Первый дон - Пьюзо Марио - Страница 3
- Предыдущая
- 3/87
- Следующая
Кардинал только закончил читать письмо, которое доставил из Флоренции его старший помощник, Дуарте Брандао. В письме речь шла о неком монахе-доминиканце, известном под именем Савонарола. Ходили слухи, что он – пророк, устами которого глаголет Святой Дух, но кардинала куда больше беспокоило другое: граждане Флоренции гурьбой валили на проповеди Савонаролы и с энтузиазмом реагировали на его призывы. А в своих пламенных речах он бичевал погрязший в плотских утехах и кичащийся своим богатством правящий в Риме папский режим.
– Мы должны приглядывать за этим монахом, – заметил Родриго Борджа. – Великие династии гибли от руки таких вот людей, которые верили, что обладают знанием святых истин.
Брандао, высокий, тощий, с длинными черными волосами и приятным лицом, по первому впечатлению веселый и обходительный, отличался необычайной жестокостью. Прогневавший его человек не знал пощады. Все соглашались с тем, что лучше не числиться в его врагах. Вот и теперь Дуарте, разглаживая указательным пальцем усы, прикидывал, как ему реагировать на указание Родриго Борджа.
– Говорят также, что этот монах последними словами ругал Медичи, и граждане Флоренции ревели от восторга.
Когда в личные апартаменты кардинала вошли дети, разговор прервался. Дуарте Брандао улыбкой приветствовал их и отступил в сторону.
Лукреция с радостным криком бросилась в объятья отцу, но мальчики остались стоять у двери, заложив руки за спины.
– Проходите, сыновья мои, – пригласил их Родриго, держа дочь на руках. – Проходите и поцелуйте папу, – и одарил их теплой улыбкой.
Чезаре подошел к отцу первым. Родриго Борджа усадил Лукрецию на маленький золоченый стульчик у ног и обнял сына, высокого, мускулистого. Отцу нравилась та сила, которую чувствовали его руки. Он знал, что мальчик сможет постоять за себя. Родриго опустил руки, отступил на шаг, окинул Чезаре любящим взглядом.
– Чезаре, я каждый день возношу благодарственную молитву нашей благословенной Мадонне за то, что ты радуешь мое сердце всякий раз, когда я обнимаю тебя.
Чезаре улыбнулся, довольный теплым приемом. И отступил в сторону, освобождая место Хуану. То ли из-за учащенного сердцебиения, то ли из-за порывистого дыхания, которое выдавало волнение мальчика, но Родриго отреагировал на хрупкость Хуана. Нежно прижал к себе и долго не отпускал.
Обычно, если кардинал ел один, он ограничивался хлебом, фруктами и сыром. Но в этот день он приказал слугам подать на стол макароны и курятину, телятину в сладком соусе и засахаренные грецкие орехи.
Когда дети, Адриана и ее сын Орсо, прекрасная Джулия Фарнезе, смеясь и радостно болтая, усаживались за стол, Родриго Борджа чувствовал себя счастливейшим человеком. Окруженный семьей и друзьями, он конечно же не мог не радоваться жизни. Про себя произнес благодарственную молитву. И когда слуга налил кроваво-красного вина в его серебряную чашу, душу Родриго наполнили покой и умиротворенность. Из любви к младшему сыну он протянул ему чашу, предлагая сделать первый глоток.
Но Хуан попробовал вино и скорчил гримаску.
– Оно горькое, папа. Мне не нравится.
Родриго Борджа, мгновенно насторожившись, похолодел от страха. Вино ему наливали сладкое, без всякой горечи…
И тут же мальчик пожаловался на плохое самочувствие, согнулся пополам от болей в животе. Кардинал и Адриана пытались успокоить Хуана, но еще через несколько мгновений его начало рвать. Кардинал взял мальчика на руки, отнес в соседнюю комнату, уложил на диван.
Немедленно вызвали ватиканского врача, но еще до его прихода Хуан потерял сознание.
– Яд, – заявил врач, обследовав ребенка.
Хуан уже побледнел, как смерть, у него поднялась температура, из уголка рта потекла черная желчь. Он лежал на расшитой парче, маленький и беспомощный.
