Выбери любимый жанр

Геббельс. Портрет на фоне дневника. - Ржевская Елена Моисеевна - Страница 15


Изменить размер шрифта:

15
«ХАЙЛЬ ГИТЛЕР!»

17 июня 1926. Вчера с Гитлером в Кёльне… Он знает все, он гений.

21 июня 1926. Мы говорили о Вагнере. Он очень любит Вагнера.

6 июля 1926. Гитлер говорит о политике, идее и организации. Глубоко и мистично. Почти как Евангелие. 15 000 СА[19] (штурмовиков) маршируют мимо нас. Начинается третий рейх. Грудь полна верой. Германия пробуждается.

12 июля 1926. Теперь я ищу тебя, красивая черная Дама!

15 июля 1926. Красивая дама неприступна, а я глупый осел. Бегаю кругами, как мальчишка. Эрос напоминает о себе, как только останавливается моя бешеная гонка. Жизнь моя неестественна. Работа, борьба, неистовство. Все это теперь сказывается.

20 июля 1926. Одиночество для меня тяжелее, чем для всех тех людей, кого я узнал в последние месяцы. – Но как сказано им раньше: стоит ему побыть с кем-либо три дня, как человек становится ему ненавистен. Как всегда полно неувязок в Геббельсе самом и в его заявлениях о себе, болтливо заполняющих дневник. – В конце концов привыкаешь к хорошей порции презрения к человечеству, – завершает он запись.

23 июля 1926. Этому человеку можно служить. Так выглядит творец третьего рейха.

24 июля 1926. Шеф говорит о расовых проблемах. Ему невозможно возразить. Это бьет в самую точку. Он гений. Очевидно: он творящее орудие божественной судьбы. Я потрясен им… После ужина мы еще долго сидели в саду, и он проповедовал о новом государстве и как мы его завоюем. Это звучало как пророчество. Там в небе сиял свет, какой не даст ни одна звезда. Знак судьбы?.. Я еще долго не мог заснуть!.. Блондинка не подает никакого знака!

25 июля 1926. Шеф продувная бестия… Он балует меня как ребенка. Добрый друг и наставник!.. Вечером: он говорит о будущей архитектурной картине страны совершенно как архитектор. Он рисует картину новой немецкой конституции – совершенно как художник, – творец государства. До свидания, мой Оберзальцберг[20]. Эти дни указали мне путь! Из глубокой тьмы воссияла звезда! Я связан с ним до конца. Исчезли последние сомнения. Германия будет жить! Хайль Гктлер!

3 августа 1926. Дождь цветов на Гитлера и на меня.

20 августа 1926. В М. Гладбахе выступал. Хорошо. После того в Рейдте стычка с несколькими еврейскими мальчишками.

21 августа 1926. Я подозреваю, что приятель Грегор Штрассер заведует мне. Этого недоставало. Если между нами начнется ссора, то все прахом. – Ссора началась. Перешла в смертельную вражду; закончившуюся уничтожением Штрассера в «Ночь длинных ножей» 30 июня 1934-го, в ночь кровавой резни. – Я сегодня так подавлен… Сколько я потерял – и что на что выменял?!

26 августа 1926. Борьба для меня что для рыбы вода.

Реальным соперником Гитлера за верховенство в партии был Грегор Штрассер. Пока Гитлер содержался в тюрьме, Штрассер локализовал распад партии, запрещенной в связи с путчем 1923 года, насаждая вопреки запрету местные партийные группы, стянул под свое начало округа, находившиеся также на полулегальном положении, блокировался с другими националистическими организациями. В качестве видного политического лидера Штрассер и предстал перед глазами Геббельса на смотре националистических сил в Веймаре. И Геббельс устремился к нему. И обрел его поддержку.

К моменту выхода Гитлера из тюрьмы Штрассер был влиятельнейшей фигурой в партии, в придачу – депутатом рейхстага. Химик по специальности, защитивший диссертацию, материально обеспеченный, семейный человек, Штрассер по сравнению с Гитлером был, можно сказать, респектабельным, да и более определенным, более просматривающимся и рациональным. Но эти названные последними черты, как мне видится, отнюдь не давали Штрассеру, преимуществ. Толпа, которую завоевывали национал-социалисты, жаждала веры – это подмечали герои Ремарка, о вере стенает Геббельс в дневнике. Толпа жаждет внушения, а не ясности, чего-то иррационального, мистического, фатального и в то же время решительного. Самое время явиться харизматическому лидеру. Инфернальный, впадающий в экстаз, экспансивный игрок, Гитлер при сходных призывах и обещаниях больше, чем Штрассер, отвечал запросам толпы, овладевал ею. «Как женщина, которая… из-за иррациональной, чисто эмоциональной тоски по дополняющей ее силе охотнее склонится перед сильным, чем будет господствовать над слабым, так и масса предпочитает господина, а не просителя». К этой массе принадлежит и Геббельс.

