Выбери любимый жанр

Принц на белом костыле - Раевская Фаина - Страница 17


Изменить размер шрифта:

17

Не в саму камеру, разумеется, а в результаты ее работы. И первый, кого увидела, был Степка.

Виктор снял его, когда тот увлеченно разглядывал какие-то бумаги. Лицо его при этом было крайне сосредоточенным, а оттого немного глуповатым. Ну не идет мужикам мыслительный процесс, и все тут! Даже Роденовский «Мыслитель» вызывает у меня приступ истерического смеха. Почему-то кажется, что этот мыслитель мучительно соображает, где бы ему достать денег на очередную поллитровку и где найти еще двух друзей для компании. Кроме Степки, Виктор нафотографировал своего сына, жену, худощавую женщину с очень усталым лицом и волосами, постоянно собранными в «конский хвост».

В общем, сделала я вывод, информации минимум, но кое-что, за что можно зацепиться, все же имеется. Телефон неожиданно ожил в моих руках. Звонила жена Виктора:

— Алле, девочки, это вы?

— Мы, — подтвердила я.

— А это я, жена Виктора. — Неловко помолчав, она попросила:

— Слушайте, а вы не могли бы пораньше приехать? Я всю ночь не спала, думала, плакала… Мне кажется, до десяти я уже не выдержу, с ума сойду… Приезжайте, пожалуйста! — Оксана снова заплакала.

— Конечно. Ты только успокойся и жди. Мы прямо сейчас выезжаем, — пообещала я. — Диктуй адрес.

Вскоре мы с Клавкой, уже высказавшейся по полной программе, покинули квартиру. На лестничной площадке мы столкнулись с Михалычем, соседом-пенсионером, собравшимся на утреннюю прогулку со своим псом Кузей. Милейшее существо, обладающее, несмотря на возраст, острым умом, феноменальной памятью и наблюдательностью. Оно и понятно: всю жизнь в органах проработал! Я, конечно же, имею в виду Михалыча.

— Здорово, коротышки! — поздоровался сосед. Кузя приветливо тявкнул.

— Здоровее бывали, — буркнула Клюквина, снявшая по моей настоятельной просьбе бинты.

Расставаясь с ними, она едва сдерживала слезы, тем самым нарушая заповедь хирурга: «полный покой и холод на голову». Это событие лишь усугубило дурное настроение сестрицы. Однако Михалыч то ли не заметил, то ли решил не обращать внимания на подобную мелочь. Пенсионер хитро прищурил один глаз и ехидно спросил:

— И чего вы опять натворили, коротышки?

От, бабье! Не перестаю удивляться я вам — Димка едва за порог, вы сразу во что-нибудь вляпаетесь!

Интересное начало разговора! Клавка открыла рот для достойного ответа, но я наступила ей на ногу и полюбопытствовала:

— А чего мы такого натворили, а, Михалыч?

— Уж это вам самим лучше знать, — пожал плечами сосед. — Только менты зря приходить не стали бы, я так думаю.

— Ты, дед, как себя чувствуешь? — я озабоченно заглянула в глаза Михалычу. — Какие менты?

— Знамо, какие. Обыкновенные, в форме.

Я с Кузьмой с прогулки возвращался, а они как раз от вас выходили.

Мы с Клавкой переглянулись. Каждый день узнаешь что-нибудь новенькое, прям как при склерозе!

— Да только кажется мне, — добавил сосед, — это не настоящие менты.

Как я уже говорила, дед обладал феноменальной наблюдательностью, поэтому словам его вполне можно было доверять, но я на всякий случай уточнила:

— С чего это ты решил, что они не настоящие?

— Да, понимаешь, не по форме одеты. Нет, так-то все правильно: и штанишки, и курточки… Только вот ботиночки не ментовские, да и не с рынка. Кожа, видно, дорогая, натуральная.

И еще перчатки. Тоже дорогие. Эх, девки, девки! Маскировка-то у ваших хахалей того, подкачала малость!

И, качая головой, дед удалился. Я обрушилась с лестницы следом за ним, вопя:

— Михалыч, стой! Стой, хомяк джунгарский! Ну-ка, рассказывай, как эти хахали выглядели?

— А то вы не знаете, — отмахнулся дед.

— Знали бы — не спрашивали. Говори, ну!

