Выбери любимый жанр

Титаны и тираны. Иван IV Грозный. Сталин - Радзинский Эдвард Станиславович - Страница 14


Изменить размер шрифта:

14

Но прошлое Кобы всегда тревожило Сталина. И многие товарищи Кобы по разбойным нападениям закончат жизнь в сталинской тюрьме. И главный его соратник по удалым делам – Камо – уйдет из жизни раньше всех.

Это произошло сразу после возвышения Кобы, когда он стал Генеральным секретарем партии.

15 июля 1922 года Камо ехал на велосипеде по Тифлису, и на пустой дороге на него наехал автомобиль, столь редкий тогда в городе. «Удар был настолько силен, – писала тифлисская газета, – что товарища Камо отбросило в сторону, и, ударившись головой о тротуарную плиту, он потерял сознание… В больнице, не приходя в себя, он скончался».

«Товарищ Камо погиб именно в тот момент, когда товарищи уговорили его заняться мемуарами и с этой целью приставили стенографистку… Какая насмешка судьбы!» – сокрушался на его похоронах Мамия Орахелашвили, один из руководителей Закавказья.

Насмешка судьбы? Или печальная усмешка его прежнего друга?

Любовь

Но тогда, в дни далекого 1907 года, Коба, как писал палестинский революционер Асад-бей, «был прямым и честным, довольствовался малым. Все остальное отсылал Ленину».

Все эти темные годы он живет, точнее, скрывается в Баку, на нефтяных промыслах. Видимо, это было решение Ленина, который с тех пор будет всегда заботиться о верном Кобе. «По воле партии я был переброшен в Баку. Два года революционной работы среди рабочих нефтяной промышленности закалили меня», – писал Коба.

«Революционная работа в нефтяной промышленности» действительно шла. Вместе со своими боевиками он накладывал «денежные контрибуции на нефтяных магнатов», угрожая поджогом промыслов. Иногда и поджигал, и тогда багровое зарево и клубы дыма неделями стояли над промыслами. Устраивались и забастовки, кстати, выгодные владельцам промыслов – они повышали цены на нефть, за что платили тоже…

Но сам Коба вел полунищую, бродячую жизнь – все средства аккуратно посылались Ленину. Приходилось нелегко: теперь он был женат, и жена родила ему ребенка.

На явочных квартирах в Тифлисе он встретил революционера Александра Сванидзе (партийная кличка Алеша), который познакомил его со своей сестрой. Ее звали Екатерина – так же, как мать Кобы. Ее предки были из того же селения Диди-Лило… Как она была прекрасна! И как тиха и покорна – совсем не похожа на говорливых, развязных революционерок. Но притом – сестра революционера!

Правда, в это время Давид Сулиашвили – другой бывший семинарист, тоже ставший революционером, – ходил в дом Сванидзе и считал себя ее женихом. Красавец Сулиашвили и Коба… Портрет Кобы в те годы беспощадно рисует Ф. Кнунянц: «Маленький, тщедушный, какой-то ущербный, одет в косоворотку с чужого плеча, на голове нелепая турецкая феска».

Но Екатерина увидела его иным… В нем было очарование столь любимого в Грузии романтического разбойника, грабящего богатых во имя бедных. И еще – ощущение власти над людьми. Оно подчиняло. «Он нравился женщинам», – вспоминал под старость Молотов.

Это, конечно, была любовь! Она была так же религиозна, как его мать. Их венчание было тайным, и не только от полиции – церковный брак был позором для революционера. «Почти не было случая, чтобы революционный интеллигент женился на верующей», – с презрением писал Троцкий.

Убивая людей, влача полунищее существование, Коба мечтал о настоящей семье, которой был лишен в детстве. Создать такую семью он мог только с невинной религиозной девушкой. Свободомыслящие девушки, «товарищи», скитавшиеся по нелегальным квартирам и постелям революционеров, ему не подходили. И он нашел ее… «Преследуемый царской охранкой, он мог находить любовь только в убогом очаге своей семьи», – писал Иремашвили. Они снимали комнату на промыслах – в глиняном низеньком домике у хозяина-турка. Екатерина (Като) работала швеей. В их нищем жилище все сверкало чистотой, все было покрыто ее белыми вышивками и кружевами.

