Джон Картер - Берроуз Эдгар Райс - Страница 73
- Предыдущая
- 73/425
- Следующая
Второй меч мне удалось вытащить бесшумно, но третий громко зазвенел в ножнах. Теперь, несомненно, должен был проснуться, по крайней мере, один из стражников… Я готов был уже броситься к дверям, чтобы предупредить их нападение, но к моему изумлению никто не тронулся. Или они крепко спали, или производимый мною шум на самом деле был менее сильным, чем мне казалось.
Я уже собирался уйти, когда заметил на козлах револьверы. К сожалению, более одного унести я не мог: я так был перегружен мечами, и не мог двигаться быстро. В то время, как я вынимал револьвер, взгляд мой упал на окно, находившееся около самых козел. Это был великолепный путь к бегству. Оно выходило прямо на док и было менее чем в двадцати футах от воды.
Я уже поздравлял себя с успехом, когда внезапно раздался шум раскрывающейся двери и на пороге выросла фигура начальника стражи! Одного его взгляда, очевидно, достаточно, чтобы оценить всю остроту положения и, надо отдать ему должное, он сделал это с такой же быстротой, как я. Одновременно подняли мы наши револьверы, и звуки выстрелов слились в один.
Пуля просвистела у моего уха, и я успел заметить, что он зашатался. Не знаю, ранил я его или убил, потому что в то же мгновение я бросился в окно. Через секунду воды Омина сомкнулись над моей головой, и мы все трое лихорадочно плыли к небольшому аппарату, который был футах в двадцати от нас.
Ксодар плыл с мальчиком; а я держал мечи: револьвер я выронил. Несмотря на то, что мы были сильными пловцами, мне казалось, что мы ползем, как улитки. Я плыл все время под водой, но Ксодар был вынужден часто подниматься, чтобы дать юноше возможность дышать. Поэтому приходилось удивляться, что они не сразу обнаружили нас.
Мы уже достигли борта лодки и уселись в нее, когда часовой военного корабля, разбуженный выстрелами, заметил нас. Громкий пушечный залп прокатился глухими раскатами под скалистым сводом Омина. Немедленно проснулись тысячи спящих солдат. Тревога в Омине была таким редким случаем!
Я успел пустить в ход машину раньше, чем замер звук первого пушечного выстрела, и через секунду мы быстро поднялись с поверхности воды. Я растянулся во всю длину на палубе, имея перед собой рычаги и кнопки управления. За мной лицом вниз лежал Ксодар и юноша.
— Подымайся выше, — прошептал Ксодар. — Они не посмеют стрелять из тяжелых орудий по направлению к своду, осколки снарядов упадут обратно на их суда. Если мы заберемся достаточно высоко, то килевая обшивка защитит нас от ружейного огня.
Я сделал, как он говорил. Мы видели, как под нами люди сотнями прыгали в воду, направляясь к небольшим крейсерам и одноместным аэропланам, привязанным к большим кораблям, как шлюпки. Несколько крупных судов быстро следовали за нами, но не поднимались с поверхности воды.
— Держи правей! — вскричал вдруг Ксодар.
Адский шум внизу все усиливался. Ружья трещали, начальники отдавали приказание, солдаты перекликались с палуб судов, и все звуки покрывались шипением и треском пропеллеров, прорезавших воду и воздух.
Я не решался развить максимальную скорость, боясь залететь за отверстие, ведущее из подземного царства во внешний мир, но все же мы мчались очень быстро. Маленькие аэропланы уже поднимались с воды, когда Ксодар закричал: "Отверстие, отверстие!" и я увидел прямо впереди темную зияющую дыру.
Десятиместный крейсер поднимался прямо впереди нас, чтобы отрезать нам путь к спасению. Это было единственное судно на нашем пути, но, судя по скорости, с которой оно летело, оно могло успеть встать между нами и выходом и разбить все наши планы.
Крейсер поднимался под углом в сорок пять градусов, явно намереваясь пролететь над нашей палубой и зацепить нас большими крюками. Оставалась слабая надежда на один маневр, и я решил применить его. Стараться пролететь над крейсером было бесполезно, он загнал бы нас под самый свод. Опуститься — означало отдаться целиком в его власть, то есть поступить как раз так, как он хотел. Со всех сторон сотни судов спешили к нам. Мое решение казалось полным риска, но ведь весь наш план бегства был безумной игрой с судьбой, и надежды на успех было немного.
