Пшеничное зерно и океан - Яворски Митко - Страница 2
- Предыдущая
- 2/23
- Следующая
Но он ошибся. Человек спрятал его в железную коробку. В ней было гораздо темнее, чем под землёй. Хорошо, что там оказалась одна золотая монета. По крайней мере было с кем поговорить.
— Ты что делаешь? — спросил её Огневичок.
— Придумываю новые козни.
— Для кого?
— Для Человека, который запрятал меня сюда.
— За что ты желаешь ему зла?
— Видно, ты совсем недавно появился на этом свете, — ответила Монета. — Когда-то и я задавала те же вопросы. Было время, когда я не только не думала о том, чтобы кому-нибудь насолить, но и вообще не знала, что такое зло. А сейчас только и думаю о том, чтобы строить козни.
— Кто тебя научил этому?
— Люди. Не все, разумеется, но это они меня научили.
— Как они тебя научили этому?
— Очень просто. Чем больше зла я причиняла одним, тем большее уважение вызывала у других. Вот и теперь меня отличили.
— Как?
Огневичок не заметил, чтобы на Монете было какое-нибудь отличие.
— А заперли здесь. Если хочешь знать, это и есть самое большое отличие. Вот тебя тоже заперли — значит и тебя отличили, радуйся теперь. Если запирают сюда, значит ты что-то собой представляешь. Ценят тебя.
— Выходит, если тебя суют в темноту и тесноту, то это означает, что тебя ценят? — ничего не понимал он.
И снова спросил Монету, за что же всё-таки она собирается причинить зло Человеку, который её отличил.
— Раз уж мы разговорились с тобой, так и быть расскажу. Жила я большом кошельке. Наконец, надоело, что вечно прячут меня по разным потайным местам, и я убежала на улицу. Закрылась в пыль и стала ждать. А владелец кошелька — наш хозяин в белой рубахе, — где только ни искал меня. Даже швы на одежде распорол. Я лежу себе и молчу. Но вот один раз показалась босоногому мальчику. На него-то я никак не хотела навлекать беды. Но вышло, что хоть и не хотела, а навлекла. И мальчонка только настрадался из-за меня. Наш хозяин обвинил его в том, что он украл меня и отхлестал розгами прямо по голому телу. Он отнял меня у мальчика, и уж так радовался, что я снова оказалась в его руках. А чтобы я не убежала, запер меня туда, где и ты сейчас находишься. Вот я и хочу спросить тебя теперь: что на моём месте ты бы сделал этому человеку?
Огневичок молчал. Когда он лежал в земле и разговаривал с корешками, то легко понимал их. Так же легко он понял и оценил благородство Пшеничного зерна: оно умирало, чтобы родились сто других таких же, как оно само. "А Монета, — думал он, — и не хочет, да всё время зло творит". И он начал догадываться, почему Человек выбросил налитой Пшеничный колос! Что-то стало с ним! Может быть, всё-таки пришла та женщина, которая вырастила его. Ведь тот, кто выращивает, умеет и охранять плоды своего труда.
Но у Огневичка больше не оставалось времени на размышления. Железная коробочка растворилась, и мягкие пальцы Человека в белой рубахе и соломенной шляпе вытащили оттуда маленький самородок.
Человек отнёс кусочек золота в большой ювелирный магазин. Такое золото — самородное, блестящее, хоть и не большое, но тяжёлое, редко где можно сыскать — нахваливал он.
Ювелир долго разглядывал самородок, оценивал, пересчитывал, наконец, усмехнулся, довольный, и дал Человеку за него целую кучу денег.
На этот раз Огневичка заперли в большем по размеру и с более толстыми стенами железном ящичке. В нём уже лежали белые, как корешочки Пшеничного зерна, жемчужинки, сверкали бриллианты и разные другие камушки, которые сразу же заявили о себе, что они драгоценные.
— Как вам не стыдно самим определять себе цену? — упрекнул их Огневичок.
— Так написано про нас и в книгах. Иначе как же мы сами о себе могли бы говорить, что мы драгоценные? — честно ответили камушки.
Огневичок недолго оставался в тяжёлом железном сейфе. Рано утром Ювелир отнёс его в свою мастерскую.
