Лесная быль. Рассказы и повести - Радзиевская Софья Борисовна - Страница 9
- Предыдущая
- 9/68
- Следующая
— Спугнул! — укоризненно проговорил Коляка. — Сейчас и та тоже…
Но у Дымки были свои соображения: она не собиралась отступать сразу. Она прыгала по ветке, распушив хвост и взъерошив шёрстку на спинке. Снизу мальчикам хорошо было видно, как горели её чёрные глаза. Она нагибалась, точно желая лучше рассмотреть онемевших от изумления мальчуганов, и сердито верещала на них во всю мочь маленького горлышка.
— Это она чего же? — не выдержал Сенька, третий мальчуган в белой майке.
Коляка обеими руками зажал рот, чтобы не расхохотаться.
— Ругает! — объявил он шёпотом. — Нас! По-своему, по-беличьему. Ты что, не разобрал? Во как понятно выговаривает!
Круглые глаза Сеньки ещё округлились.
— А она, она… что выговаривает? — спрашивал он, поднимаясь на цыпочки, вытянув шею, чтобы лучше слышать.
— Ах вы такие, распротакие, хотели мою белочку слопать, да она вам не далась! — объяснял Коляка и тоже, вытянув шею, делал вид, что прислушивается.
Тут и Сенька понял шутку. Он задохнулся от смеха, махал руками и подпрыгивал.
— Слопали! — заливался он. — Это мы… слопали!
Но тут уж и храброе Дымкино сердечко не выдержало. Прострекотав что-то самое обидное, она огоньком мелькнула в густых ветвях и тоже исчезла вверху.
Мальчики ещё постояли. Вдруг что-то прошелестело сверху и свалилось на землю у самых их босых ног. За ним другое.
Коляка нагнулся.
— Обедают! — возвестил он и поднял стерженёк обгрызенной шишки.
— Приятного аппетита! — дружно прокричали ребята, со смехом выбежали к воде и остановились: их недавняя гордость — чудесный плот был окончательно испорчен. Брёвна разъехались от удара. Он сиротливо покачивался на середине речки, собираясь вовсе развалиться.
С плаваньем было покончено.
Но ни один из капитанов об этом не жалел.
— Кру! — глухо донеслось из глубины леса.
Пара вoронов на этот счёт осталась при особом мнении.
ПУМ
Знаете ли вы, что щенок, который идёт по улице с хозяином, и тот же щенок без хозяина — это два совсем разных щенка? Щенок с хозяином храбрее льва. Он лает на коров, на собак, бросается под автомобиль — он уверен, что автомобиль его боится и свернёт с дороги. Он может облаять даже мальчишку с рогаткой, если только стоять поближе к хозяину. А щенок без хозяина…
Вот такой-то щенок в один осенний день и сидел около старого тополя на перекрёстке двух улиц. Он был беленький, чёрные только два глаза, нос и комок грязи на боку.
Переднюю левую лапку он держал на весу: мальчишка на соседней улице запустил камнем из рогатки. Было очень больно и очень страшно. Его добрые тёмные глаза так и ловили взгляды прохожих: ему до смерти был нужен хозяин. Но в такой противный дождливый день маленький голодный щенок никому не был нужен. И прохожие шли и шли мимо, мокрые и сердитые, а щенка около старого тополя всё сильнее била мучительная дрожь от холода и страха.
Вдруг его унылый взгляд оживился: по тротуару, опираясь на костыль, шёл мальчик, тоже маленький и беленький, с тёмными ласковыми глазами. Мальчик, но щенок сразу разобрался: у этого нет рогатки в кармане. Он приподнялся навстречу ему и робко вильнул кудрявым обрубком хвоста. «Послушай, ты не видишь, что очень годишься мне в хозяева?» — говорили его глаза, лапки, хвостик и вопросительно поднятый нос.
Мальчик остановился, опираясь на костыль.
— Ты чей такой пёсик? — ласково спросил он, нагибаясь.
«Твой! Твой! И мне есть хочется!» — ответил щенок глазами и хвостом. Он чуть поколебался и вдруг, подскочив, лизнул мальчика розовым язычком в подбородок.
Мальчик покраснел от удовольствия и опустился на колени.
— Ах ты, малыш! — проговорил он, торопливо шаря в кармане. — Погоди, вот нашёл!
Он вытащил кусочек булки и протянул его щенку.
Нет, может быть, не протянул?
Куда же он подевался?
«Ах, ведь кусочек был такой маленький, просто сам съелся. Дай ещё, пожалуйста!»
