Гон спозаранку - Фолкнер Уильям Катберт - Страница 23

— Да! — крикнула она хриплым со сна голосом.

В комнату вошла мать с печальной улыбкой клоуна на лице. Конни поняла, что мать собралась в город.

— Устала, бедняжка. — И, заметив, что Конни щурится от солнца, она опустила штору. — Я не будила бы тебя, но отец хочет тебя посмотреть. Как ты себя чувствуешь? Не тошнит по утрам?

Вначале Конни даже не поняла, о чем мать говорит, но все случившееся вдруг ожило и стало выползать из закоулков памяти, куда мы упрятываем все, о чем хотели бы забыть. Окончательно стряхнув с себя остатки сна, Конни кивнула головой.

— Прости, мама.

— Я понимаю, детка, — печально вздохнула мать. Она присела на краешек постели и потрепала Конни по прикрытому простыней колену. — Можешь ничего не говорить. Мы все понимаем. Теперь только надо решить, что делать. — Мать устремила взгляд в пространство. — Что ты собираешься делать?

Конни, подтянувшись, села, сунув за спину подушку.

— Не знаю, мама. Иногда у меня такое состояние, что я даже не могу сообразить, день это или ночь.

— Я понимаю тебя, девочка. — Мать умолкла в нерешительности. — Мы с отцом беседовали сегодня утром. Нам не хотелось бы решать за тебя, но… но ребенка можно отдать на усыновление. — Она умолкла, ожидая, что скажет Копни, а Конни вдруг поняла, что никогда не думала об этом, и поэтому, не зная, что ответить, молчала.

— Мы подумали, что раз нет надежды, что вы поженитесь, то… Ведь ты сама так сказала, не правда ли? — снова начала мать.

— Да, мама.

— Питер, пожалуй, прав. Если против воли, какой уж тут счастливый брак… — Она умолкла и посмотрела на Конни, чтобы убедиться, что та ее слушает. — Во многих случаях у приемных родителей детям живется гораздо лучше. Ведь такие родители действительно хотят ребенка. Мы можем обратиться в солидное, с хорошей репутацией агентство, и тебе ни о чем не надо будет беспокоиться. Как ты считаешь? — Мать была обескуражена подозрительным спокойствием Конни. Она горестно вздохнула. — Иногда это может испортить девушке жизнь уже в самом начале. Давай подумаем, Конни… — она пристально следила за лицом дочери, пытаясь определить, как она реагирует на ее слова, — …ведь ты и этот парень не собираетесь пожениться?.. У тебя будет ребенок… даже если никто не узнает, что он без отца, тебе все равно будет трудно встречаться с другими молодыми людьми. А потом, ты ведь собираешься закончить колледж, не так ли?

Конни тоже не думала об этом, но все же поторопилась ответить:

— Думаю, что да…

— С ребенком на руках ты просто не сможешь… это так трудно… Даже если мы тебе поможем. — Конни поняла, что мать произнесла последнюю фразу только для того, чтобы не казалось, будто они все уже решили за Конни. Но ей также стало ясно теперь, что ее родители хотят, чтобы она отказалась от ребенка.

Мать вдруг не выдержала.

— Ты слишком молода, чтобы иметь детей! — Произнеся эти слова, бедная женщина вконец растерялась. — Прости, Конни. То, что думаем мы, не так уж важно. — Она выглядела совсем жалко. — Как ты сама считаешь, девочка?

И Конни кивнула в знак согласия.

— Я думаю, вы с отцом правы, мама. Я…

— Что, дорогая?

— Я подумала, что все это не очень романтично, правда? Решать, что теперь делать. Какие уж тут слова о любви и другом… Да и ребенок словно бы не мой. Ведь то, что я его рожу, это еще ничего не означает. Ведь Чиг, Питер, я — мы твои дети совсем не потому, что ты родила нас, а потому, что ты нас вырастила. Ведь так, мама? Да?

Мать совсем не была готова к такому повороту.

— Да, Конни. Да. Именно так. — И хотя дочь соглашалась с ней, мать не покидало беспокойство. — Я знаю, когда-нибудь ты, может, и пожалеешь, что поступила так, но, клянусь тебе, девочка, это самый правильный выход. Клянусь…

— Я знаю, мама. Только я как-то еще не разобралась во всем… Я хочу сказать, что все так сложно и непонятно. Порой я все еще не верю…

— Я понимаю, дорогая. — Мать поднялась. Она казалась усталой и печальной. — Теперь одевайся и иди к отцу. А я позвоню кое-куда… разузнаю об этом агентстве. Тебе не хотелось бы съездить в Калифорнию?

