Уильям Шекспир. Гений и его эпоха - Берджесс Энтони - Страница 25

• Предыдущая
• 25/64
• Следующая

В мае 1593 года Марло работал над этой поэмой в поместье Скедбери неподалеку от Чизлхерста, в Кенте, в сельском доме своего друга, сэра Томаса Уолсингема, юного кузина сэра Фрэнсиса. Возможно, он уехал туда не только для того, чтобы спокойно работать, но сбежал от чумы. Но Лондон призвал его обратно: Тайный совет хотел допросить поэта. В Лондоне возникли беспорядки, хотя и не имевшие непосредственного отношения к Марло. Бунтари — как католики, так и протестанты, — действовали энергично и распространяли непристойные клеветнические памфлеты на фламандцев, вполне приличных протестантских рабочих-иммигрантов. Специальные уполномоченные, назначенные Советом, принялись за поиски виновных среди лондонской литературно образованной, безответственной братии, которая состояла в основном из бедняков, пытавшихся заработать на жизнь памфлетами и пьесами. Они хотели посмотреть, не найдется ли среди написанного этими людьми чего-то такого, что даст ключ к происхождению непристойностей. Эти уполномоченные обладали значительной властью, могли засадить человека за решетку или раздробить ему пальцы, если он неохотно давал показания. Сломанные пальцы, понятно, создавали некоторые неудобства для писателя.

Уполномоченные отправились на квартиру Томаса Кида, хорошо известного автора «Испанской трагедии», арестовали его и увезли в Брайдуэл. Пока он потел там, они обследовали его бумаги и нашли среди них определенное количество еретических документов: отрицание Божественной сущности Христа, насмешки над Его чудесами, серьезные доказательства в пользу атеизма. По стилю все это напоминало Марло, и Кид сказал, что автором был Марло: Марло оставил эти бумаги на квартире Кида два года назад, когда они работали вместе над пьесами. Теперь, что бы ни знал Тайный совет об истинном лице Марло, скрывавшемся за давно дозволенной маской антирелигиозного горлопана, его пришлось вызвать формально для объяснений. 20 мая ему приказали находиться в состоянии готовности и каждый день ждать вызова в Совет, пока он не получит других указаний. Марло оставалось десять дней жизни: похоже, он не был допрошен ни в один из них. Он обосновался в Дептфорде, достаточно близко и к Сити, и к отступлению в Кент. 30 мая он пошел в таверну в Дептфорде, которую содержала вдова Элинор Булл. Приглашение пойти туда исходило, возможно, от Инграма Фрайзера, неприятного и порочного человека. Два приятеля Фрайзера пришли вместе с ним: Николас Скерз, проходимец и мошенник, и Роберт Поли, лжесвидетель и двойной агент.

В полдень вся компания пообедала вместе, погуляла в саду таверны, поговорила обо всем на свете, потом уселась за ужин. После еды — кто-то уверяет, после целого дня пьянства, — возникла ссора. Некоторые говорят, из-за вопроса, кому платить по счету, другие — из-за служанки в таверне. В гневе Марло выхватил кинжал Фрайзера и нанес ему две раны. Фрайзер попытался вырвать оружие. Во время борьбы кинжал вонзился над правым глазом Марло на глубину двух дюймов. Его страдания были ужасны, и он умер с пронзительными воплями, некоторые, конечно, утверждали, что с проклятиями. На расследовании присутствовали только три свидетеля: Фрайзер, Скерз и Поли. Судья заявил, что Фрайзер действовал в пределах самообороны.

Так ли? Расследование может продолжаться вечно. Заплатила ли испанская тайная служба хорошие деньги, чтобы избавиться от опасного шпиона? Заплатил ли в мстительной горечи деньги друг или брат католика, попавшего из-за донесений Марло на виселицу? Собственные ли наниматели Марло нашли, что теперь лучше всего заставить его замолчать навечно? Мы никогда не узнаем. Для людей более бесхитростных конец Марло был приуготовлен разгневанным Богом. Так погибают все богохульники. Так, в данном случае, погибают все драматурги. Грин в том письме, где он нападал на «ворону-выскочку», предупреждал Марло: «Почто твой превосходный ум, сей дар Божий, так ослеплен, ты не воздаешь хвалы Тому, кто даровал его тебе? Неужто ослепление твое порождено тем, что ты впитал учение макиавеллизма? Какое ужасное безумие!» И далее: «Не откладывай же, подобно мне, своего раскаяния до последней крайности, ибо ты не знаешь, как скоро придет за тобой смерть!»[29] Предупреждение осталось без внимания; предсказание сбылось.

