Собрание сочинений в 12 т. Т. 7 - Верн Жюль Габриэль - Страница 41

Невозмутимый Бен-Зуф, из уст которого даже самое необычайное из космических явлений не исторгло бы ни единого возгласа удивления, спокойно смотрел на капитана.

- Бен-Зуф, - обратился к нему Сервадак.

- Слушаю, господин капитан!

- Видишь ли ты здесь кого-нибудь?

- Никого не вижу, господин капитан. Русский отправился восвояси!

- Предположим. Но тогда меня дожидались бы секунданты и, увидев, что я опаздываю, непременно наведались бы в гурби.

- Что верно, то верно, господин капитан!

- Отсюда следует, что они и не приезжали!

- А если не приезжали, то почему?

- Потому что, - и это совершенно ясно, - они не могли приехать. А граф Тимашев…

Не договорив, капитан Сервадак взбежал на скалу, возвышавшуюся над взморьем, чтобы взглянуть, не стоит ли «Добрыня» на якоре в нескольких кабельтовых от берега. В конце концов граф Тимашев мог приехать на место дуэли морем, как и вчера.

Море было пустынно, и тут-то впервые капитан Сервадак заметил, что даже при полном безветрии оно бушует, словно на дне его клокочет вода, кипящая на сильном огне. Ясно, что шкуне было бы трудно бороться с таким совершенно необычным волнением.

Кроме того, - и тоже впервые, - Гектор Сервадак с изумлением обнаружил, насколько уменьшился радиус той окружности, где небо сходится с водой.

И действительно, от наблюдателя, находившегося на вершине этого высокого утеса, линия горизонта должна была бы отстоять километров на сорок. А теперь пределом видимости стало расстояние в десять километров, словно за несколько часов объем земного шара сильно сократился.

- Странно, в высшей степени странно! - сказал Сервадак.

Тем временем Бен-Зуф вскарабкался на верхушку эвкалипта с проворством проворнейшего из четвероруких. С этой высоты хорошо были видны окрестности как в сторону Тенеса и Мостаганема, так и в южном направлении. Спустившись на землю, Бен-Зуф сообщил капитану, что равнина, повидимому, совершенно безлюдна.

- К Шелиффу! - сказал Гектор Сервадак. - Идем к реке! Там, может быть, мы поймем, что произошло!

- К Шелиффу! - повторил Бен-Зуф.

От лужайки до реки было не больше трех километров; капитан Сервадак предполагал перейти мост, а затем добраться до Мостаганема. Но надо было торопиться, чтобы поспеть в город засветло. Даже сквозь мутный полог туч можно было заметить, как быстро садится солнце, да еще перпендикулярно к горизонту, тогда как в это время года и на широте Алжира оно заходит, описывая плавную кривую. Еще одной загадкой больше!

Шагая по дороге, капитан Сервадак размышлял обо всех этих чудесах. Если в результате какого-то, совершенно небывалого еще явления Земля вращается теперь вокруг своей оси в обратном направлении, если даже допустить, поскольку Солнце стоит в зените, что алжирское побережье передвинулось через экватор в Южное полушарие, то земной шар, повидимому, не претерпел никаких существенных изменений, во всяком случае в этой части Африки, разве только стал несколько выпуклее. Берег все тот же: крутые откосы, пески и голые скалы, красные, словно от окиси железа. Всюду, куда только хватал глаз, очертания берега остались прежними. Никаких перемен не обнаружилось и слева, к югу, вернее в том направлении, которое Сервадак упорно называл югом, вопреки тому, что восток и запад явно переместились; сейчас уже нельзя было отрицать очевидности - они поменялись местами. В трех лье от берега виднелись отроги гор Меджерды; знакомые вершины отчетливо вырисовывались на фоне неба.

Вдруг сквозь просвет между туч пробились косые лучи солнца и упали на землю. Сомнения быть не могло: дневное светило, взойдя на западе, садилось на востоке.

- Черт подери, - сказал Сервадак, - любопытно все-таки узнать, что думают обо всем этом в Мостаганеме! Что скажет военный министр, когда телеграф сообщит ему: африканская колония так запуталась в проблемах физических, как никогда еще не запутывалась в общественных?

- Африканскую колонию, всю как есть, посадят в каталажку! - ответил Бен-Зуф.

- И что поведение стран света находится в полном противоречии с правилами воинского устава?

- Отправить страны света в штрафную роту!

- И что в январе месяце солнце бьет мне прямо в лицо?

- Солнце смеет бить офицера! Расстрелять солнце!

И дока же был Бен-Зуф по части военной дисциплины!

