Моя жена – ведьма - Белянин Андрей Олегович - Страница 61
- Предыдущая
- 61/89
- Следующая
Я с удовольствием осмотрел роскошно убранную прихожую, картины на стенах, высокие лепные потолки. Хорошо жили народные кровопийцы, аж завидно! Анцифер с Фармазоном, раскрыв рты, тоже зырили по сторонам. Наконец двери распахнулись, и уже другой, более солидный, мужчина торжественно произнес:
– Графиня ждет вас, господин Петрашевский.
Почему я выбрал для себя фамилию революционера-народовольца? Как-то само собой вырвалось… не иначе как мне тоже придется здесь заняться террором.
Внутреннее убранство старорусского помещичьего дома было точно таким, каким его изображали Перов и Федотов. Тяжелые портьеры, богатые ковры, добротная мебель ручной работы, фарфоровые вазы, бронзовые статуэтки, портреты в роскошных рамах… На их фоне я особенно остро почувствовал нелепость своего костюма и общую абсурдность самой затеи. Думать надо было прежде, чем лезть… В одной из комнат, видимо гостиной, за роялем сидела молодая красивая женщина. На ней было ошеломляющее черное платье из бархата и шелка, на шее ожерелье из массивного жемчуга. Роскошные рыжие волосы убраны в высокую прическу, открывая нежную шейку и плавное течение белой линии плеч. Женщина играла нечто печальное из Брамса (а может, из Гайдна? Я не мог разглядеть слишком мелкий шрифт над нотами).
– Кто вы? – Голос был грудной и мягкий, он обволакивал.
– Я?
– Разве Парамон привел кого-нибудь еще?
– А я есть известный поэт, переводчик и учитель иностранных языков! – Я вовремя вспомнил про акцент и начал наступление. – Миль пардон, мадам, на меня напали разбойники, я весь ограблен, ле гран проблем! Экскюзе муа?!
– Странно… – Женщина продолжала играть, даже не оборачиваясь в мою сторону. – Последнего смутьяна мой муж собственноручно повесил еще прошлой осенью. По-французски вы говорите с явным рязанским прононсом. Кто вы по национальности?
– Немец, – выдавил я. Если она хоть что-то смыслит в немецком, все пропало…
– Гут нахт, майн либе хэррен. Я, гут нахт… – За моей спиной послышалось знакомое хихиканье Фармазона. Поняв, что сейчас будет, я было зажал ладонями рот, но не успел…
– Айн клейне фройляйн, Ольга Марковна. Их либе вас из дас – по уши! Айн поцелуен аллес, аллес, юбер аллес! Ви есть ханде хох, капитулирен перед маин либе. Иначе, айн просто дер вег цурюк. Ком цу мир, мин херц! Я к вам пришел унд вени, види, вици… Ферштейн?
Графиня остолбенела. Музыка прекратилась. Я скосил глаза на довольного Фармазона.
– Ты что делаешь, гад? Это же сплошной плагиат из Бродского, стихотворение «Два часа в резервуаре». Ты думаешь, я современную поэзию не знаю?!
– Ты, может, и нахватался чего, а вот она точно не знает, – невозмутимо повел бровью черт. – Чем ты опять не доволен? Просил немецкий – получи, пожалуйста!
– Я просил?!!! – От негодования у меня перехватило горло. Фармазон нахально насвистывал «Танец маленьких лебедей», Анцифера вообще не было видно, а женщина за роялем напряженно встала, обратив ко мне кипящий гневом взор:
– Вы шарлатан!
– Я… все объясню…
– Эй, кто там есть?! – Графиня повернулась к дверям.
Должен признать, что даже в эту грозовую минуту она производила невероятное впечатление. Огромные зеленые глаза в обрамлении густейших ресниц, маленький чувственный рот, легкий румянец на щеках, прямой изящный носик… Очень красивая женщина! На ее окрик появились два плечистых лакея.
– Взять его, выбросить за ограду и спустить собак!
– За что?! – взвыл я, но лакей мгновенно схватил меня под руки. – Пустите сейчас же, а не то… я вам стихи почитаю!
