Только для мужчин - Райнов Богомил Николаев - Страница 42
- Предыдущая
- 42/125
- Следующая
– Пока мы рассуждали, планета превратилась в помойную яму. Батюшки! Что же вокруг творится! Когда же мы наконец заметим, до какой степени окружающая среда загрязнена мыслями?
– Мозговые моторы тоже дают выхлопы?
– Не знаю, выхлопы это или другой смрад, но попробуй представить себе, что излучают в данный момент миллионы людей, какие мысли насыщают пространство. Сколько в них ненависти, злобы, жестокости, зависти, алчности, в лучшем случае страха, отчаяния и похоти. Какие эманации!
– А интересно, могут какие-нибудь устройства фиксировать все это? – продолжал я свои вопросы.
– Устройства! Когда-нибудь они появятся, но разве это так важно? Древние понимали силу молнии и без лейденской банки.
Петко машинально потянулся к измятой пачке, достал сигарету и закурил, как бы для того, чтобы у меня было время переварить только что услышанное.
– При вспышке молнии невидимое становится видимым, – сказал я. – А мысли, чтобы как-то проявиться, должны воплотиться в действие. Иначе они просто не имеют возможности проникнуть в окружающую среду.
– Ошибаешься, браток, – спокойно возразил Петко, послав мне в назидание струю дыма. – Электричество существует, оказывает действие и даже убивает, оставаясь невидимым. Видимое, невидимое – это вопрос второй. Любое однажды сказанное слово долго движется в пространстве в виде звуковой волны. Точно так же, как идет к нам свет далеких звезд, угасших миллионы лет тому назад. Но слово – всего лишь бледная тень человеческой мысли. Мы признаем существование тени, а того, что ее отбрасывает, не видим – в нас должна шарахнуть молния, и уж только тогда мы признаем, что в природе есть электричество.
Это была его идефикс: излучаемые людьми мысли витают в пространстве, они окутывают нашу планету, постепенно все более сгущаясь и действуя словно отравляющий газ…
– Ну, а хорошие мысли? – спросил я. – Раз плохие загрязняют, то хорошие должны были бы очищать.
– Именно.
– Значит, одни нейтрализуют другие – и все в порядке.
– Точно так же, как с теми очистными сооружениями на предприятиях, о которых мы с тобой толковали. Уменьшат процентов на десять ядовитые зева, сливаемые в реку, и говорят вроде тебя: теперь Все в порядке, загрязняем, но и очищаем. А почему бы тебе не прикинуть, сколько их наберется, добрых-то мыслен, среди скверных?
– Откуда мне взять такие данные?
– Какие еще данные? Разве нельзя установить без подслушивающих аппаратов, о чем толкуют люди, сидящие, например, за соседними столиками? – Широкий, жест Петко привлек внимание двух пенсионеров и группы молодых людей, расположившихся справа и слева от нас. – Разве трудно догадаться: они только тем и занимаются, что злословят по адресу близких и знакомых или возводят хулу на своего начальника, или рассказывают пошлые анекдоты…
– Почему обязательно пошлые?
– Ну, если тебе никак не обойтись без данных, поищи их в собственной голове. Проверь, что выдает эта голова каждый божий день: сколько светлых мыслей, сколько серых и сколько черных.
– Есть люди и получше меня.
– А есть и похуже! Не обижайся, браток, но я склонен отнести тебя к средней категории людей, для статистики самой подходящей. По тебе спокойно можно судить, сколько мыслительной продукции падает на душу населения.
Сколько падает? Если судить о той поре, о днях молодости, я не смогу ответить. Но если иметь в виду теперешнее время, то, пожалуй, ничего не падает на душу населения, разве только серость. Черных мыслей у меня нет, светлых и подавно. А так как совсем без мыслей обойтись невозможно, остаются одни серые. Нет в них ни ненависти, ни надежды, ни отчаяния. Серые. Серенькие как мышата. И почти такие же забавные.
Высказывание Петко о людях средней категории, должно быть, все же задело меня, потому что спустя два дня я ему говорю:
– Тебе бы тоже не помешало проверить свою голову.
– Что я и делаю. Это у меня стало даже какой-то манией, – отвечает Петко.
– Я имею в виду другую твою манию – о мыслях, которые снуют вокруг нас, как летучие мыши.
– И что?
– И заняться психоанализом: ухватившись за нить мании, ты идешь по ней назад, пока не отыщешь первопричину, породившую эту манию. А дальше все предельно просто: ты вникаешь в суть первопричины – и мании как не бывало.
– Никакой мании нет, – спокойно говорит Петко. – Есть факты. Ты вот в качестве сравнения привел летучих мышей – первое, что пришло тебе на ум, и сам не подозреваешь, до чего точное получилось сравнение. Я их вижу, этих летучих мышей, ощущаю их присутствие, они пикируют на меня со всех сторон, исчезая только затем, чтобы дать дорогу другим. Мысли приходят ко мне невесть откуда, хотя я их не жду, не ищу и даже не подозреваю об их существовании.
– Внезапные прозрения. Это у всех бывает.
– Сколько раз в сутки с тобой такое случается?
– Я не подсчитывал.
– Внезапные прозрения случаются не на пустом месте. Но это вещь редкая. А мои летучие мыши,,все новые и новые, осаждают меня непрестанно.
– А ты сидишь и ждешь, пока голова треснет?
– Временами мне и в самом деле кажется, что она вот-вот треснет. Но только временами. Мысли приходят неожиданно, но в точном соответствии с твоим настроением. Тут прямая зависимость.
– Ясно, – киваю я.
– Судя по всему, ничего тебе не ясно. А ведь это так просто. Взять, к примеру, радиоприемник. Если он настроен на Софию, то не надейся, что поймаешь Монте-Карло. То же происходит и с летучими мышами: на какую волну настроишься, такие мысли и поймаешь.
– Я никаких не ловлю.
– Ошибаешься. Ты ловишь их исподволь, сам того не замечая. Таков уж диапазон твоего приемника. И тем лучше для тебя. Потому что у меня порой и в самом деле голова начинает раскалываться. В такие моменты я стараюсь напиться. Идиотизм, конечно, но пока что другой терапии я не обнаружил. В этом есть какое-то сходство с глушением черных радиостанций.
– Алкоголь служил отдушиной для многих мыслителей, – успокаиваю я его.
– Я не мыслитель. Я – радиоприемник.
– Принимаешь то, что читал. Как бывает со всеми нами.
– Едва ли. Ты знаешь, читаю я мало. Я улавливаю из пространства.
- Предыдущая
- 42/125
- Следующая
