Король дзюдо - Иванов Альберт Анатольевич - Страница 16

• Предыдущая
• 16/31
• Следующая

Все две серии я просидел на ступеньках своего подъезда. По моим расчетам, они должны были уже вернуться…

Я плюнул, сходил домой поужинать, пожелал родителям спокойной ночи и ушел в сарай, гордо предвкушая бессонницу от разбитого сердца.

Я благополучно задремал, погружаясь в сон, когда в дверь застучали.

— Открыто, — привстал я, не зажигая свет.

В сарай вошла Нина.

— Извини, я на минутку. Уже поздно, — затараторила она. Голос у нее, уныло отметил я, был веселый.

— Я сплю.

— Он, видите ли, спит, а я за всех старайся? — возмутилась Нина. И давай рассказывать: — Я с ним целый час после кино ходила…

— Два с половиной, — уточнил я, взглянув на светящийся циферблат своих часов.

— Неважно, — отмахнулась Нина. — Я ему все о нем высказала. И знаешь, он не такой уж неисправимый. Извинился и просил нас вновь приходить на занятия! — выпалила она. — Нина — молодчина, — в рифму похвалила она сама себя. — А?

— Записку-то я написал, — вдруг признался я, благо было темно и мы не могли видеть лиц друг друга.

Наступило молчание.

— Ты, да? — Нина деланно рассмеялась. — А я-то… — Она не договорила и, уходя, сказала: — Уж этого я от тебя никак не ожидала.

— Постой, — остановил я ее. — Просто мне хотелось с тобой посоветоваться, — вдохновенно врал я, — обсудить, что и как. А видишь, все и так прекрасно вышло. — Я сразу духом воспрянул, узнав, что у них была сугубо деловая встреча. — Нет, ты и врямь Нина — молодчина.

— А ты — дурак, — заклеймила она меня и, мелькнув силуэтом на фоне двора, усердно хлопнула дверью сарая.

Моя настольная лампа от сотрясения включилась сама по себе, и я увидел в зеркале на стене свое глупое лицо.

Я прошлепал босиком к двери, распахнул и крикнул на весь двор:

— Полуночница! — словно маленький мальчишка.

Очень я разозлился на некоего Леонида Чижова, который не умеет держать язык за зубами.

Теперь-то я точно провел бессонную ночь, кляня себя со всех амвонов, самобичуя и разделывая под орех…

Заснул я только под утро, и мне приснился жуткий сон. Я вроде бы уже старый — мне тридцать один год. Женат на Нине, а она десять лет подряд каждый вечер ходит с Королем в кино! А он стал известным тренером по дзюдо. И она все время уговаривает его (лет десять), чтобы он тренировал ее мужа, меня! Брр… Хорошенькая перспектива.

Утром мне тоже поспать не дали. Приперся Славка и нахально разбудил:

— Ты тут дрыхнешь, а по телеку в утренней программе дзюдо показывали с олимпиады: соревнования в полутяжелом весе.

Я ничего не писал о том, как мы смотрели передачи: об открытии олимпийских игр, о первых соревнованиях — все вы и так, без меня, видели. Чего повторяться? Мы-то сами с нетерпением ожидали 27 июля, когда должны были начаться состязания по дзюдо. И надо же, проспал!

— Наш грузин Тенгиз Хубулури выиграл у Лоренца из ГДР, — частил Славка, заглядывая в блокнотик, — и у кубинца Торнеса. Хубулури в борьбе с кубинцем получил «коку». Бельгиец Ван де Валле победил венгра Сепеши, а болгарин Атанасов проиграл бразильцу Виржилью. Бразилец получил «иппон»!

«Иппон», как я уже говорил, — чистая победа, «кока» — низшая оценка.

— И знаешь, — продолжал Славка, — я, кажется, нашего Юрика высмотрел в первом ряду среди зрителей во Дворце спорта!

— У меня новость похлестче, — сказал я Славке. — Тебя Король простил.

— Врешь? — просиял Славка.

— А ты его простил? — Мне не понравилась Славкина радость. Я думал, что Славка обидится на «прощение».

— Давно… — улыбнулся Славка.

— Тюфяк ты, Славка.

— Я не тюфяк. Просто я не могу долго злиться, — потупился он. — У меня мамин характер.

— Во-во, маменькин сынок!