Вспоминается рассказанное мне директором берлинского городского архива Шмидтом. Он был подростком в гитлеровское время. Ему запомнилось впечатление, которое производил голос Гитлера. Он говорил со странным акцентом, словно пришелец с баварских гор. И эта окраска голоса сообщала какую-то горнюю отдаленность фюрера от привычного, обыденного, словно он обращался из какого-то иного мира, внушала нечто мистическое. «Так поддаться немцы могли только человеку из Ниоткуда», – пишет Голо Манн, историк, сын Томаса Манна. Я подумала: и нам есть что вспомнить о произношении нашего горца, усиливавшем дистанцию непознаваемого, которая нужна диктатору.

Что касается Геббельса, то он предал своего покровителя Штрассера, смекнув, что за Гитлером большая политическая сила, и переметнулся к нему. Гитлер, стремясь ослабить влияние Штрассера в партии, переманивал его сторонников. Он приметил Геббельса из команды Штрассера, обласкал его, заинтересованный перетянуть его на свою сторону. Так Геббельс, сначала близостью к Штрассеру, а потом предательством его, обеспечил себе продвижение в партии.

«Я УМЕР И ДАВНО ПОГРЕБЕН»

3 сентября 1926. Вчера посреди дня внезапно явилась Эльзе. Я так был рад этому. Румяная и загорелая, она выглядела такой свежей и здоровой. Мы пережили прекрасные, а порой и болезненные часы. Каждый несет свой крест. Вечером она уехала. Расставание далось мне тяжело. Ведь она милое, радостное дитя.

Геббельс активизировался, полиция то запрещает его выступления, то учиняет ему допрос в связи с нарушением общественного порядка им самим и толпой, которую он взвинчивал своим выступлением. И снова 8 сентября полиция запретила ему выступать. «Такая подлость».

23 сентября 1926. Воскресенье. В Кёльне с Эльзе. В ссоре разлетелись. Я очень рассержен. В зале ожидания встретил юного фанатика… Германия не умрет!.. В понедельник вечером речь в Штутгарте. …Во вторник выступал в Ульме. Блестяще!

25 сентября 1926. Вчера вечером в Эльберфельд. Я говорил хорошо и успешно. Сейчас в Рейдт. Эльзе написала прощальное письмо. С богом!

27 сентября 1926. Я распрощался с жизнью других! Сердце разорвалось!

Это – о разрыве с Эльзе. При обычной выспренности Геббельса в этих словах еще можно различить и что-то человеческое. Похоже, в последний раз.

Он не раскрывает, что произошло. Может, не так уж бесчувственна Эльзе к его антисемитизму. Или разумная Эльзе, пусть и заплаканная, как он описывает, решилась опередить события, ведь их отношения обречены, и Геббельс подталкивал к разрыву. Для него, возлюбившего превыше всего карьеру, славу, женитьба на ней, полукровке, катастрофична. И уже дан ему сигнал: на Берлин! Так что как раз и подоспело с разрывом.

Почти пять лет Эльзе была возлюбленной, невестой. Ее присутствием или ожиданием ее прошиты чуть ли не все записи этих лет. Как ни безвкусно, порой до пошлости, пишет он о себе и Эльзе, но все же пробиваются модуляции чувства. Ее легкость, нетребовательность, отзывчивость на его призыв, их встречи и расставания на перронах разных городов, ссоры и любовные примирения, ее жизнелюбие, естественность своей живительностью вторгались в его выморочное, придуманное, надрывное существование. «Рука в руке спускаемся вниз к Рейну. Нет денег на обед. И все же как безгранично я счастлив и рад. Ты милая, любимая! Спасибо тебе!.. Милая хорошая Эльзе! Я люблю тебя!» (11.1.1926).

15
Перейти на страницу:
Мир литературы