Выбери любимый жанр

Тринадцатая свеча. Мой визит на Венеру - Рампа Лобсанг - Страница 4


Изменить размер шрифта:

4

– Им бы пришлось слегка покраснеть, если б они прочитали мои мысли, – хихикнула Марта, – я никогда не была пай-девочкой. Миссис Хенсбаум, улыбнувшись, продолжала:

– Люди находятся в большом заблуждении относительно усопших. Там у них много работы, им некогда сидеть и ждать случая ответить на глупые вопросы. У них там много работы. Как бы вы реагировали на глупые телефонные звонки, миссис О'Хаггис, если бы были очень заняты и спешили? А вы, миссис Мак-Гухугли, обрадовались бы какой-нибудь зануде, постучавшей вам в дверь, когда вы уже опаздываете на бинго-шоу.

– Ох, вы правы, действительно, – не могла не согласиться Марта, – но вот вы тут говорили о каких-то индийских учителях. Я о них слыхала. Почему они обязательно из Индии?

– Миссис Мак-Гухугли, не обращайте внимания на эти россказни, – ответила ей миссис Хенсбаум. – Люди воображают себе индийских учителей, тибетских учителей и т. д., и т. д. Вы только подумайте, здесь, в этой жизни, некоторые смотрят на индусов, тибетцев и китайцев как на бедные бесправные цветные народы, не заслуживающие никакого внимания. Так как же мы можем вдруг считать их какими-то духовными гениями только потому, что они пересекли порог смерти? Нет, огромное большинство людей несведущих „выбирают“ себе индийского учителя только потому, что это так таинственно. Фактически, наш ЕДИНСТВЕННЫЙ учитель… – это наше Высшее Я.

– О! Этого нам не понять, того, что вы говорите, миссис Хенсбаум. Вы нас совсем запутали своими словами.

Миссис Хенсбаум засмеялась и ответила:

– Все это так, но сначала почитайте эти книги. Начните, пожалуй, с „Третьего глаза“.

– А можно, если это не будет большой дерзостью с моей стороны, мы еще придем к вам поговорить? – спросила Мод О'Хаггис.

– Конечно, можете, о чем речь? Мне это доставляет удовольствие, – радушно ответила миссис Хенсбаум. – Почему бы нам не договориться о встрече в это время через неделю?

И вот через несколько минут дамы снова шли по улице легкой походкой, хотя каждая несла тяжелую стопку книг – подарок миссис Хенсбаум.

– А мне бы хотелось, чтобы она побольше рассказала о том, что с нами происходит после смерти, – задумчиво произнесла Мод.

– Ай, брось, скоро сама узнаешь, – отрезала Марта.

В тот вечер свет долго горел в домах Мак-Гухугли и О'Хаггис. И глубокой ночью продолжало светиться окно в спальне у Марты, занавешенное красной шторой. Время от времени проснувшийся ветерок приподымал тяжелые зеленые портьеры в гостиной у Мод, где она, ссутулившись, сидела на стуле, крепко сжимая книгу в руках.

По улице промчался запоздалый автобус, унося домой ночных уборщиков офисов. Вдалеке величественно прогрохотал поезд с тяжелым грузом автомобилей, мерно покачивающихся с легким дребезжанием над рельсами сортировочной станции. Взвыла сирена, то ли полицейская, то ли скорой помощи. Мод, глубоко погрузившейся в книгу, не было до этого никакого дела. С ратуши раздался бой курантов, возвещавших наступление утра. Наконец погасло окно в комнате у Марты. Вскоре и Мод выключила свет в гостиной и на короткое мгновение он вспыхнул в окне ее спальни.

Звон посуды раннего молочника нарушил мирную сцену. Вскоре появились дворники с тележками и снова нарушили тишину лязгом металла. По улице пронеслись первые автобусы с зевающими рабочими. Из труб стали вздыматься струйки дыма. Двери домов ненадолго открывались и быстро захлопывались за людьми, которые начинали новую гонку, соревнуясь с временем и поездами.

Наконец красные жалюзи в спальне у Марты так яростно взлетели вверх, что шнурок зашелся в неистовом танце. Марта с испуганным, припухшим от сна лицом, тупо уставилась на равнодушный мир. Волосы, туго накрученные на бигуди, придавали ей дикий и неаккуратный вид, а просторная фланелевая ночная рубаха подчеркивала внушительные размеры и более чем щедрые дары природы. Чуть позже дверь дома О’Хаггис медленно отворилась и чья-то рука потянулась за бутылкой молока, оставленной на ступеньках молочником. После долгой паузы дверь снова отворилась, и на этот раз на пороге появилась Мод в полосатом домашнем халате. Усталым движением она вытряхнула коврик, самозабвенно зевнула и снова скрылась в тишине своей обители.