Конни удивилась.

— Зачем?

— Как зачем? Чтобы рожать там, а не здесь. Ты могла бы пожить у дяди Генри. Разумеется, я тоже туда приеду… потом, когда ты будешь на последнем месяце.

Вот это для Конни было совсем уже неожиданностью. Разумеется, ей нельзя рожать в Нью-Йорке, если она собирается потом как-то наладить свою жизнь. Через месяц или два она уже не сможет появиться на улице.

Она мысленно улыбнулась, представив себе лица знакомых, которых она случайно встречает, их замешательство и попытки сделать вид, будто ничего с ней не произошло. Но забавная сценка тут же рассеялась, как дым. Конни вернулась к действительности. Теперь она совсем уже не знала, что ей ответить, и торопливо пробормотала: — Да, да, это будет хорошо, мама. Калифорния — это чудесно. — Она умолкла, вспомнив о дяде, которого видела всего один раз. — А согласится дядя Генри?

— Конечно. Он такой добрый.

— Хорошо, мама. — Она стояла и смотрела матери в глаза — теперь их лица были на одном уровне. И вдруг Конни бросилась ей на шею: — Спасибо, спасибо тебе, мама! Я никогда не устану повторять это.

Мать словно застыла.

— Ну полно, полно, детка. — Она потрепала Конни по спине.

Прошла неделя. Все было улажено и договорено. Дядя ждал Конни, которая должна была вылететь в Калифорнию в следующий вторник. Мать Конни переговорила с одним из ньюйоркских агентств, имевшим филиал в Лос-Анджелесе, — они возьмут ребенка, как только он появится на свет. И сегодня Конни вместе с матерью собралась в город купить все необходимое, в том числе и соответствующую одежду для Конни.

В эту неделю все складывалось как нельзя лучше. Напряженность первых дней постепенно исчезала, и Конни больше не ловила на себе печальных и сочувственных взглядов родителей. В доме чаще звучал смех.

Только Питер был все таким же мрачным. Он молчал и ничем не выдавал своего негодования, но Конни он решительно избегал. Несколько вечеров его не было дома, он возвращался на рассвете, нетвердой походкой пьяного поднимался по лестнице, тщетно стараясь не шуметь и не разбудить домашних. Конни гнала от себя мысль, что это все из-за нее, но чувство вины не давало покоя.

Торопясь к поджидавшей ее внизу матери, Конни, проходя мимо комнаты Питера, услышала какой-то шум. Она постучалась.

— Кто?

Конни приоткрыла дверь. Питер босиком стоял посреди комнаты. Руки его, наполовину всунутые в рукава, были подняты кверху, а голова закрыта свитером, который он неловко натягивал на себя.

— Я хотела только спросить, не нужно ли тебе чего-нибудь в городе.

Питер замер; он даже не попытался высвободить голову из свитера.

— Питер! Мы с мамой уходим, слышишь?

— Куда? — послышался из-под свитера приглушенный голос.

— В город за покупками, дурачок.

Наконец из свитера показалась голова брата.

— А я-то думал — на пикничок собрались. — В тоне его не было и намека на шутку.

Конни теперь жалела, что не прошла мимо.

— Небось сам знаешь, что городишь чепуху. Разве мне до пикников?

— Тогда к чему это притворство. — Он сел и с таким остервенением начал натягивать носки, словно испытывал к ним лютую ненависть.

— Я не притворяюсь. — Конни сделала шаг в комнату — в нос ударил запах застоявшегося табачного дыма и лосьона для бритья. — Просто я пытаюсь найти наилучший выход.

— Такого нет.

Конни растерянно умолкла.

— Неправда, есть! — не совсем уверенно сказала она наконец.

— Какой же? — Он завязал шнурки и выпрямился.

Конни опустила глаза на носки своих сандалет.

— Для ребенка лучше, если его будут воспитывать двое, отец и мать, а не одна только мать. К тому же это будут родители, которые хотят ребенка.

— А ты не хочешь, так?

До сих пор Конни как-то удавалось избегать этого вопроса.

— У меня ничего не получится.