Три жизни - Рампа Лобсанг - Страница 24
- Предыдущая
- 24/40
- Следующая
Миссис МакОгуошер взяла мужа за руку: «Пойдем, присядем, Мозес, у тебя такой вид, будто ты вот-вот свалишься с ног. Я, пожалуй, пошлю за доктором Джонсоном».
«Нет, нет, мама, нет. Прежде чем приедет доктор Джонсон, нам надо поговорить», – возразил Мозес. С этими словами он сел и в глубокой задумчивости охватил голову руками.
«Мама, – произнес наконец Мозес, – помнишь нашу Старую Веру? Иудейская вера – вот вера нашей семьи. Как же мне теперь не позвать раввина и не потолковать с ним? Мне очень во многом надо разобраться».
Жена осторожно положила в приготовленный коктейль кубики льда и подала ему стакан. «Но как же мы вернемся в иудейство, если мы стали добрыми католиками, Мозес?» – спросила она. Старик неторопливо обдумал ее слова, попивая свой вечерний коктейль, и, наконец, сказал: «Ну, ну, мама, когда слетает последняя штукатурка, нечего возводить ложный фасад. Мы не можем вернуться в землю наших отцов, но вернуться в старую веру можем. Думаю, мне пора повидаться с ребе».
На этом разговор до поры и закончился, но за ужином старик вдруг со стуком выронил вилку и нож и, задыхаясь, стал сползать со стула.
«Ну, нет, Мозес, с меня довольно, – воскликнула жена, бросаясь к телефону. – Я сейчас же звоню доктору Джонсону».
Быстро пробежав пальцами по клавишам, она нажала кнопку вызова. Новейшее электронное чудо тихонько пожужжало, отыскивая домашний телефон доктора Джонсона. Спустя мгновение в трубке послышался чей-то голос, и миссис МакОгуошер сказала: «Доктор Джонсон, приезжайте скорее, мужу совсем плохо, опять приступ грудной жабы». Доктор, зная, что имеет дело с богатым пациентом, не колебался ни минуты: «Хорошо, миссис МакОгуошер, я буду через десять минут». Женщина положила трубку и, вернувшись к мужу, присела на ручку его кресла.
«Мама, мама, – промолвил старик, держась обеими руками за грудь, – помнишь, как мы приехали из Старого Света? Помнишь, как мы плыли самым дешевым классом, как скот в загонах? Мы с тобой тяжело работали, мамочка, и ты, и я, в жизни нам крепко досталось, и теперь я уже не знаю, правильно ли мы поступили, став католиками. По рождению мы иудеи и должны ими оставаться. Думаю, мы должны вернуться в Старую веру».
«Но мы не можем этого сделать, Мозес, просто не можем. Что скажут соседи? Нам этого никогда не простят. Не лучше ли нам поехать куда-нибудь на отдых, и там ты немного поправишься. Надеюсь, доктор Джонсон подыщет нам сиделку, которая станет за тобой ухаживать». Раздавшийся звонок сорвал ее с места. Горничная уже спешила к двери, и спустя пару минут доктора Джонсона провели в комнату.
«Ну, ну, мистер МакОгуошер, – бодро приветствовал его доктор, – что с нами такое? Боли в груди? Должно быть, очередной приступ стенокардии – один из первейших ее симптомов, знаете, – ощущение близкой смерти».
Миссис МакОгуошер печально кивнула. – «Да, доктор, последнее время он только о том и думает, что больше не продержится, вот я и решила срочно вызвать вас».
«И правильно, миссис МакОгуошер, правильно, для того мы и здесь, – согласился доктор. – Давайте-ка уложим его в постель и хорошенько осмотрим. У меня с собой портативный кардиограф, так что сделаем кардиограмму на месте».
Вскоре старый Мозес уже лежал на огромной двуспальной кровати, укрытый пестрым стеганым на старый европейский манер одеялом. Немного погодя доктор тщательно осмотрел больного, становясь все мрачнее, и, наконец, изрек: «Боюсь, некоторое время вам придется полежать в постели. Вы очень больны, работаете на износ, не щадя себя, а в вашем возрасте это непозволительно». С этими словами он закрыл кардиограф, убрал стетоскоп и вымыл руки в шикарно отделанной ванной комнате. Затем, обменявшись рукопожатием с пациентом, он вместе с миссис МакОгуошер спустился по лестнице в холл. И только внизу, поманив к себе миссис МакОгуошер, он тихонько шепнул: «Мы можем поговорить где-нибудь наедине?» Она провела его в кабинет хозяина дома и закрыла дверь.
«Миссис МакОгуошер, – сказал доктор, – боюсь, ваш супруг тяжело болен и не сможет выдержать малейшей нагрузки. Как ваш сын Хоги? Он все еще в колледже?»
