Тайфуны с ласковыми именами - Райнов Богомил Николаев - Страница 35
- Предыдущая
- 35/67
- Следующая
– Лично мне торопиться некуда…
– Однако те, что идут за вами по пятам, торопятся. Мне трудно судить, насколько вы в курсе, но с некоторых пор вы находитесь под наблюдением. И не стану удивляться, если и сейчас за вами следит кто-нибудь из присутствующих.
– А с какой стати вы проявляете такую заботу обо мне? – замечает сосед, не отрывая глаз от эстрады. – Если вы все время суете свой нос куда не следует и бредите всякими там агентурами, вам лучше о себе подумать.
– Я думаю о нас обоих. Не потому, что питаю к вам особую симпатию, а в силу того, что так сложились обстоятельства: я разыскиваю то, что находится у вас, а вы – то, что у меня. К этому и сводится мое предложение: вы должны отдать то, что нужно мне, и получить взамен то, что нужно вам. Надеюсь, вам ясно?
– Не совсем, – слегка качает своей острой головой мой собеседник. – Я уже слышал, что вы ищете, но не могу понять, что я сам ищу.
– Брильянты.
Наконец-то Пенев благоволит отвести глаза от сцены, хотя именно в этот момент северная красавица, усевшись на стул в бесстыдной позе, начинает стаскивать чулки. Она их скатывает с такой досадной медлительностью, как будто рассказывает бесконечно длинный и скучный анекдот. Старый, бородатый анекдот.
– Вы не могли бы объяснить поточней? – спрашивает Пенев, вынимая изо рта уже совершенно размокшую сигарету и бросая ее в пепельницу.
– Я сказал – брильянты. Брильянты, оставленные Горановым, которые вам вот уже столько времени покоя не дают. И напрасно вы надеетесь докопаться до них с помощью Виолеты, Флоры или собственными усилиями Совершенно напрасно, Пенев. Потому что они у меня.
– Досье… Брильянты… Чушь какая-то, – бубнит пренебрежительно сосед.
Однако тот факт, что он утратил всякий интерес к номеру длинной скандинавки, говорит о другом. Пенев достает из кармана коробочку «Лаки-страйк» без фильтра – при его «холодном» курении всегда пользуются сигаретами без фильтра – и вставляет в угол рта новую сигарету.
– Вы, похоже, и в самом деле не даете себе отчета, что происходит, – спокойно говорю я. – Чтобы продлить жизнь, вы воздерживаетесь от курения. А вам и невдомек, что имеются все предпосылки к тому, чтобы ваша жизнь сделалась такой короткой, как эта сигарета, которую вы без конца жуете. Люди, убравшие Горанова, собираются убрать и Пенева. Вполне возможно, они уже готовы к этой операции, и, если вы хотите уцелеть, не тратьте время на разговоры и отбросьте всякое притворство.
Реплика оказалась достаточно длинной, чтобы артистка успела стащить чулки, а Пенев – побороть колебания.
– Зачем вам досье? – вдруг спрашивает он и торопится добавить: – Если они вообще существуют.
– В них значатся имена моих близких, а им больше не хотелось бы фигурировать в этих досье, они желают в будущем спать спокойно.
– Значит, вы болгарин? – спрашивает мой сосед на родном языке.
– А вы за кого меня приняли? За американского негра? – отвечаю на том же языке.
Он не реагирует на эти слова и погружается в свои мысли, а тем временем высокая женщина на эстраде царственным жестом отбрасывает в сторону бюстгальтер и приближается к апогею своего номера – ей осталось освободиться от трусов. И, поскольку мой собеседник даже в этот напряженный момент не поднимает взгляда на красотку и поскольку его размышления, по моему мнению, слишком затянулись, я ощущаю потребность прийти ему на помощь:
– Должен вас предупредить: если вы прикидываете, как бы спасти собственную жизнь, пустив в расход мою, то вы допускаете роковую ошибку. Сам факт, что я открылся вам, говорит о том, что тыл у меня надежно защищен. При малейшей попытке предательства вас мигом ликвидируют. Люди, готовые это сделать, всегда начеку, Пенев. Они не выпустят вас из поля зрения, и вам нигде не укрыться от пули. – И так как дело и без того зашло далеко, я позволяю себе добавить: – В сущности, пулю вы уже давно заслужили. И я проявляю большое великодушие, предоставляя вам амнистию. А оттого, что вместе с амнистией я даю вам и брильянты, мое великодушие представляется поистине фантастичным.
