Изгнанник (СИ) - Хаецкая Елена Владимировна - Страница 14

— А какая разница?

— Та, что пергамент — вещь. Им можно воспользоваться.

— Человеком — тоже.

— Я не буду уничтожать эту штуку, понял? — твердо произнес Хэрибонд. — Может быть, потом. Может быть. Джурича Морана здесь нет, так что никто мне не запретит… И ты тоже, — прибавил он, предупреждая следующую реплику своего спутника. — Я тебе не позволю.

Евтихий махнул рукой.

— Дело твое. Моранова вещь тебя погубит, но меня это уже не касается.

Хэрибонд свернул пергамент в трубочку и поднес к глазам.

— Говорят, если взглянуть сквозь подзорную трубу, станут видны удивительные вещи…

— Какие? — спросил Евтихий.

— Правда.

— Опять ты со своей правдой! — вздохнул Евтихий. — Не доведет она тебя до добра. Лучше бы ты меня послушался.

— Я смогу распознавать ложь. Нет, лучше! Я смогу распознавать истинную сущность всех вещей, всех людей и явлений… Ты понимаешь, что это значит?

— Что ты умрешь, — сказал Евтихий.

Он встал и развернулся лицом к своему спутнику.

— Опасную игру ты затеваешь. Дары Морана всегда были губительны для тех, кто ими пользовался.

Евтихий так и не понял, что произошло. Подбородок Хэрибонда вдруг задрожал, сметанная белизна залила его щеки. Хэрибонд опустил трубку и посмотрел прямо в лицо Евтихия, затем опять прильнул глазом к трубке из пергамента… И вдруг, с протяжным криком, в котором слышался ужас, повернулся и бросился бежать.

Евтихий молча смотрел ему вслед. Он даже не пошевелился. Ему и в голову не приходило преследовать Хэрибонда. Евтихий хмыкнул.

— Интересно, кто из нас двоих — сумасшедший?

Он опять уселся на землю, потом лег, раскинул руки. Великое дерево нависало над ним, и Евтихию начало казаться, будто этот могучий ствол вырос прямо из его собственного пупка. Ощущение было странное, захватывающее.

— Однако ж я вернулся к тому, с чего начал, — сказал себе Евтихий.

В последнее время он довольно много разговаривал сам с собой. А поскольку поблизости, как правило, никого не оказывалось, то Евтихий мог вести эти диалоги довольно громко и даже на разные голоса, не стесняясь возможных слушателей.

Дерево шумело листвой и замирало, склоняясь ветвями к лежащему под ним человеку, как будто ему было интересно узнать Евтихия поближе.

— Я не сумасшедший, — сказал Евтихий.

— Конечно, нет, — ответило ему дерево. — Просто с тобой случилась беда.

— Я потерял ее, — сказал Евтихий. — Я потерял Деяниру.

— А другая женщина не может тебя утешить? — спросило дерево.

Евтихий горестно покачал головой.

— Только она.

— Значит, когда-нибудь ты найдешь ее, — обещало дерево.

— Сомнительно, — вздохнул Евтихий.

— То, что суждено тебе судьбой, не может исчезнуть бесследно, — заявило дерево.

— Ты меня жалеешь, — сказал Евтихий. — Вот и говоришь невесть что.

— Я никого не жалею, я вечное, — гордо произнесло дерево и выпрямило ветки. — Если я начну жалеть всех подряд, мне и вечности не хватит.

— Логично, — кивнул Евтихий. — Но что же мне все-таки делать? Теперь, когда я потерял очередную жизнь?

— А сколько их у тебя было? — заинтересовалось дерево.

— Я уже подсчитывал как-то…

— Меня при этом не было, — напомнило дерево. — Я всегда здесь. А вас, людей, вечно носит по всему Истинному миру. Так что давай, выкладывай.

— Я был крестьянином.

— Раз, — обрадовалось дерево.

— Я был пленником.

— Два.

— Я был рабом.

— Разве это не одно и то же, что и пленник? — удивилось дерево.

— Не совсем… У меня был один хозяин. Один-единственный.

— И как он, не слишком придирался? — озаботилось дерево.

— Авденаго-тролль — вот как его звали, — сказал Евтихий. — Нет, он не придирался. Иногда я предпочел бы видеть его мертвым, а иногда наоборот, мне хотелось видеть его живым.

— А сейчас он жив?

