Морская тайна (ил. Л.Смехова) - Розенфельд Михаил Константинович - Страница 3

• Предыдущая
• 3/26
• Следующая

«Мисс! - наклоняюсь я к соседке и, показывая ей руками, спрашиваю: - Когда начнется представление?» Она высморкалась, посмотрела на меня и сунула мне в руки книжку с крестом на переплете. Ничего не понимаю. Рычу от злости, но жду. Два часа говорил старичок, потом все разом поднялись, пропели псалом и разошлись. С тех пор я опасаюсь ходить в театры, даже если на афишах нарисованы блондинки. Самое верное дело - цирк. Но цирк открывается вечером. Как же убить время? Сидеть в портерной, бункероваться?

По правде говоря, я никогда не зашибал, как иные наши моряки, поэтому у меня всегда водилась копейка, и плавал я только на знаменитых судах. Был я всегда человек с разбором и следил за своей репутацией. Итак, покончив с пивом, я вышел на улицу, намереваясь взять курс на цирк, и вдруг, не знаю с чего, в голову мне пришла мысль повеселиться так, чтобы на всю жизнь осталось в памяти, да и другие чтоб знали. Прежде всего вам нужно знать, что капитан «Варяга», на котором я плавал тогда матросом первого класса, был свирепейший дьявол. Конечно, такого матроса, как Бакута, характер капитана не касался, но мне пришла в голову затея проучить грубияна и утереть ему нос. Задумано - сделано. Оглядываюсь по сторонам и полным ходом несусь в лучший магазин. Швейцар, хозяин и продавщицы - все сразу поняли, кто к ним пришел. Вира бумажник на прилавок: «Плиз, что у вас есть самого замечательного? Свистать всех наверх!» Скомандовал и сел в кресло.

Бакута показал, как он величественно откинулся в кресле, и продолжал:

- В одну секунду продавщицы - как полагается, все невиданные красавицы - снимают с меня сапоги, натягивают своими ручками разноцветные шелковые носочки, меряют ботиночки. А я сижу и только поеживаюсь. Через полчаса, когда я вышел из магазина, никто бы не узнал во мне Ивана Бакуты! Был на мне лучший фрак, какой только был в Лондоне, крахмальная манишка, на голове цилиндр, на руках белые лайковые перчатки, на ногах лакированные корочки. Приобрел я еще для смеху трость с серебряной собачьей мордой и свистнул фаэтон. На полных парах, дымя сигарой, мчусь в порт. Кучер у меня в зеленой ливрее, в цилиндре, с высоченным бичом, лошади первоклассные- королевский выезд! В чем другом, а в лошадях я понимаю толк… И вот таким манером я подкатываю к нашему судну, для важности медленно сползаю с подушек, нарочно медленно вынимаю бумажник, даю кучеру на чай так, чтобы помнил и знал, что такое русский моряк. Расплачиваюсь, а сам уже вижу, как вахтенный бежит в капитанскую каюту, Нахлобучиваю на самые глаза цилиндр и слышу, как выскочил капитан и кричит во всю глотку: «Боцман, парадный трап!» Загремел парадный трап. Я взмахиваю тросточкой и поднимаюсь на судно. Капитан бежит навстречу, отдает честь, подхватывает меня под локотки и ведет наверх.

«Ваше сиятельство, - суетится он и не знает, как величать меня, - как я счастлив… С кем имею честь?..»

Не говоря ни слова, поворачиваюсь и шагаю в кубрик.

Капитан забегает вперед, удерживает, показывает на салон.

«Не туда изволите. Разрешите представиться… Простите, не ждали, извините, милостивый государь!..»

Он мне руку, а я спиной, и все шагаю в кубрик.

«Куда вы? Пожалуйте в кают-компанию. Изволите ошибаться, ваше сиятельство!..»

Я - нуль внимания, стребаю в кубрик и - хлоп на свою койку.

Капитан обмер. Не теряя времени, я, будто мне жарко от всей этой одежды, швыряю цилиндр и скидываю фрак.

«Бакута!» - ревет капитан и… лишается чувств.

- Слыхал? - в восторге захохотал боцман, склоняясь над потрясенным Мурашевым. - Вот что откалывал Бакута в отчаянные свои года!

- Ну и травит же человек! - изумленно крикнул кто-то в толпе слушателей. - Как бог на скрипке!