— Не тетин же, — простодушно сострил Славка. — Давно пора мириться нам всем. Юрик приедет, а у нас тут какая-то Куликовская битва. Глядишь, и откажется от нас, — взволнованно рассуждал он. — Зачем мы ему, если друг с другом на ножах?

По большому счету Славка был прав. Лучше плохой мир, чем хорошая ссора. И если уж Король извинился, как сказала вчера Нина, нам не к лицу хорохориться.

Обижаться ведь можно до бесконечности. Знаю. Был у меня в третьем классе дружок Мишка. Однажды мы возвращались из школы, и я своим портфелем выбил портфель у него из руки. Мишка гордо пошел дальше, а портфель остался валяться на снегу. Я тоже поднимать его не стал. Так мы и шли почти до самого дома, испытывая взаимную выдержку. Я все-таки не выдержал и унесся за портфелем. Слава богу, тот лежал на прежнем месте. И хотя я портфель вернул и даже извинился, Мишка заявил: «Никогда тебе не прощу». Через неделю не выдержал он и предложил мириться. Теперь я ему сказал, что никогда ему не прощу его слов. Затем еще через неделю предложил ему обо всем позабыть я. А он мне: «Ни за что не забуду, как ты отказался мириться».

Мы «забывали обо всем» целых полгода.

Потому я и говорю, что мириться можно до бесконечности и до умопомрачения, пока совсем не рассоришься.

…Снова, будто ни в чем не бывало, мы начали тренироваться в «дойо». А по утрам и вечерам смотрели у меня в сарае телевизор: все соревнования, какие показывали.

Мы ликовали, когда первую золотую медаль в весе до 78 килограммов завоевал наш спортсмен: Шота Хабарели стал олимпийским чемпионом, одержав пять побед, в том числе над чемпионом Европы из ГДР Хайнке и — в решающей схватке — над кубинцем Феррером.

Очень болели мы и за Емижа, который, к сожалению, получил «бронзу», а золотая медаль досталась французу Рею. Тут нам было обиднее всего: ведь это состязания в «нашем», наилегчайшем, весе!

Зато уж Николай Солодухин в весовой категории до 65 килограммов не подвел, стал олимпийским чемпионом. Сам он был родом из какой-то деревни в Курской области (а мы-то все-таки жили в городе), впервые увидел татами в Курске, занимался самбо и только затем, уже в институте, перешел в дзюдо. Значит, у нас не все потеряно, не поздно мы занялись спортом. И рост у него подходящий — всего метр шестьдесят четыре!

Сколько было интересных моментов! Особенно мне запомнилось, как француз Рей, имея «коку», выигрывал у кубинца Родригеса. «Матэ», — сказал арбитр, и борцы вернулись на середину татами. Электронное табло показывало, что до конца схватки осталась всего одна секунда. Кубинец бросился к французу, как тигр, а Рей… отбежал в сторону, словно испугавшись, что за эту секунду может что-то случиться. Мой телевизор сотрясался от хохота Дворца спорта.

Когда телекамера скользила по рядам зрителей, мы тщательно высматривали Юрика и Свету. Иногда нам казалось, что мы их вроде бы видим. Такой галдеж поднимался:

— Вот они! В третьем ряду!

— Нет, в шестом!

— Разуй глаза, в третьем!

В эти дни мы жили олимпиадой. Но одно меня по-прежнему угнетало: я все еще никак не мог решиться поговорить по душам с Королем. А обстановка накалялась…

Я все время размышлял: неужели я такой уж трус, если боюсь поговорить с Королем? Наверное, и в подземный ход тогда пошел только потому, что с нами был Король, который ничего не боится.

И я решил доказать сам себе, что не совсем пропащий. Твердо решил: поздно вечером пройду подземным ходом один с острова от часовни по тому незнакомому нам ответвлению, куда мы так и не попали из-за той запертой двери. Либо я ее сворочу, либо подберу ключи, как опытный взломщик. Надо же себя как-то проверить, испытать!

Кроме того, меня увлекал туда и зуд любопытства.

Думаете, в «Тимуре и его команде» хулиган Фигура с компанией лазили за яблоками в чужие сады из жадности? Ничего подобного, у них свои собственные сады были. Самое обыкновенное стремление испытать опасность, нервы пощекотать. Запретный плод же сладок — всем известно.

Лично я не знаю ни одного пацана, который не совершал бы набеги на соседские яблони. Чувствуешь себя как на фронте: сердце в пятки уходит, а лезешь.

• Предыдущая
• 16/31
• Следующая