— Вероятно…

— Это было три? — спросило дерево.

— Да.

— Еще! — потребовало дерево.

— Я был с той женщиной, с Деянирой…

— Четыре.

— В подземельях Кохаги.

— Ого! — удивилось дерево. — Пять!

— Опять с Деянирой.

— Не считается.

— А теперь вот я один.

— Не слишком впечатляет твой список, — заявило дерево. — Мне встречались экземпляры и похлеще. Так что утри нос и подумай-ка над тем, что действительно важно.

— А что действительно важно?

— Что так испугало Хэрибонда?

— Разве он испугался?

— Разве он не убежал от тебя с громким воплем ужаса?

— Точно… — задумался Евтихий. — Что же такого он увидел в эту свою трубочку из пергамента?

— А на кого он смотрел?

— Ну, на меня.

— И?.. — подсказало дерево.

— Что — «и»?

— И кого он увидел?

— Меня…

— А если подумать как следует? — настаивало дерево.

Евтихий подскочил, точно его ужалили.

— Он увидел МЕНЯ! — выговорил Евтихий. — Точнее, он увидел то, чем я был в тоннелях Кохаги: плоскорожую тварь с зеленой кожей, черными космами и огромными клыками, торчащими из слюнявой пасти!

«Нельзя нарушать условия игры, — думал Денис. — В этом все дело. Да, должно быть, именно в этом…»

Он почти раскаивался в том, что упросил Джурича Морана пойти на это. Неизвестно, кем были установлены правила, но правила существовали. Жесткие. И Денису об этом было известно. «Экстремальное путешествие» из реального мира в Истинный возможно только одно, прописью одно. Потом человек, если ему повезет, возвращается обратно в Петербург. И остаток дней своих живет воспоминаниями. На этом — все. Оплачено и выполнено туроператором.

Но Денис рвался назад всей душой. Назад, в замок на границе, к своим товарищам, к женщине, которую — ну да, полюбил. Ему удалось пройти все препоны, добраться до Морана и выклянчить у него чудо. Вторичное путешествие в Истинный мир. Как радовался Денис, когда Моран согласился отправить его в «экстремальное путешествие» вторично! Согласился, невзирая на запрет. Кем был наложен этот запрет, Денис не вникал. Просто были некие правила, а Моран согласился их нарушить. Ради Дениса. Таким фактом стоит проникнуться.

Мда, и практически сразу Денис проникся этим фактом, что называется, по самые уши. Для начала он угодил в лапы безумного ученого, некоего Церангевина, который ставил опыты на живых людях в поисках личного бессмертия для себя. Ну и для других — когда-нибудь потом. Если выживут.

Дениса спасло внезапное вторжение гномской армии во главе с кхачковяром. Церангевин был арестован и приговорен к смертной казни. Кхачковяр по этому поводу высказался: «Это не было ни преступлением, ни ошибкой». Но выглядел очень мрачно.

По поводу каждого из захваченных в доме и лаборатории Церангевина устраивалось отдельное судебное разбирательство. Чтобы не допустить никаких ошибок и, упаси нас всех боже, никаких нарушений законности. Денис тоже угодил между зубцами судебных шестеренок. Его непререывно допрашивали почти неделю. Кроме того, ему пришлось пройти через серию провокационных тестов (гномы горазды устраивать подсудимым всякие проверки). Наконец кхачковяр выяснил, кто такой Денис.

Хотя что тут выяснять, ничего особенного. Девятнадцать лет. Единственный сын у мамы. Папа с мамой в разводе, уже очень давно. Об отце Денис говорить отказался, не столько потому, что не хотел отзываться о нем дурно, сколько потому, что, в общем-то, ничего о нем не знал: мама тщательно следила за тем, чтобы Денисик не общался с «этим подлецом».

Больше всего на свете мама боялась, что Денисика заберут в армию. Для чего и обратилась в бюро «экстремального туризма», где ей положительно обещали отправить ребеночка в такие края, докуда не доберется ни одна призывная комиссия.

Вот тут-то и прозвучало имя Морана…

Гномы всполошились, и на следующем этапе процесса устанавливалась степень близости подсудимого с Джуричем Мораном. Важно было понять, насколько это знакомство вообще может оказаться опасным — для гномского народа, для Калимегдана и для Истинного мира в целом. Одиозная фигура этот Джурич Моран, что и говорить.