяну. Он подобрал валявшийся под ногами сук и принялся махать им, точно настоящим мечом. Обезьяна, как и положено обезьяне, стала его передразнивать. Этого путешественник и добивался. Тогда он сделал следующий ход: притворился, будто водит палкой по горлу. И обезьяна сама перерезала себе глотку. Свела счеты с жизнью, ха-ха-ха! Кровь хлещет фонтаном, а она все пилит и пилит. Так и издохла… А малый еще с добычей вернулся. В общем, в накладе не остался, ха-ха!

Надо заметить, что смех у моего собеседника был жутковатый. Я скептически улыбнулся, но незнакомец, оборвав смех, сказал:

— Я не придумал ни слова. Обезьяны не могут иначе. Такой уж над ними зловещий рок. Проверим? Он подобрал с земли палку и протянул ее обезьяне, а сам сделал вид, что водит тростью по горлу. И что же? Видно, он хорошо изучил обезьян, ибо его пророчество оправдалось. Обезьяна усердно пыталась перепилить себе глотку.

— Ну что? — торжествующе спросил он. — Видали? А если бы вместо палки у нее оказался нож? Да она бы давно издохла!

Зоосад совсем обезлюдел, вокруг не было ни души. Под кронами раскидистых деревьев залегли зловещие тени. У меня мурашки поползли по спине: что-то нечеловеческое было в моем бледнолицем знакомце.

— Поняли, как это страшно? А ведь инстинкт подражания так же фатален для человека. И человек не в силах его побороть… Социолог Тард[2], например, все наши поступки считал подражанием.

И молодой человек пустился в пространные рассуждения. Подробностей я сейчас уже не упомню, но все сводилось к тому, как опасен инстинкт подражания. И еще: столь же странный, мистический ужас внушали юноше зеркала.

— Вам не становится страшно, когда вы смотритесь в зеркало? — спрашивал он. — По-моему, нет ничего кошмарнее. Как, вы не понимаете почему? Да ведь в зеркале — ваш двойник, подражающий вашим движеньям, как обезьяна!

Зоосад закрывался. Сторож поторопил нас, и мы направились к воротам, однако, вместо того чтобы расстаться, побрели в окутанный ночной мглой парк Уэно.

— А я вас знаю, — сообщил мой попутчик. — Вы — Эдогава, сочинитель детективных историй. Тропинка вилась среди темных деревьев, и от его неожиданного признания я почему-то снова вздрогнул. Не скрою, мне действительно стало страшно, но в то лее время жгучее любопытство снедало меня.

— Мне нравятся ваши романы. Хотя должен вам честно сказать, что в последнее время стало несколько скучновато. Может быть, раньше было в новинку, но я просто не мог оторваться, — не церемонясь, заявил молодой человек. Мне пришлась по душе подобная откровенность. — Взгляните-ка, вот и луна!

Мысли юноши перескакивали с предмета на предмет, и у меня даже закралось сомненье, не сумасшедший ли он.

— Нынче четырнадцатое — почти самое полнолуние. Ах, вот он, «луны струящийся свет»! Волшебный и удивительный… Я где-то читал о его колдовских чарах. В самом деле, смотрите, как все изменилось вокруг: совсем другой пейзаж, нежели днем, при солнечном свете! Да и вы… Там, в зоосаде, у вас были совершенно иные черты!

Он так пристально всматривался в меня, что мне сделалось не по себе. Я тоже взглянул на юношу да так и похолодел: лицо его с запавшими глазами и черной дырою рта было невыразимо зловещим.

— Есть некая связь между луной и зеркалом. Луна, отражающаяся в воде, воспета поэтами. Не случайно родились такие слова: «Ах, если б луна стала зеркалом…» Да, несомненно, у зеркала и луны много общего. Взгляните!

Я посмотрел туда, куда указывал молодой человек: в туманной дымке передо мной расстилался залитый сверкающим серебром пруд Синобадзу, казавшийся чуть ли не вдвое больше, чем при дневном свете.

— То, что мы видим при солнце, есть истинный лик вещей, а свет луны являет нам их отражения. Вам это не приходило в голову?

Мой собеседник и сам был похож на отражение в зеркале — во тьме фигура его приобретала зыбкие, смутные очертания, лицо неясно белело.

— Ведь вы ищете сюжет для нового рассказа? — неожиданно спросил он. — У меня есть весьма подходящий для вас. История эта приключилась на самом деле, я не придумал ни слова. Ну так что? Рассказать?

Мне действительно был нужен сюжет. Но я и так буквально сгорал от любопытства, предчувствуя нечто захватывающее. А потому с радостью согласился:

— Куда же мы пойдем? Может быть, выпьем в каком-нибудь ресторанчике, а заодно побеседуем? Но он покачал головой:

• 1/4
• Следующая