Откуда-то из темного переулка вынырнул кот. Он осторожно оглянулся по сторонам, прежде чем решился степенно выйти на дорогу. Прямо посреди улицы он остановился, сел и занялся туалетом – умыл мордочку, ушки, лапки, хвост – и снова исчез в темном углу в поисках завтрака.

ГЛАВА 2

Тимон! Тимон! – голос был резкий, испуганный, со скрипучими нотками, из тех, которые ужасно раздражают и взвинчивают нервы до предела.

– Тимон! Поспеши, твой отец умирает.

Мальчик медленно вынырнул из глубин, в которых не было и искры сознания. Он медленно пробивался сквозь густой туман сна, пытаясь поднять налитые свинцом веки.

– Тимон, ты должен проснуться. Твой отец умирает!

Безжалостная рука схватила его за волосы и неистово встряхнула. Тимон открыл глаза. Внезапно он услышал странный скрежещущий звук („похожий на хрип задыхающегося яка“ – подумал он). Он сел и с любопытством завертел головой, стараясь что-то разглядеть в полумраке маленькой комнаты.

На небольшом уступе стоял каменный сосуд. В нем плавал еще не растаявший кусок масла. Полоска грубого холста, небрежно брошенная в не успевшее растаять масло, плохо исполняла функцию фитиля. Он шипел и вспыхивал, отбрасывая на стену дрожащие тени. Из-за случайного сквозняка фитиль неожиданно нырнул, зашипел еще сильнее» забрызгал, и слабый огонек совсем приуныл. Потом, напитавшись от погружения в масло, он вспыхнул с новой силой, разбрасывая струйки дыма и сажи по всей комнате.

– Тимон! Твой отец умирает, ты ДОЛЖЕН сходить за ламой! Поторопись! – кричала мать в отчаянии.

Медленно, все еще пребывая во власти сна, Тимон поднялся на непослушные ноги и закутался в свою нехитрую одежонку. Скрежещущий звук участился, потом снова замедлился и приобрел монотонный ритм, от которого кровь стыла в жилах. Тимон подошел к бесформенной куче, у которой, скорчившись, сидела его мать. Испуганно уставившись на лицо отца, которому неверный свет масляной лампы придавал еще более пугающий вид, он ощутил парализующий ужас. Отец посинел и выглядел застывшим и холодным. Он посинел от сердечного приступа. У него появились признаки трупного окоченения, хотя он все еще был жив.

– Тимон! – торопила мать. – Ты должен сходить за ламой, иначе твой отец умрет, ему некому будет помочь. Скорей! Скорей!

Тимон стремглав бросился к двери. Звезды мерцали холодным ярким светом в той особой темноте, какая обычно наступает перед рассветом, в час, когда Человек наиболее подвержен ошибкам и поражениям. Колючий ветер запутался в клубах тумана, спускавшегося с гор, он кружил над землей, перекатывая мелкие камешки и вздымая облака пыли.

Мальчик, которому не было и десяти лет, остановился, дрожа от холода и всматриваясь в темноту, едва тронутую светом далеких звезд. Луны не было, она была в другой фазе. Горы вздымались плотной темной стеной, и только по слабому пурпурному мерцанию можно было догадаться, где начиналось небо. Там, где грязно-пурпурное пятно с неясными очертаниями касалось тускло поблескивающей реки, мерцал дрожащий желтый огонек, казавшийся ярким на фоне всепоглощающей темноты. Мальчик пустился бегом, он бежал, прыгал, перелезал через валуны, объятый единственным желанием – скорее добраться до святилища, где горел этот свет. Острые камни безжалостно вонзались в его босые ноги. Круглая галька, возможно оставшаяся с тех доисторических времен, когда здесь плескалось древнее море, предательски уходила из-под ног. Огромные валуны пугающе маячили в предрассветной мгле и до крови сдирали кожу, когда он нечаянно ударялся о них в быстром, подстегиваемом страхом беге.

Вдали маячил слабый свет. Ребенок оставил умирающего отца, рядом с которым не было ламы, чтобы направлять неверные шаги его души. Мальчик спешил изо всех сил. Его прерывистое дыхание нарушало тишину и покой горного воздуха. Вскоре он почувствовал острую боль в боку, преследующую тех, кто плохо рассчитывает силы в беге. Эта боль донимала его всю жизнь. Задыхаясь от тошноты и всхлипывая в бесплодных попытках вдохнуть побольше воздуха, ребенок был вынужден замедлить бег и перейти сначала на быстрый шаг, а потом и вовсе заковылять.

4
Перейти на страницу:
Мир литературы