«Да, доктор, – ответила миссис МакОгуошер, – он в колледже Бэлли Оул. Если вы сочтете нужным, я тотчас ему позвоню и попрошу приехать. Он славный мальчик, очень славный».
«Да, – заметил врач, – я это знаю. Мы с ним не раз виделись. Но сейчас, полагаю, ему следует приехать, чтобы повидаться с отцом – как бы не в последний раз. Хочу подчеркнуть, что ваш муж нуждается в тщательном круглосуточном уходе, и позаботиться об этом предоставьте мне. Я могу прислать к вам сиделок».
«О, да, доктор, разумеется, это мы можем себе позволить. Мы сделаем все, что вы посоветуете».
Доктор поджал губы, прихватив их большим и указательным пальцами и, задумчиво скосив глаза на кончик носа, произнес: «Я бы, разумеется, предпочел, чтобы он лежал в моей лечебнице – там бы ему был бы обеспечен безупречный уход, но в данный момент я побаиваюсь, что транспортировка может ему повредить. Так что придется лечить его дома. Я пришлю сиделку, которая пробудет здесь восемь часов, затем ее сменит другая, а завтра в восемь утра я первым делом явлюсь к нему. Сейчас я выпишу рецепты и распоряжусь, чтобы аптека прислала лекарства с посыльным, а вы строго соблюдайте все мои предписания. Желаю здравствовать, миссис МакОгуошер». Доктор неторопливо направился к двери, и пройдя через гостиную, вышел к машине.
Некоторое время миссис МакОгуошер сидела в полной растерянности, схватившись за голову. От невеселых раздумий ее отвлекло появление горничной: «Хозяин зовет вас, мэм». И миссис МакОгуошер заторопилась по лестнице наверх.
«Почему еще не позвали ребе, мамуля? – спросил он. – Он мне нужен по-быстрому. Мне с ним о многом надо потолковать и, может быть, все приготовить к тому, чтобы мой сын или старый друг прочитал Каддиш».
«Ой, вей, Мозес! – воскликнула жена. – Так ты в самом деле хочешь позвать ребе? Не забывай, что ты добрый католик. Как мы объясним соседям, что ни с того ни с сего обратились в иудейскую веру?»
«Но разве могу я умереть с миром, мамуля, не зная, прочтет ли кто-нибудь надо мной Каддиш?»
Миссис МакОгуошер немного постояла, подумала и, наконец, произнесла: «Теперь я знаю, как все сделать. Мы позовем ребе в гости как доброго друга, а когда он уйдет, позовем католического священника, и так выкрутимся перед обеими религиями и перед соседями».
От безудержного хохота у старика даже слезы выступили на глаза и прежняя боль снова выпустила когти. Немного успокоившись, он сказал: «Ой, вей, мамуля, что же, по-твоему, я был так плох, что теперь нуждаюсь в защите двух религий, чтобы наверняка заручиться заступничеством на Небесах? Ладно, мамуля, пусть так и будет, но первым делом пусть поскорее придет ребе, а уж потом католический священник. Так мой уход в иной мир окажется сразу под двойной защитой».
«Я уже позвонила Хоги, Мозес, – сказала миссис МакОгуошер, – сказала, что тебе немного нездоровится, и попросила приехать на денек-другой, чтобы тебя порадовать. Он пообещал немедленно приехать».
Воспоминания о давно минувших днях настолько живо всплыли в памяти Хоги, что на какое-то время он позабыл о собственной боли. Он припомнил, как зябкой ночью проносился в огромной машине через города и поселки. Припомнил оторопелую физиономию выскочившего невесть откуда полисмена, который пытался остановить мчавшегося во весь опор Хоги, а затем пустился за ним в погоню на мотоцикле, но так и не догнал. Машина у Хоги была отличная, да и сам он был недурным водителем, А полисмен, должно быть, был новичком, так как вскоре безнадежно отстал.
Хоги вспомнил, как приехал в отцовский дом. Далеко на востоке только занимались первые проблески зари, расцвечивая небо красными, голубыми и желтыми тонами. Тем же утром, передохнув лишь самую малость, чтобы отец не заметил, как его вымотала ночная гонка, он отправился к старику.
У лежащего на кровати папаши МакОгуошера на голове красовалась ермолка, которую в определенных случаях надевают ортодоксальные иудеи. Его плечи его покрывала молитвенная шаль. При виде сына он слабо улыбнулся: «Хоги, сынок, я рад, что ты успел вернуться. Я иудей, а ты добрый католик. Ты свято веришь, что добро воздается сторицей, мой мальчик, поэтому я хочу, чтобы ты кое-что для меня сделал. Я хочу, чтобы ты прочитал надо мной Каддиш, нашу заупокойную молитву. Я хочу, чтобы прочитал ее ты, как было принято в старину. Это ведь не повредит твоим католическим убеждениям, сынок?»
- Предыдущая
- 24/40
- Следующая
