Та сторона, где ветер - Крапивин Владислав Петрович - Страница 26
- Предыдущая
- 26/53
- Следующая
Галина Николаевна медленно сказала:
– Остался еще Воробьев… Ну скажи, Воробьев, о чем ты думаешь, когда решаешь? – Она открыла тетрадь. – Просто чудовищно!..
Яшка встал, хотя, наверно, можно было и не вставать. Он прекрасно знал, как нелепо сейчас выглядит: маленький, сгорбленный, остроносый. Тонкая шея смешно торчит из воротника. А что делать? Он не Клепиков…
– Просто чудовищно! – повторила Галина Николаевна. – Делишь сто шестнадцать на два, и получается восемьдесят. Откуда же будет правильный ответ? Даже во втором классе не делают таких нелепых ошибок…
Конечно, не делают… Но и Яшка тоже не всегда ошибается.
Например, он точно подсчитал, что марки королевства Бурунди стоят двадцать копеек штука – их одиннадцать в наборе. Только их не продают в отдельности, а то бы он купил хоть некоторые, самые красивые. Особенно синюю, с леопардом…
– Я не знаю, что с тобой делать, Воробьев… Главное, очень обидно: ведь решение задачи у тебя интересное и более простое, чем у остальных. У всех четыре действия, а у тебя три. Но считаешь ты хуже первоклассника…
Веселый пятнистый леопард с синей марки стоял перед глазами как живой. «Миленький, ну спаси меня, пожалуйста!» – тихонечко сказал ему Яшка. И в глазах у него защипало от жалости к себе. Оттого, что не у кого больше попросить защиты от беды.
– Просто ужас до чего обидно! – печально сказала Галина Николаевна. – Такое остроумное решение. А какую я могу поставить оценку при таких ошибках? Возьми тетрадь, Воробьев… Тройку я поставила все-таки. Конечно, с минусом.
Ух как грянуло в окна солнце!
В марте капризная погода. Пять минут назад был сверкающий день – и вдруг из-за реки примчались темные облака. Такие растрепанные, что лужи не захотели отражать их и задернулись мелкой рябью. Ворвался в город серый тяжелый ветер и на старых улицах начал раскачивать скрипучие ворота. А потом с размаху пронесся дождик. Вернее, не дождик, а полоса летучей водяной пыли.
Прохожие ворчали, нахлобучивали шапки и шляпы, прятали в воротники отсыревшие носы.
А Яшка не ворчал. Не поднимал воротника и не заталкивал в карманы покрасневших рук. Все зависит от настроения. Можно сказать про такую погоду: слякоть, а можно и по-другому: циклон с зюйд-веста, несущий штормовую облачность и порывистые дожди. От таких слов гудение ветра делается радостным и торжественным, а случайные проблески солнца напоминают вспышки праздничного салюта.
Яшка подумал о салюте и вспомнил про вчерашние взрывы. И захотелось ему взглянуть с берега: хорошо ли поработали подрывники и не грозит ли старому мосту опасность. Он еще постоял на углу Первомайской и Пароходной, подумал: не побежать ли домой, чтобы поскорее выпросить обещанный рубль и помчаться за марками? Но затем сообразил, что мать сначала будет ворчать, потом заставит обедать, и до перерыва в магазин он все равно не успеет. Яшка повернул к реке и зашагал навстречу штормовой облачности и порывистым дождям.
Он топал весело и смело. Впереди никаких неприятностей. Даже уроков на дом не задали, потому что суббота. Длинный-длинный выходной день впереди. И заляпанный пятнами леопард на синей марке королевства Бурунди…
Улица выбегала к речному обрыву и рассыпалась там на отдельные домики. Они опасливо жались подальше от береговой кромки, только одинокая мазанка бесстрашно пристроилась на самом краю.
Внизу черная вода медленно поворачивала ноздреватые льдины. Справа, у моста, эти льдины натыкались на железные гребни быков-ледорезов, разламывались, огибали их и тяжело проплывали между деревянными опорами. По мосту шли самосвалы, и он привычно стонал, прогибая настил. Яшка пожалел беднягу: когда этот мост сооружали, таких машин, наверно, и в помине не было.
Яшка не стал спускаться к воде, а пошел навстречу плывущему льду по кромке обрыва. Ветер заботливо толкал его подальше от края, но Яшка не слушался ветра. Свистел, размахивал сумкой и сбивал вниз ботинками комки сырого снега и глины.
Так он дошел до Монахова мыса.