– Ах да… вы же еще и поэт, – презрительно скривила губы хозяйка усадьбы. – Ну что же, будем считать это последним желанием. Видимо, вы все-таки не простой аферист, читайте!
– Запросто! – огрызнулся я. – Начнем с небольшого стихотворения о любви, Франции и поэзии:
Минутное молчание… После чего женщина, всхлипнув от избытка чувств, бросается вперед и повисает у меня на шее. Я замер…
– Очень эффектно! – язвительно отметил черт. – Жаль щелкнуть нечем – такой снимочек для Натальи Владимировны…
– Пошли прочь, холопы! – Лакеи мгновенно отстали от меня, задом пятясь к двери. – Как же тебя зовут, любимый мой?
– А? М… кр… я… упс…
– Не поняла… Ну, ладно, какая разница?! – Графиня потянулась ко мне розовыми губками, я было отпрянул назад, но Фармазон неожиданно подставил мне ногу, и я рухнул на спину, увлекая за собой переполненную «внезапной любовью» Ольгу Марковну. Не отвечать на ее пылкие поцелуи было слишком опасно, хотя я извивался изо всех сил, – видимо, у дамочки был большой опыт в таких делах. А тут еще в мой рукав вцепился подоспевший Анцифер, истошно вопя:
– Что вы делаете, греховодник несчастный?! Вставайте скорее, там муж идет!
– Ольга Марк… овна! Да не… не надо, я сам…
– Что ты хочешь, счастье мое? Только скажи, – томно дышала графиня, активно пытаясь залезть пухлыми ручками мне под рясу. Вот когда я припомнил сетования ангела по поводу укороченного подола.
– Я хотел сказать – муж идет!
– Муж?!!
За дверью раздались тяжелые шаги. Графиню с меня словно ветром сдуло! Миг – и она уже сидела за роялем, плавно переворачивая ноты. Прическа поправлена, платье приглажено, дыхание ровное… Барин вошел без стука, я как раз начал подниматься с пола.
– Что за тип у тебя в гостиной?! – рявкнул он, тыча пальцем в мою сторону.
– Несчастный немец, ограбленный разбойниками, – спокойно ответила его жена.
– Немец?
– Я, я… Гутен морген, герр Филатов, доброго здоровьичка, как говорится… – выдавил я, поправляя рясу. Хозяин обошел меня кругом, оглядывая с чисто собачьим пристрастием. Он и сам был похож на отставного бульдога. Низкорослый, кривоногий, толстый, на квадратной голове короткий бобрик седых волос, густые бакенбарды и крепкие зубы в постоянном неприятном оскале. Узкие глазки сверлили мою особу с явным недоверием.
– Чего же ему здесь надо?
– Я попросила герра Петрашевского дать мне несколько уроков французского.
– Как это?! Ты же сказала, что он немец.
– И что? Он превосходно владеет языком… – Один тон, каким графиня произнесла эту интимную двусмысленность, должен был насторожить любого мужа, но… Граф либо непроходимо туп, либо настолько уверен в собственной неотразимости, что не в состоянии даже предположить во мне какого-нибудь конкурента. В любом случае спорить с женой он не стал, а грозно повернулся ко мне:
– Вы дворянин?
– Я? В смысле… О! Я, я… Я, дас ист потомственный аристократ. Майн фаттер дас ист высокий чин в городском магистрате. Их бин…
– Ясно, сколько вы хотите за урок? – перебил хозяин дома. – Больше двух с полтиной я не дам!
– Найн, найн, – в свою очередь уперся я. – Данке шен за такой мизер! Месье, ваша ля бель фам намерена парле ле франсе, а это стоит еще труа экю или цвейн марк. Так что три сорок серебром, по рукам?
– Запорю на конюшне, немчура проклятая… – зашипел было сволочной супруг, но графиня быстро его успокоила:
– Павлик, не волнуйся. Эти иностранцы всегда зарабатывают гораздо меньше русских. Герр Петрашевский забыл, что останется у нас на полном пансионе. Мы вполне сможем выделить ему комнатку во флигеле, есть он будет на кухне с прислугой, так что трех рублей за все его услуги будет более чем достаточно.
- Предыдущая
- 61/89
- Следующая