— Сейчас, — прошептал он ему, — я тебя расплавлю, но ты не пугайся. И пылинки твоей не потеряю. Я сделаю из тебя прекрасную розу, а в самой серединке её, словно вонзённое в неё пчелиное жальце, сверкнёт бриллиант. Тот самый бриллиант, с которым ты ночью находился в моём сейфе. Такое украшение будет редкостью даже и в княжеской сокровищнице. А если я покажу его самой Княжне, она всплеснёт руками от изумления и непременно захочет украсить розой свою грудь.
Ювелир представил себе, как старый князь, её отец, щедрым жестом развяжет свой кошелёк, и он железными клещами зажал кусочек золота. Но прежде чем опустить его в судок, поставленный на раскалённые тлеющие угли, Ювелир осмотрел его ещё раз и раздумал ковать из него золотую розу. Именно таким, каким он вышел из-под земли, — очень похожим на маленькую птичку, — он будет не только прекрасным, но и единственным в своём роде. Он прицепил к нему маленький бриллиантик и улыбнулся, довольный своей идеей, а главное — он был теперь уверен в том, что получит за него много денег. И не ошибся. Старый князь, через руки которого прошло много драгоценностей, признал, что более красивого украшения он не видал, и действительно, щедро заплатил Ювелиру. На следующий день Княжна приколола брошь на грудь.
Огневичок и подумать не мог, что на свете может быть нечто более прекрасное, чем молодая Княжна. Когда она вздыхала, он поднимался на её груди и был счастлив оттого, что находится так близко к её сердцу. И так как ему хотелось служить ей беззаветно, он вслушивался в его удары, стараясь угадать её желания ещё до того, как они появятся. А как известно, слушая чьё-нибудь сердце, можно узнать не только прелюбопытнейшие, но и поучительные вещи.
— Как хорошо! — восхищался Огневичок вслух.
— Спокойнее, спокойнее! — отрезвил его Бриллиант.
— Ты не хочешь послушать, как стучит сердце Княжны?
— Я уже давно перехожу из рук в руки. Украшал и царскую корону. Ничто уже не может возбудить моё любопытство. Слишком много я повидал, поэтому и тебе советую — никогда ни из-за чего не волнуйся. Волнения принесут тебе только потери и никогда — приобретения.
— Почему же? Разве добро не должно вызывать восторг, а зло — негодование?
Бриллиант не соблаговолил ответить: он твёрдо придерживался своего принципа — не волноваться.
Княжне так нравился Огневичок и сверкающий в нём бриллиантик, что несколько ночей подряд она ложилась с ним спать. Но и этого ей казалось мало: она решила показать украшение своим подругам и друзьям, и по этому поводу в княжеском дворце для них был устроен бал. Бриллиант, чрезвычайно честолюбивый, обрадовался, что им будут любоваться и другие. А Огневичку было довольно и того, что он не расставался с княжеской дочерью. Он и мысли не допускал, что на свете может быть что-то более прекрасное, чем она. А слушая её сердце, он узнал, что она к тому же ещё и добра. В таком сердце коварная мысль никогда не совьёт гнезда. А добрые мысли ведут, как известно, к добрым поступкам. Он был доволен. Но и теперь ему оставалось непонятным, почему Княжна, красотой которой могло гордиться любое царство, так кичится своей брошью.
— Не пытайся узнать абсолютно всё, — сказал ему Бриллиант.
— Почему?
— Как почему? Не загружай себя излишними вопросами. Сколько бы ты ни мучился, отгадывая их, всё равно останется что-то сложное и неразгаданное.
— Я слушаю тебя, но не понимаю.
— Но ведь я тебе уже сказал: мы никогда не исчезаем совсем. Только меняем своих хозяев, переходим из одних рук в другие, но где бы мы ни были, всё равно будем желанными и ценными. А если так, стоит ли волноваться?
Собеседники вынуждены были прекратить свой разговор. Трубы и фанфары возвестили о начале бала.
Княжеская дочь, озарённая блеском своих прекрасных глаз и жемчужной улыбкой, сияла сама и излучала сияние вокруг себя.
Огневичок, очевидно, забыл совет Бриллианта. Увлёкшись, он наблюдал за знатными гостями. Они старались перещеголять один другого, восхваляя красоту Княжны, и она дарила их лучезарной улыбкой. Очень радовался и Огневичок, но скоро он заметил нечто такое, что заставило его опечалиться.
- Предыдущая
- 2/23
- Следующая