Это был острый береговой выступ на изгибе реки. Когда-то здесь стояла большая монастырская церковь, а потом стала оползать к воде, и ее взорвали. Но Монахов мыс назывался так не из-за церкви, а потому, что давно-давно, до революции, здесь разбился и затонул пароход «Монах» фабриканта Витаса.
Разбиться было совсем нетрудно, особенно во время половодья. По всему берегу между водой и откосами тянулась плоская песчаная полоса, а здесь из-под глины выходила гранитная порода и отвесно обрывалась в реку. Мыс врезался в воду, как бастион береговой обороны; не хватало только пушек. Льдины по очереди тыкались в его подножие и, убедившись в прочности камня, отходили подальше.
Яшка устал смотреть на кружение льдин. Взгляд его заскользил вверх по гранитным ребрам. Из каменных щелей торчали редкие сухие стебли и дергались под ветром.
Там, где раньше стояла церковь, остался невысокий земляной холм. Его край нависал над обрывом узким козырьком, лохматым от прошлогодней травы и вылезших корней. Казалось, что мыс хмурит брови.
Облака не выдержали наконец солнечного напора и в одном месте разбежались. Рванулся широкий сноп лучей. Склон холма, обращенный к реке, так заблестел обледенелым снегом, что Яшка зажмурился. И не сразу увидел, как на этом снегу, над самым козырьком, копошатся две маленькие фигурки.
А когда увидел, удивился.
Сначала просто удивился: что они там делают? А потом испугался. Слишком уж близко от края они были. И даже отсюда было видно, какой скользкий этот склон, облизанный косыми лучами и теплым ветром. Балбесы! Наверно, первоклашки какие-то. Ума как у цыплят!
Скользя подошвами, он взбежал на бугор, чтобы крикнуть оттуда: «Вы, малявки! Марш наверх! Жить надоело?»
Он не крикнул. Не успел, потому что один из ребят, тот, что держался повыше, поднял голову и крикнул сам:
– Эй! Помоги вылезти! А то мы, кажется, затарахтим вниз!
«Факт, затарахтят», – подумал Яшка. И почувствовал непрошеную радость оттого, что не он царапается на скользкой и опасной кромке. Это была скверная радость, Яшка понимал. Но, в конце концов, при чем здесь он? Ведь не по его вине оказались там эти безмозглые котята.
– Удобно устроились! – ехидно сказал Яшка. – Чего это вы там искали?
Тот, что просил помочь, – худощавый малыш в сбитом на затылок шлеме с медными пуговками и в пальтишке из такой же серой материи, – медленно и сердито посмотрел на Яшку. Потом пожал плечами. В самом деле, не до разговоров. Другой мальчишка, в синей вязаной шапочке с помпоном, сказал:
– Веревку бы…
Яшкина радость испарилась. Положение было жуткое и дурацкое. Уйти он теперь не мог: чего доброго, эти акробаты и вправду загремят с обрыва. Высота с трехэтажный дом, а внизу или жгучая от холода вода, или льдины. Неизвестно, что хуже… Веревку бы… Где ее возьмешь? Сбегать бы в какой-нибудь дом, но страшно: вернешься, а вдруг этих уже нет…
Яшка осторожно спросил:
– Эй, вы… Вы еще держитесь?
– Держимся, – ответил мальчик в синей шапке. – Только, кажется, снег сползает.
Ох, этого еще не хватало!
Они вели себя очень спокойно. Яшка даже позавидовал такой смелости. Двигаться было опасно, и оба малыша почти не шевелились теперь. Они просто ждали от Яшки помощи. Тот, что в синей шапке с белым помпоном, замер на четвереньках. Он вцепился в ледяной выступ, и даже сверху Яшке было видно, какие красные и застывшие у него пальцы. А второй держался на спине, цепляясь каблуками и локтями за вмятины в обледенелом снегу. На Яшку он теперь не смотрел: было неудобно поворачивать голову. Он смотрел на рваные облака. Маленький матерчатый шлем совсем съехал на затылок. Волосы у мальчишки были светлые и курчавые. Ветер ерошил и спутывал эти мелкие колечки. Яшке стало совсем нехорошо. Начал в нем подниматься тяжелый расслабляющий страх.
Яшка не боялся бы так, если бы еще не знал точно, что делать. Но он уже знал. Он видел, как, выступая из-под наледи, тянется наискосок по склону узкая грядка глинистых комьев. Конец ее совсем недалеко от ребят. Если протянуть им оттуда сумку…
- Предыдущая
- 26/53
- Следующая