Мы можем только догадываться о чувствах Уилла Шекспира относительно Марло. Можно быть уверенным, что он восхищался им как поэтом. Но дань, которую он заплатил в «Как вам это понравится», имеет характер более личный, чем литературный:

Афоризм восходит к «Геро и Леандру», наиболее многообещающей поэме, тем не менее не законченной. Марло — пастух, потому что он написал изысканное стихотворение: «Страстный пастух — своей возлюбленной», часто вспоминаемое в «Виндзорских насмешницах». Вполне вероятно, что к восхищению примешивалось сильное неодобрение образа жизни Марло, так как Шекспир был добропорядочным человеком и хотел получить дворянский титул. Но Марло был также ученым, и Шекспир никогда не презирал учения. Учение и дух свободного исследования, которое должно быть лучшим плодом учебы, были сохранены Марло для частного лица — Фауста, а не для общественного деятеля — Тамерлана. Он был членом здравомыслящей дискуссионной группы, называвшейся очень подозрительно, Школой Ночи, и в народе верили, что это был своего рода шабаш нечистой силы. Ее возглавлял сэр Уолтер Рали, путешественник, солдат, придворный, поэт, историк, познакомивший Англию с великой радостью жизни — табаком. К группе принадлежали другие одиозные имена: граф Нортамберленд, Джордж Чапмен, поэт, Харриот, блестящий математик и астроном (который, согласно публичному заявлению Марло, стоил десяти муз), Габриэль Харви, другие. Тон заседаний был серьезным, они сходились во многом ради примирения науки с откровением Иоанна Богослова, и сэр Уолтер всегда в конце заседания призывал к молитве. Мы не можем сказать, привлекали ли в этот кружок Уилла, но предполагаем, что он не был всерьез привлечен интеллектуальными дискуссиями. Он находил свою правду благодаря интуиции. Что же касается идей, они являлись исходным материалом для поэзии и драмы, и космология Птолемея так же подходила для сонета или речи, как и открытия Коперника. И от своих новых друзей Уилл узнал, что сэр Уолт Стинк, который курит табак, вызывает презрение из-за своей хитрости и вероломства, ибо он соблазнил фрейлину королевы. Разве не королева сослала его в Тауэр в 1592 году за осквернение чести фрейлины? Он был в дружеских отношениях с пуританами. И он был атеистом. Разве можно мириться с таким, мой господин? Можно, Уилл, чего на свете не бывает.

Возможно, сама судьба способствовала тому, что Шекспир стал лучшим поэтом Англии, убрав с дороги двух соперников: сначала Грина, затем Марло. Поэма «Венера и Адонис» появилась приблизительно за шесть недель до смерти Марло. Возможно, он видел отпечатанный экземпляр и сказал: «Сладкозвучна, слишком много сладостей — конфета, облитая медом. Слишком вульгарно мужчина-и-женщина. В ней нет утонченности порока. Вот подожди, закончу „Геро и Леандра“…» Напечатана поэма была великолепно, этим занимался Дик Филд, удачливый уроженец Стратфорда, который, как мы знаем, женился на вдове своего хозяина, француза Томаса Ватролье, и унаследовал от него типографию. Позднее распространились слухи, что Уилл ловко занимал место в ее постели, как только Филд отправлялся в одно из своих регулярных путешествий в Стратфорд, возможно увозя с собой заверения Уилла в любви к Энн и детям, а также какое-то количество золотых монет. Хотя в тот момент муж Энн имел мало времени для любовных приключений. Он стремился занять более высокое положение в обществе. Поэме «Венера и Адонис» предшествовало красноречивое посвящение, настоящий образчик придворного этикета: «Я сознаю, что поступаю весьма дерзновенно, посвящая мои слабые строки вашей милости, и что свет осудит меня за избрание столь сильной опоры, когда моя ноша столь легковесна…» Посвящение было «Его милости Генри Ризли, графу Саутгемптону, барону Тичфилду». «Но если этот первенец моей фантазии окажется уродом, я буду сокрушаться о том, что у него такой благородный крестный отец, и никогда более не буду возделывать столь неплодородную почву, опасаясь снова собрать такой плохой урожай». Первенец? Или это был первый литературный труд Шекспира, за который он принялся еще дома, в Стратфорде, или пьесы еще не рассматривали как литературный труд. Он отнесся весьма серьезно к публикации своей поэмы, но не своих пьес. Поэты вроде Грина научили его, что пьесами не стоит гордиться.

• Предыдущая
• 25/64
• Следующая