Его дом, его очаг – традиционная семья… Но при этом он оставался яростным фанатиком-революционером.

«Он был ужасен во время политических споров. Если бы у него была возможность, он искоренял бы противников огнем и мечом» (Иремашвили).

Все это время она пытается создать дом, в который он, избегая ареста, так редко приходит. А если и приходит, то только глубокой ночью, чтобы исчезнуть на рассвете.

Она рожает ему сына Якова. С грудным младенцем на руках она с трудом сводит концы с концами. Денег по-прежнему нет. Огромные средства, добытые мужем, немедленно уходят к Ленину. При этом полунищий Коба презирает деньги. Для него они – часть мира, который он взялся разрушить. И когда они у него появляются, он с легкостью раздает их друзьям.

Сергей Аллилуев: «В конце июля 1907 года я должен был уехать в Питер, денег не было, и по совету товарищей я отправился к Кобе». И Коба тотчас дает нужную сумму. Однако Аллилуев видит его нищету и, конечно, отказывается. Но Коба непреклонен, буквально всучивает деньги: «Бери, бери – пригодятся». И тот берет.

Вообще, Аллилуевы многим обязаны Кобе. Он спас из воды тонувшую девочку, дочь Сергея. Ту самую Наденьку…

И опять Като сидит без денег с кричащим младенцем. И опять Коба исчезает в ночи.

А потом она заболела… На лечение у Кобы не было денег.

Она умирала… Осенью он вынужден перевезти ее в Тифлис, где жила ее семья. Сванидзе смогут за ней ухаживать… Но было поздно. «Като скончалась на его руках», – писал Иремашвили. Есть фотография, хранившаяся в семье Сванидзе: Коба стоит над гробом – несчастный, потерянный, с всклокоченными волосами… Так он убил свою первую жену.

Дата рождения сына Кобы Якова – 1908 год – стоит во всех его анкетах. Но в Партархиве я нашел фотокопию газетного извещения «о смерти Екатерины Сванидзе, последовавшей 25 ноября 1907 года».

Как мог Яков родиться после смерти матери? Есть версия: он родился, конечно, в 1907 году. 1908-й – результат договоренности с местным священником, чтобы Яков пошел в царскую армию на год позже. Может быть, это правда. Но остается вопрос: почему потом, когда Яков получал паспорт, всесильный Сталин не возвратил верную дату?

Не возвратил. Ибо все, что касалось жизни таинственного Кобы, впоследствии старательно запутывалось Сталиным.

Новорожденный остался на руках родной сестры умершей. В ее семье Яков встретит революцию и будет жить до 1921 года. И только тогда Коба, ставший Сталиным, заберет сына в Москву.

Поразительные обстоятельства

«После смерти жены Коба стал ревностным организатором убийств князей, священников, буржуа» (Иремашвили).

Но тогда же появляются слухи – странные, точнее, страшные для революционера: бесстрашный Коба, удачливый Коба, уходящий от всех преследований, на самом деле провокатор, засланный полицией в революционное движение.

Однако слухи прерывает арест Кобы.

Коба – в тюрьме. При аресте у него найдены документы – доказательства «его принадлежности к запрещенному Бакинскому комитету РСДРП». Это дает полиции основание для нового обвинения – уже с перспективой каторжных работ. Но… Бакинское жандармское управление почему-то закрывает глаза на эти документы и рекомендует всего лишь вернуть Кобу на прежнее место ссылки – в Сольвычегодск сроком на три года. После чего новое удивительное решение: Особое совещание при министре внутренних дел отправляет Кобу в ссылку только на два года!

Путь ссыльных в забытый Богом городишко Сольвычегодск шел через Вятку. В камере вятской тюрьмы Коба заболел тифом. Из камеры его перевозят в губернскую земскую больницу.

Он находился на грани смерти. Но выжил.

В Сольвычегодске он снял комнату в доме Григорова. Крохотный городишко был в то время одним из центров революционной жизни: на 2000 жителей было 450 политических ссыльных. Все эти революционеры, получавшие пропитание от сославшего их государства, проводили дни в спорах о будущей революции.

14
Перейти на страницу:
Мир литературы