Мальчик весело смеялся. Они великолепно понимали друг друга.
— Нет больше, вот досада! Дома найдётся. Пойдёшь со мной домой?
Домой? Ой, как он ждал этого слова, как ждал! Кудрявый обрубок хвоста взвился кверху.
«Домой! Пожалуйста! Только скорее!»
И щенок, торопясь и подплясывая, выбежал на середину тротуара. Голова его гордо поднялась, кудрявые ушки и мохнатые усы встопорщились. Пусть кто-нибудь теперь посмеет сказать, что у него нет хозяина! Ведь он идёт домой!
Мальчик торопился, почти бежал, изо всех сил налегая на костыль.
— Куда ты, как тебя, пёсик? Налево, дружок. Ещё налево! Сюда.
Щенок всё великолепно понимал. Он останавливался на каждом перекрёстке, весь напряжённый, внимательный.
Куда? Налево? Готово. А теперь куда? И, подбегая к мальчику, весело кружился около него и мазал лапками его серое пальтишко.
Мальчик почти забыл о хромой ноге. Он весь горел от радости. Вот так находка! Какой пёсик! И главное, какой понятливый. И главное, какой хорошенький! И главное…
Но тут они подошли к дому. А для щенка это было самое главное.
Однако перед жёлтой дверью со стёклами он вдруг оробел и оглянулся на мальчика. Дом, наверное. Только не тот ведь…
— Боишься? — весело спросил мальчик и, наклонившись, одной рукой подхватил щенка под мышку.
— Эй, кто-нибудь, Шура, Лена, откройте! Что я принёс!
Два детских носа сразу приплюснулись к стеклу.
— Что? Собака! Ой, да какая!
Дверь заметалась на крючке, от радости сразу не сообразишь, как она открывается.
Но наконец сообразили, и тут щенок по-настоящему струсил: визг поднялся радостный, но какой громкий!
Дальше щенка втащили в дом — в его дом! — гладили и, кажется, целовали. Дальше… О, перед ним оказалась та самая чашка с дымящимся супом, о какой он так мечтал возле старого мокрого тополя.
В переднюю набралось столько детворы, сколько она могла вместить. Дальние лезли на плечи ближних, а ближние, сидя на корточках около чашки с супом, в восторге смотрели, как щенок, давясь и захлёбываясь, поспешно с ним расправлялся.
— Назовём-то как? — озабоченно спросил рыжий Сергушок и осторожно потрогал хвостик. — Смотрите, ребята, а хвост точно пуговица и весь в кудряшках.
— Точно пумпон, — важно прибавила тоненькая стриженая Люба и радостно воскликнула: — Так и назовём — Пумпон, значит, Пум!
— Нет, неправильно! Помпон, значит Пом, — вмешалась ещё одна девочка, но её уже не слушали.
— Верно, верно, Пум! — кричали восторженные голоса.
А Пум, покончив с обедом, усиленно вилял кудрявой пуговичкой и доверчиво оглядывал весёлую толпу.
Конечно, тут было много и мальчиков, но жизнь уже научила щенка разбираться в людях: это всё были друзья. А привёл его сюда самый лучший друг. И, подойдя к хромому мальчику, он прижался к нему и доверчиво заглянул в глаза.
— Знает его! — послышались восхищённые голоса. — Петька, где ты нашёл такого?
— Сам нашёлся, — с гордостью отвечал хромой мальчик. — Только поглядел на него, а он и пристал. Наш теперь будет.
И он ласково потрепал кудрявую шёрстку.
— А Анна Васильевна что скажет? — озабоченно покачал головой Сергушок. — Если не позволит?
Петя вспыхнул, даже уши покраснели, и сразу побледнел так же сильно.
— Не позволит? — повторил он упавшим голосом. — Не может быть. Она добрая ведь, сам знаешь, мы ей объясним. Пум, иди. Вот сюда!
Пуму не нужно было долго объяснять. Он навострил ушки и, весело взмахнув кудряшками, кинулся из передней в спальню, как ему показали.
Однако, оказывается, без затруднений и тут не проживёшь. Дверь в спальню загораживало первое препятствие: оно было рыжее, лохматое, с яркими зелёными глазами и пушистым хвостом. Сразу было видно: спальня — это дом. Его дом. И никаких щенков в свой дом оно впускать не собирается.
«Мяяаау», — сказало чудовище и встопорщилось ещё больше.
- Предыдущая
- 9/68
- Следующая