Михалыч подробно описал липовых ментов. Ни под одного из наших с Клавкой знакомых они по описанию не подходили. Это значит что? Михалыч с Кузей всегда гуляют в одно и то же время, с девяти до десяти вечера. Мы тогда как раз находились либо в больнице, либо по пути к ней. Отсюда вывод — именно эти «хахали» чего-то очень хотели найти в нашей квартире. Чего?

Нет, это не Клавке, это мне нужен холод на голову, а то она уже буквально разрывается на кусочки от мыслей! В отличие от меня Клавдия сохраняла просто олимпийское спокойствие и выдержку. Прямо-таки Железный Феликс!

— Ты все слышала? — набросилась я на сестру, когда Михалыч с Кузей гордо удалились.

— Угу, — флегматично кивнула сестра.

— И все?! Ты можешь сказать только это дурацкое «угу»?! Кто-то проник в нашу квартиру под видом липовых милиционеров, устроил там Куликовское поле… Они явно что-то искали, а ты можешь сказать только «угу»?!

Я взволнованно кружила вокруг Клюквы и громко возмущалась. Подумать только, тут такие дела творятся, а моя сестра спокойна, как те самые скульптуры Церетели!

— Ой, Афоня, не мелькай, в глазах рябит, — сморщилась сестра. — А что, собственно, ты хотела от меня услышать? Ну, хочешь, стишок какой-нибудь прочитаю? Что это изменит?

— Да, наверное, ты права, — мгновенно остывая, согласилась я, — это ничего не изменит.

Но могла бы хоть как-то среагировать. Сама посуди: неизвестно кто ищет неизвестно чего у нас дома, мы даже не имеем представления, чего… А ты…

— Хорошо, — вздохнула Клавдия, — можешь считать, что я крайне возмущена и взволнована.

Я злобно пыхтела, но, делая скидку на Клавкино самочувствие после травмы, молчала.

На улице сестра решительно подошла к багажнику и велела:

— Открывай, посмотрим, что там творится.

— Пожалуйста, — сердито мотнула я головой, выполняя требование. — Можно подумать, там что-то могло измениться за последние полтора часа.

Сама я внутрь заглядывать не стала. А чего я там не видела? Пустой багажник?

Какое-то время слышалось только Клавкино сопение, а потом удивленный возглас откуда-то из недр железного коня:

— А это что?

Отфыркиваясь, Клавка явилась на свет божий. В руках она держала продолговатую стеклянную ампулу. С обоих концов на нее были надеты тонкие металлические обручи. Никаких надписей на ампуле не обнаружилось, зато внутри болтался какой-то белый порошок. Я взяла ампулу, повертела ее в руках, понюхала, потрясла… Совсем как та мартышка у дедушки Крылова: «…то их понюхает, то их полижет»! Никакой информации осмотр ампулы не дал, поэтому я предположила:

— Может, это наркотик? А труп был курьером?

— А разве наркотики так выглядят? — задала глупый вопрос сестра.

— Откуда я знаю! Я их видела только по телевизору. Но там они, знаешь, были в пакетиках, и количество намного больше, чем одна ампула.

Слушай, Клавка, — осенило меня. — А может, их и было больше, только эта выпала и осталась в багажнике, а остальные ушли с трупом? Ну, с бывшим трупом, а… Короче, остальные ампулы унесло тело, которое ушло из багажника.

Клюквина внимательно меня выслушала, а потом посоветовала:

— Тебе нужно голову в тепле держать, в отличие от меня. Это точно не наркотик.

— А что? — осипшим отчего-то голосом спросила я.

— Не знаю. Но надеюсь в скором времени узнать. Ты, Афоня, убери-ка пока ампулу подальше. Да смотри, не повреди ее ненароком, вдруг там какой-нибудь сильнодействующий яд!

Испуганный писк сам собой вырвался у меня из груди. Я зажала ампулу в кулак и стрелой взлетела домой. Логика моих действий проста, как все гениальное: в квартире обыск уже был, значит, снова никто ничего искать здесь не будет, следовательно, квартира — самое безопасное и надежное место для тайника.

Оказавшись дома, я стала лихорадочно подыскивать надежное хранилище для ампулы. Не такое это легкое дело, доложу я вам, найти надежный тайник в разгромленной квартире! В холодильник нельзя. Вдруг она треснет? И тогда прощайте наши молодые жизни! Через некоторое время невыносимых страданий тайник был найден. На мой взгляд, просто великолепный!

К стыду моему, у меня имелась дурацкая привычка хранить пустые флаконы от духов, «патрончики» от помады и прочий дамский хлам.

17
Перейти на страницу:
Мир литературы