Смерть в театре (сборник) - Пентикост Хью - Страница 73

— Ну конечно!

— В таком случае приходится сделать единственный вывод: сюда проскользнул Розен и изрезал портрет,— сердито сказал Шанс.

— Постойте, патрон,— остановил его Хемингуэй, чиркая спичкой, чтобы закурить сигарету.— Вы же не детектив. Зачем вы беретесь не за свое дело? Давайте либо говорить по-дружески, либо совсем не говорить. Передайте меня в руки капитана Полхэма, чтобы он допросил меня по всем правилам. Если же вас интересует, что вообще говорят по этому поводу, то я к вашим услугам. Однако тогда долой всякую официальность. В противном случае, повторяю, я предпочитаю отвечать на вопросы капитана Полхэма.

Шанс заметил неясную улыбку на губах Джералда, стоящего за спиной Хемингуэя. Хемингуэй же довольно эффектно поднял руки, как бы сдаваясь более авторитетному лицу.

Шанс усмехнулся.

— Договорились. Остаемся друзьями.

— Простите меня за мою нервозность,— сказал Хемингуэй, глядя на своего хозяина потеплевшими глазами.-- Скажите, вы ничего не будете иметь против, если я сяду вот сюда?

Он уселся на уголок стола.

— Вы, патрон, не хуже меня знаете, что мистер Розен не дотрагивался до этого портрета. Я ему рассказал, как погибла ночью старая леди. Он только и сказал: «Бандит!» — и продолжал возиться со своим освещением. Нет, Джо Розена не стоит трогать...

Шанс с расстроенным видом покачал головой.

— Из всех известных мне людей я никого не могу заподозрить... Но однако же, Хемингуэй, портрет-то изрезан?

— Будем говорить откровенно: вам не хочется обвинять меня, но и никого другого обвинить не удается?

Стряхнув пепел со своей сигареты, Хемингуэй продолжал:

— Я бы отрицал, что испортил портрет, если бы и был виноват и если бы не был... Так что другого ответа вам все равно от меня не услышать. Могу только добавить, что абсолютно не представляю, кто мог это сделать...

— Вы не трогали портрет?

Хемингуэй громко расхохотался.

— Ну вот, так я и знал. Надо все начинать сначала... Я же ясно сказал: я тут не при чем.

Шанс глубоко вздохнул.

— Невыносимый человек! Но, к сожалению, это еще не все, что мне надо выяснить. Доктор Браун сказал, что вчера ночью он первым вошел в зал после падения миссис Тауэрс. Анна, сидевшая в партере, кричала как безумная. Доктор Браун бросился к ней, а через секунду увидел вас на сцене.

— Правильно! — подтвердил Хемингуэй.

— Вы мельком взглянули на женщину, назвали имя миссис Тауэрс и сразу же бросились по винтовой лестнице на переход. А когда очутились наверху, то попросили Джеффри и Джералда, только что вошедших в зал, проверить, чтобы никто не вышел незамеченным из театра...

— Точно, все так и было,— снова сказал Хемингуэй.

— Для чего вы взобрались на переход? — спросил Шанс.

— Для чего?

— Да, для чего?

Хемингуэй сделал глубокую затяжку.

— Потому что я был уверен, что кто-то сверху столкнул старую леди.

— Почему вы так решили?

Хемингуэй пожал плечами.

— Сам не знаю, инстинктивно, что ли... Во-первых, уж слишком внезапно она упала. Я был у самой двери, и у меня появилась уверенность, что ее столкнули. А вам всем хотелось верить в «несчастный случай», потому что это всех устраивало. Я же ни о чем таком не думал. Старая леди лежала мертвой, и мне некогда было прикидывать, что выгоднее, несчастный случай или убийство...

Наступило тягостное молчание. Наконец Хемингуэй погасил сигарету и бросил ее в пепельницу. Он махнул рукой в сторону изрезанного портрета:

— Ну что же, идти за какой-нибудь занавеской?

— Да, надо рассказать капитану Полхэму. Между прочим, доктор Браун считает, что автор анонимных писем очень рискует, особенно после вот этой выходки с портретом: у него могут быть огромные неприятности от убийцы.

Бородач понимающе кивнул.