– Чем фантастичнее предложение, тем меньше доверия оно внушает, – отвечает Пенев, и ответ его не лишен основания.
– Вы прекрасно понимаете: люди, которых я представляю, брильянтами не интересуются, особенно крадеными.
– А что это, в сущности, за брильянты, о которых вы все время толкуете? – спрашивает он ради небольшой проверки.
– Многокаратовые. Потрясающая коллекция. Разложенные со вкусом в небольшой черной коробочке.
– Сколько их?
– Девять.
– Вот и обмишурились вы, – качает головой Пенев. – Их ровно десять штук.
– Было десять. Только один из них попал на рынок, где сбывают краденые вещи. Так что теперь их девять.
Он, разумеется, отлично знает, сколько их, просто ему понадобилось выяснить, насколько я в курсе дела. Уже исчезла со сцены высокая скандинавка, чтобы предоставить место мулатке с умопомрачительными формами в легком ситцевом платье. Эта явно работает в соответствии с лозунгом: «Берегите время!»
– И нечего вам мудрить, – советую я Пеневу. – Будете долго мудрить – сделка может и не состояться. У вас не так много времени, чтобы собрать свои пожитки и исчезнуть.
– Кстати, как вы себе представляете эти досье? – спрашивает Пенев, только теперь подняв голову, чтобы посмотреть мне в глаза.
– Их внешний вид меня нисколько не интересует. И то, как они заполнены. И шифр, если им пользовались.
– Шифра нет, – успокаивает меня Пенев. – Но есть другое: эти досье, гражданин, были разрезаны по вертикали на три полосы. Десять листов, и каждый был разрезан на три полосы, таким образом, всего получилось тридцать полос, не так ли? Ну вот. Но если дойдет до сделки, я смогу предложить вам только десять полос из общего количества.
– А где остальные?
– В двух различных местах.
– Но вам, конечно, известны эти места.
– Одно – да. Что касается другого, об этом спросите у Горанова.
– А где первое?
– А брильянты?
– О брильянтах не беспокойтесь. Я могу вручить их вам сегодня же.
– Когда вручите, тогда я вам обо всем и расскажу. И десять полос досье заодно передам.
– Условия сделки, которые вы мне предлагаете, неравноценны.
– Я вам ничего не предлагаю. Это вы предлагаете.
– И все же они неравноценны.
– Я не в состоянии дать вам больше того, что у меня есть, – пожимает плечами Пенев.
– А что содержат ваши «полосы»?
– Самое главное: псевдонимы. Листы, как я уже сказал, были разрезаны на три части. На одной – псевдонимы, на другой – подлинные имена, а на третьей записаны данные о характере деятельности.
– Но псевдонимы далеко не самое главное.
– Для нас они – самое главное, потому что мы под ними работаем. Во всяком случае, чем я располагаю, то предлагаю.
– Вы мне предлагаете сущий пустяк. Я рассчитывал на другое.
– Может, и я рассчитывал на другое, но, как видите, дошел до того, что вступаю в сделку с таким вот, как вы… – мрачно бормочет он и разминает в пепельнице мокрую сигарету.
Конечно, для него это предел падения – теперь, когда факт предательства для него позади, он отчасти соглашается раскрыть его механизм, с тем чтобы, нагрев на этом руки, скрыться в неизвестном направлении.
Мулатка в рекордное время стащила с себя почти все, что на ней было, но, как оказалось, это лишь скромное вступление, а главная часть ее действия – какой-то бесконечный бешеный танец под бешеный визг магнитофона.
– Я должен вам сказать еще несколько слов, – предупредил я. – А что касается обмена товаром, предлагаю произвести его этой же ночью…
Этой же ночью. Доверие хозяев к слуге – если оно вообще существовало – в последние дни начисто пропало. За Пеневым установлено наблюдение, и ему это хорошо известно. Однако после того, как я вошел с ним в контакт – а в этом была настоятельная необходимость, – я и сам могу оказаться под наблюдением, какой бы правдоподобной ни казалась версия о нашей случайной встрече в случайном заведении. Так что надо спешить.
- Предыдущая
- 35/67
- Следующая