Родриго Борджа пришел в ярость.
– Яд предназначался мне… – прорычал он.
Дуарте Брандао, стоявший рядом, выхватил меч, готовый отразить любую попытку причинить вред кардиналу или членам его семьи.
Кардинал повернулся к нему.
– Во дворце враг. Собери всех в главном зале. Налей каждому целую чашу вина и заставь выпить. Приведи ко мне того, кто откажется.
– Мой дорогой кузен, – озабоченно зашептала Адриана, – я понимаю ваше горе, но так вы можете потерять самых верных слуг, потому что многие заболеют, а некоторые умрут.
Родриго холодно глянул на нее.
– Я не собираюсь поить их тем вином, которое предложил моему бедному, невинному сыну. Они выпьют хорошего вина. И только грешник откажется его пить, ибо страх сожмет ему горло до того, как он поднесет чашу к губам.
Дуарте тут же отправился выполнять приказ кардинала.
Хуан лежал, не шевелясь. Адриана, Джулия и Лукреция сидели рядом, прикладывая к его лбу влажную тряпку.
Кардинал Родриго Борджа поднял висящую плетью маленькую ручонку мальчика, поцеловал. Потом ушел в личную часовню и в молитве преклонил колени перед статуей Девы Марии. Он обратился к ней, потому что она познала боль, вызванную утратой сына. И дал обет: "Я сделаю все, что в моих силах, все, на что способен человек, чтобы привести тысячи бессмертных душ в лоно единственно истинной церкви. Твоей церкви, Святая Мать.
Я сделаю все, чтобы они поклонялись твоему сыну, если только ты спасешь жизнь моего…"
Юный Чезаре стоял у двери часовни, и, когда кардинал повернулся к нему, глаза мальчика блестели от слез.
– Зайди, Чезаре. Зайди, сын мой. Помолись за своего брата.
Чезаре вошел и опустился на колени рядом с отцом.
В апартаментах кардинала царило молчание, пока пришедший Дуарте не объявил, что отравитель найден.
– Это поваренок. Раньше служил правителю Римини.
Римини, маленькой феодальной провинцией на восточном побережье Италии, правил герцог Гаспаре Малатеста, злейший враг Рима и Папы. Прозвище Лев он получил не за габариты, хотя в таком теле могли уместиться и две души, не за угрюмое, словно изрытое ямами лицо, но за копну нечесаных, жестких, рыжих волос.
Кардинал Борджа отошел от дивана, на котором лежал его сын, и прошептал Дуарте: «Узнай у поваренка, почему он так не любит Его святейшество. Потом проследи, чтобы он выпил всю бутылку со стола. До последней капли».
Дуарте кивнул.
– И что нам делать после того, как вино подействует?
Глаза кардинала сверкнули, лицо побагровело.
– Посади его на осла, крепко привяжи и отправь его с запиской ко Льву Римини. Посоветуй начать молиться о прощении и готовиться к встрече с Создателем.
В глубоком сне Хуан пролежал несколько недель, и кардинал настоял на том, чтобы мальчик оставался в его дворце в Ватикане, где за ним присматривал личный врач Родриго Борджа. У постели Хуана постоянно дежурили Адриана или кто-то из слуг, а кардинал по несколько часов в день проводил в часовне, молясь Мадонне. «Я приведу в единственно истинную церковь тысячи душ, – раз за разом обещал он, – если только ты упросишь Христа сохранить жизнь моему сыну».
Когда его молитвы услышали и Хуан пошел на поправку, кардинал стал все больше времени и сил отдавать святой католической церкви и своей семье.
Но Родриго Борджа уже понял, что одни только небеса не могут обеспечить безопасность его близких. И принял соответствующие меры.
Теперь кардинал точно знал, что пришла пора вызывать из Испании дона Мигуэля Корельо, также известного как дон Мичелотто.
Племянник кардинала Родриго Борджа, он рос в Валенсии, не отличаясь ни жестокостью, ни мстительностью. Однако очень часто случалось так, что ему приходилось защищать добрых людей от злобы других, которые принимали доброту за слабость.
- Предыдущая
- 3/87
- Следующая