— Все равно. Но ведь живут только один раз и умирают тоже только однажды. Правда, не всегда гак получается. Некоторые люди умирают несколько раз на протяжении жизни... Но я-то могу совершенно спокойно предстать перед работниками Отдела по расследованию убийств, поскольку в последнее время я никого не убивал.

Шанс и Джералд молча переглянулись.

В эту минуту на столе Шанса зазвонил внутренний телефон. Несмотря на полученное распоряжение, мисс Дженсон просила патрона.

Он снял трубку.

— Алло! Слушаю.

По голосу Джейн было ясно, что она загораживала трубку ладонью.

— Прошу меня простить, мистер Темпест, но я вынуждена сообщить, здесь находится советник Тауэрс и настаивает на том, чтобы вы немедленно его приняли.

Шанс бросил взгляд на портрет.

— Кабинет Джерри Фарба свободен?

— Да.

— Проводите его туда. Я сейчас же приду.

— С ним еще какой-то человек, но кто, я не знаю.

— Так проводите туда обоих.

Шанс повесил трубку.

— Многоуважаемый советник, скорее всего, со своим нотариусом,— сказал он, обращаясь к Джералду.

— Он хочет вас видеть?

— Да.

— Интересно, не явились ли они, потрясая сводами законов, дабы урезонить непокорную Анну? — холодно спросил Джералд.— Пожалуй, мне стоит подняться наверх. Наверное, она проснулась.

— Только ничего не говорите о портрете,— попросил Шанс.— Я хочу сам объявить об этом Люси.

— В конце концов от этого ничего не изменится, но воля ваша. Тот, кто уничтожил портрет, знал, что делал... Занятный характер у вашего Хемингуэя, я бы сказал...

— Меня очень интересует ваше мнение, как психиатра. Как он вам показался?

Джералд нахмурил брови.

— Несомненно, мне часто приходится читать между строк. Сомневаюсь, чтобы он соврал. Но это, конечно, поверхностное впечатление, не более. Однако он не сказал и всего того, что ему известно. Вы обратили внимание, что он, по сути дела, не отрицал свою вину, а только сказал, что отрицал бы ее независимо от того, виновен он или нет...

Шанс невесело улыбнулся.

— Он сказал также, что в последнее время никого не убивал...

— Вот именно, не вообще, а лишь недавно. Это что, пример остроумной шутки? Или как прикажете его понимать, а?

Советник Дарвин Тауэрс относился к людям прошлого столетия в полном смысле слова. Несмотря на августовскую жару, на нем был темный костюм из добротной толстой ткани, а в руках зонтик. Высокого роста, поджарый, он держался очень прямо и составлял разительный контраст с толстым круглым человечком, который его сопровождал. Последний так задыхался от жары и потел, что у него то и дело мутнели стекла очков и он был вынужден их протирать.

Шанс извинился, что не принимает их в своем кабинете, и пробормотал несколько сочувственных слов. Он еще не видел советника после гибели его матери.

— То, что она умерла, не является для меня неожиданным ударом. Неприятно то, как это случилось. Ей было девяносто четыре года, но такая смерть...

Советник обвел глазами кабинет Джерри Фарба с таким видом, будто считает Шанса виновным в том, что в его учреждении произошел столь неприятный случай. Именно неприятный, а не трагический или печальный...

Его тучный спутник несколько раз кашлянул, привлекая к себе внимание.

Советник прибавил ворчливо:

— Мистер Чарлз Клэгхорн — мистер Темпест.

Потная рука с короткими пальцами протянула Шансу визитную карточку, и прежде чем тот успел ее прочитать, последовало и объяснение:

— Частный детектив.

— Не сомневаюсь,— сказал советник,— полиция проводит расследование. Но я уверен, что после письма, полученного сегодня Люси,— по-видимому, вы его читали,— вы оправдаете мои действия и решение привлечь к данному делу мистера Чарлза Клэгхорна.

Шанс кивнул головой в знак согласия.

— Вы, вероятно, также согласитесь со мной, что против Люси действует какой-то одержимый. Вполне естественно, полицию больше интересует трагическая гибель моей старой матери, поэтому я попросил моего нотариуса рекомендовать мне частного детектива, чтобы иметь возможность поручить ему заняться автором анонимок и тем самым уберечь Люси от возможных дальнейших нападок.