Когда мы приблизились к крейсеру, я сделал такое движение, что он решил, что я намерен подняться над ним. Тотчас же, как я и рассчитывал, он поднялся под еще более крутым углом, чтобы принудить меня забраться еще выше. Когда мы оказались почти над ним, я крикнул моим спутникам как можно крепче держаться, и, развив максимальную скорость, накренил нос и со страшной силой пустил машину на врага.
Командир понял мои намерения, но ничего не мог уже сделать. Почти в самую минуту столкновения я выровнял аппарат, произошел сильный толчок. То, на что я надеялся, случилось: крейсер уже сильно накрененный, перевернулся совершенно. Экипаж с криками и воплями упал в воду, в то время, как крейсер с все еще вращающимися пропеллерами глубоко нырнул на дно Омина.
От столкновения расплющило нос нашего судна и чуть не сбросило всех нас с палубы. Ксодару и мне удалось ухватиться за перила; но юноша упал бы за борт, если бы мне не удалось схватить его за ногу.
Аэроплан, не управляемый никем, продолжал с бешеной скоростью подниматься все выше и выше к скалистому своду. Однако через секунду я уже снова был у руля. До верхних скал оставалось не более пятидесяти футов, когда мне удалось повернуть аппарат и снова направить его к отверстию.
Столкновение задержало нас, и сотни кораблей гнались за нашим судном. Ксодар крикнул мне, что если мы будем подниматься только при помощи подъемной силы отталкивающих лучей, мы ни за что не сможем спастись от преследующих нас аэропланов.
Быстроходные аппараты редко снабжались большими резервуарами подъемной силы, и все преимущество должно было оказаться на стороне более крупных судов. Казалось неизбежным, что нас настигнут в проходе, и мы будем или убиты или захвачены в плен.
Но я всегда верил, что как ни бывает трудно, всегда можно найти способ одолеть препятствие. Если нельзя его обойти, то нужно пройти прямо через него. Я знал теперь, что многие суда поднимаются быстрее нашего в силу их большей подъемной силы, но, тем не менее, я твердо решил достигнуть внешнего мира скорее их, или, в случае неудачи, умереть.
— Обратный ход! — завопил сзади меня Ксодар. — Из любви к твоему первому предку, дай обратный ход! Мы уже у прохода!
— Держись! — закричал я в ответ. — Захвати юношу и держись! Мы летим в проход!
Едва я успел проговорить эти слова, как мы очутились у черной дыры. Я повернул аппарат носом кверху, сдвинул рычаг скорости на последнюю зарубку и судорожно ухватился руками за штурвал. У Ксодара вырвалось восклицание изумления, Юноша засмеялся и проговорил что-то, но ветер с такой силой свистел вокруг меня, что я не мог разобрать его слова.
Я взглянул наверх, надеясь уловить слабый блеск звезд, чтобы руководствоваться ими и удерживать аппарат в самой середине прохода. Если бы мы, при нашей скорости, ударились о боковые стены, то, без сомнения, последовала бы немедленная смерть для всех нас.
Но наверху не было видно ни единой звезды. Всюду царил полнейший непроницаемый мрак.
Тогда я посмотрел вниз и увидел быстро уменьшающийся световой круг — отверстие прохода, освещенное фосфорическим светом Омина. Руководствуясь им, я держал путь дальше, стараясь оставаться в середине фосфорического круга. Но я должен признаться, что в эту ночь мною больше правили инстинкт и слепая судьба, чем умение и разум.
Мы стрелою пролетели сквозь проход; это-то и спасло нас. Вероятно, нам сразу посчастливилось взять верное направление, и мы не успели даже изменить курс. Омин лежал в двух милях под поверхностью Марса, а мы мчались со скоростью двухсот миль в час — значит оставались в проходе не более сорока секунд.
Мы уже вылетели из горы и пролетели еще некоторое время, пока я понял, что мы совершили невозможное. Нас окружала глубокая тьма. Не было видно ни звезд, ни лун. Первый раз приходилось мне наблюдать подобное явление на Марсе, и в первую минуту это поставило меня в тупик. Затем я понял, в чем дело. Мы находились на южном полюсе, и было летнее время. Льды и снега таяли, и облака, на большей части Барсума, заволокли небо.
- Предыдущая
- 73/425
- Следующая