- А как же капитан тебя не узнал? - спросил другой.

- Клянусь жизнью! - воскликнул кочегар Вишняков. - Повесьте меня на клотике, если я не слушал этой истории по крайней мере шестьсот раз. Во всех портах все старые моряки рассказывают ее. Слово в слово…

Бакута возмущенно поднял голову; он уже готов был обрушиться на дерзкого кочегара, но вдруг, одумавшись, сбросил с коленей шпагат и восторженно подхватил:

- Иначе и быть не может! Разумеется, на всех морях рассказывают эту историю. Теперь сами видите! - обведя матросов гордым взглядом, воскликнул он. - На всех морях знают Ивана Бакуту!

Теперь уже боцмана никто не мог бы остановить, и он тотчас начал бы новый рассказ, если бы внезапно кто-то не прошептал:

- Леонард Карлович идет!

Моментально наступила тишина.

По левому борту, направляясь к корме, заложив руки за спину и немного сгорбившись, приближался капитан парохода. Бакута замолчал, переменился в лице и с удивительным для его веса проворством вскочил с каната. Вытянувшись во весь рост и задрав голову, он, точно рапортуя, прокричал:

- Доброе утро, Леонард Карлович! Честь имею поздравить с погодой!

Потом, грозно насупив брови, повернулся к матросам и взревел:

- Что за шабаш?! Почему не на местах?! Что за порядки!

Капитан остановился перед Бакутой и с интересом взглянул ему в лицо.

- Тише, - спокойным жестом остановил он усердного боцмана, - ведь еще нет восьми часов.

Странное зрелище представляли собой застывший, как на параде, великан боцман и капитан. Со стороны нельзя было без улыбки смотреть на этих людей, когда они стояли рядом.

Сутулый, поразительно маленький человечек остановился перед великаном Бакутой. Склонив голову набок, он приложил руку к козырьку и поздоровался с командой. Потом разгладил ладонью пышные седые бакенбарды.

Издали капитана Кланга можно было принять за ребенка, наряженного в морскую форму. Но морщинистое лицо с выпуклыми серыми глазами и седина свидетельствовали о его преклонном возрасте. Никто не знал, сколько ему лет, хотя бывалые моряки с дальних времен помнили и знали его как испытанного старого капитана северных морей.

Кланг вынул из кармана золотистую жестяную коробку, протянул ее боцману.

Капитан не курил и всегда носил с собой монпансье.

- Премного благодарен, - склонился над коробкой польщенный Бакута и осторожно, точно булавку, выбрал круглый леденец.

По-прежнему не говоря ни слова, Кланг повернулся на каблуках и направился в сторону кают-компании.

Но следует рассказать, что за судно возвращалось с Камчатки и кто составлял его команду.

Небольшой пароход ледокольного типа «Звездочет», водоизмещением в пятьсот тонн, в начале июня, покинув Владивосток, плавал у берегов Камчатки, развозя грузы по становищам и зимовьям. Дряхлый «Звездочет» совершал свой последний рейс. По возвращении во Владивосток ему предстояло остаться на месте для портовой службы или, скорее всего, пойти на слом. Старая команда, прослышав о том, что после рейса капитан уходит в отставку, заранее покинула «Звездочет», и в рейс с готовностью пошла молодежь, радуясь возможности побывать на Камчатке.

Из стариков на «Звездочете» остался один боцман Бакута, последние пять лет плававший с капитаном Клангом.

Команда, собранная из новичков, старалась изо всех своих юношеских сил, и в результате «Звездочет» совершил рекордный по быстроте переход. В Петропавловске-на-Камчатке команде парохода устроили чествование. На торжественном заседании кто-то предложил переименовать судно. Моряки с радостью подхватили эту мысль и тут же быстро придумали новое, гордое имя: «Звезда Советов».

На следующий день матросы хотели замазать на носу парохода старое, стершееся название и написать новое, но Кланг запретил, ссылаясь на закон. Он ничего не имел против переименования, но на него необходимо было получить разрешение Наркомвода. Представитель Совторгфлота охотно пообещал исхлопотать согласие соответствующих организаций, и с этого дня команда стала называть свой пароход не иначе, как «Звезда Советов».

Теперь, познакомив читателя с кораблем и его командой, мы можем продолжать наш рассказ.

• Предыдущая
• 3/26
• Следующая