Гектор Сервадак и его денщик торопились изо всех сил. Используя ту особую и необычайную легкость, которая стала их неотъемлемым свойством, они неслись быстрее зайца, прыгали легче серны. Они свернули с тропинки, петлявшей по верху скал и только удлинявшей дорогу, и избрали кратчайший путь по прямой: «полет птицы», сказали бы в Старом Свете, «полет пчелы», сказали бы в Новом. Для них не существовало препятствий! Изгородь? Они проносились над ней. Ручей? Они преодолевали его одним прыжком. Купа деревьев? Они перепрыгивали ее с места в стремительном броске. Холм? Да они просто парили над ним! Теперь Бен-Зуф и впрямь мог бы перешагнуть через Монмартрский холм! Сервадак и Бен-Зуф боялись только одного: как бы не удлинить путь по вертикали, стремясь сократить его по горизонтали. Они поистине едва касались земли; при такой беспредельной упругости земля, казалось, служила только трамплином.

Наконец, показались берега Шелиффа; в несколько прыжков Сервадак и его денщик очутились на правом берегу реки.

Но здесь они поневоле остановились: моста больше не было, да и надобность в нем отпала.

- Мост снесен! - воскликнул Сервадак. - Здесь, очевидно, произошло наводнение, чуть ли не второй потоп!

- Подумаешь, невидаль, - проворчал Бен-Зуф.

А между тем были все основания удивляться.

Шелифф исчез. От левого берега не осталось и следа. Правый берег реки, которая еще вчера текла по плодородной равнине, стал берегом моря. На всем необозримом просторе, открывавшемся на западе, мирное течение Шелиффа сменили бурливые волны, и были они не желтыми, а синими, не тихо лепечущими, а грозно ропщущими, словно на месте реки возникло море. Здесь обрывалась суша, которая еще накануне была территорией Мостаганема.

Гектор Сервадак захотел удостовериться, что перед ними действительно море, он прошел вперед по заросшему олеандрами берегу, зачерпнул в горсть воды и попробовал на вкус.

- Соленая! - проговорил он. - За несколько часов море поглотило всю западную часть Алжира.

- Значит, - сказал Бен-Зуф, - это продлится дольше, чем простое наводнение?

- Дело в том, что изменился весь мир, - ответил Сервадак, качая головой. - Такая катастрофа может повлечь за собой неисчислимые последствия! А что сталось с моими товарищами, с моими друзьями?

Никогда еще Бен-Зуф не видел Сервадака столь взволнованным. Он постарался придать своему лицу подобающее обстоятельствам выражение, хотя еще меньше Сервадака догадывался о том, что собственно произошло. Бен-Зуф, возможно, отнесся бы к происходящему с философическим спокойствием, если бы не считал долгом солдата разделять чувства своего капитана.

Новая береговая полоса, очертания которой совпадали с очертаниями бывшего правого берега Шелиффа, слегка закругляясь, тянулась с севера на юг. Повидимому, катастрофа, разразившаяся в этой части Алжира, пощадила берег Шелиффа. Он остался таким же, каким запечатлен на гидрографической карте, причудливо изрезанный, с купами могучих деревьев, с зеленым ковром лужаек. Только это был не берег реки, а берег неведомого моря.

Но глубоко взволнованный Сервадак едва успел отметить те разительные перемены, которые произошли вокруг. Дневное светило, как только оказалось в восточной части горизонта, сразу же скрылось с глаз, точно ядро, пущенное в море. Будь это под тропиками, - 21 сентября или 21 марта, когда солнце пересекает небесный экватор, - то и тогда переход от дня к ночи не совершился бы столь стремительно. День потух без сумерек, а следующий, возможно, наступит без утренней зари… Кромешная тьма мгновенно окутала все: землю, море, небо.

Читатель, уже знакомый с характером капитана Сервадака, человека отважного и склонного к приключениям, легко поверит нам, что капитан нимало не растерялся от всех этих чрезвычайных происшествий. Однако он воспринял их не столь безучастно, как Бен-Зуф, потому что всегда стремился вникнуть в причину явлений. Их последствия его мало заботили - лишь бы знать причину. По утверждению Сервадака, быть убитым пушечным ядром - сущие пустяки, раз уж вы досконально знаете, по каким правилам балистики и по какой траектории летело ядро, угодившее вам прямо в грудь. Так относился он ко всем жизненным явлениям. Поэтому, уделив последствиям недавних событий столько времени, сколько ему позволял его беспечный нрав, Гектор Сервадак думал лишь об одном: как установить их причину.