Затерянные в смерти (сборник) - Гэфни Патриция - Страница 59

– Я работала с проститутками в Мехико и с бездомными в Таиланде после цунами. Я лечила детей и солдат в Африке и видела замученного святого. Я видела людей, умиравших из-за отсутствия элементарных вещей, и была свидетелем удивительных исцелений. Бог все время находится среди нас и помогает нам. Я знаю это так же хорошо, как знаю слова гимнов, которые пою.

Изабель замолчала, испугавшись, что Себастьян заснул.

– Извини, но ведь ты сам спросил.

– И пройдя через все это, ты до сих пор девственница?

– Да, и если это единственное, что тебя интересует, то я извиняюсь, что рассказала тебе обо всем. – Его вопрос сильно обидел ее. – Думаю, у тебя что-то вроде сексуальной зависимости. Знаешь, сейчас это считается болезнью.

– О, то, что я испытываю, – это гораздо хуже. – Он сгреб ее в охапку и поставил на ноги. – Не представляю, как любой мужчина, находясь в здравом уме, может тебя не добиваться.

– Они и добивались. Но я решила, что буду ждать до тех пор, пока это будет иметь для меня значение. – Она немного подумала. – Себастьян, в наше время женщина имеет право сказать «нет». И все должны уважать это решение.

Они молча смотрели друг на друга.

– Но ведь ты не говоришь мне «нет», – наконец сказал Себастьян. – Ты не рассказала бы мне свою историю, если бы не захотела стать ко мне ближе, не так ли? А я не спросил бы, если бы не хотел стать ближе к тебе.

«Именно так», – подумала она.

– Становится холодно, Изабель. Пойдем выпьем чаю или вина. – И он направился к лестнице.

– Себастьян, здесь совсем не холодно.

Обернувшись через плечо, он заговорщически улыбнулся.

– А ты притворись, что это так.

Когда они подошли к его гостиной, Себастьян замешкался перед дверью.

– Да, – с нежностью глядя на него, сказала Изабель. – Лучше чаю.

Его улыбка исчезла, и он поклонился ей так, словно она только что сделала ему величайший подарок.

Себастьян чувствовал себя так, словно Изабель только что преподнесла ему в дар самое дорогое – не свою девственность, а свое сердце. Игнорируя тот страх, который вызывало у него слово «любовь», Себастьян поклонился и последовал за Изабель в свою спальню.

Не обращая внимания на длинную кушетку, Изабель прошла прямо к кровати.

– Чай будет позже, – не то спрашивая, не то утверждая, сказала она, и Себастьян подумал, что Изабель умеет читать мысли.

Он смотрел, как она снимает туфли, песок сыпался с ее ног. Ее ступни были так же очаровательны, как и все остальное, и Себастьян вдруг осознал, что она ничего не понимает в искусстве обольщения.

– Изабель, я должен помочь тебе раздеться.

Она уже была обнаженной ниже пояса.

– Да неужели? – сказала она таким тоном, что Себастьян понял: она знает, что делает. – Давай сначала я помогу тебе раздеться.

Она взобралась на кровать, открыв Себастьяну захватывающий вид сзади, от талии и ниже, затем повернулась к нему. Она стояла на коленях, так что их лица находились на одном уровне.

– Я надеялась, что на тебе будет этот костюм времен Регентства. Распутывать этот галстук будет очень забавно, а потом мы могли бы его использовать для многих интересных вещей.

Она начала расстегивать его рубашку. Разрез заканчивался посередине, поэтому она стянула с него рубашку через голову. Когда они снова оказались лицом к лицу, она прижалась губами к его губам.

Этот поцелуй Себастьян уже не мог выдержать. Он повалил ее на кровать, и она со смехом принялась расстегивать ширинку у него на брюках. Раздеваясь, они возились на кровати словно щенки, помогая и одновременно мешая друг другу. Они слились воедино так, будто всю жизнь только и мечтали укрыться телом партнера.

«Нельзя торопиться, – напомнил себе Себастьян. – Она ведь неподготовленная, нетронутая».

Но когда он стал целовать ее шею и ласкать грудь, Изабель вздохнула, и в этом вздохе было столько ожидания, что Себастьян понял: она хочет, чтобы он действовал быстрее. Такого Себастьян еще никогда не испытывал: он без слов понимал, чего она желает, когда, где и как. Первый оргазм настиг Изабель, когда он коснулся ее промежности, обхватил и принялся ласкать эту шелковистую поверхность.

Раскинув руки и обняв ими Себастьяна, она притянула его к себе так, что своим мужским достоинством он почувствовал ее тепло.

– Не останавливайся!

Подчиняясь ее желанию, Себастьян вошел в нее вовсе не так мягко, как мог бы это сделать, и она, словно подчиняясь его порыву, послушно выгнулась под ним дугой. Они двигались вместе, и когда в нее пролилось его семя, она крепко прижалась к нему, словно стремилась не упустить ни капли.

Они играли, и спали, и занимались любовью. Луна плыла за окном, ночь близилась к завершению. Когда солнце осветило небеса, постель представляла собой ворох белья, подушки давно валялись где-то на полу. Пока Изабель спала, Себастьян задернул занавески вокруг постели, чтобы обеспечить некоторое уединение, когда слуги принесут горячую воду.

Наблюдая рассвет, Себастьян размышлял о том, что такое любовь.

Изабель дотронулась до его спины, затем он почувствовал прикосновение ее губ.

– Мне кажется, что мы в нашем собственном Эдеме. Иди ко мне, мой Адам, – она протянула руки, предлагая ему себя, – помоги своей Еве встретить наступающий день.

Физическая любовь придала ей румянец, из-за которого она казалась более женственной, чем двенадцать часов назад, но в целом Изабель Рейно выглядела, как всегда, свежей и милой.

Его мир также не изменился. Стоявшие на ночном столике часы на батарейках все еще показывали полночь, как это было в течение последних пятидесяти лет. Если он и питал слабую надежду на то, что интимная близость с такой благородной и нетронутой женщиной может изменить его жизнь, то теперь он был разочарован. Он не смел надеяться на то, что Изабель останется с ним навсегда. Слишком многое не позволит ему испытать такое счастье, «жить полной жизнью», как говорит Изабель.

Наклонившись, чтобы ее поцеловать, Себастьян подумал о том, не собирается ли его Ева поиграть со змием-искусителем?

Когда Себастьян пригласил ее позавтракать вместе, Изабель согласилась, надеясь и моля Бога о том, что это лишь начало совместной жизни, которая будет длиться многие дни и ночи. Но сначала нужно сказать правду.

– Себастьян, я знаю насчет проклятия. Несколько недель назад Эсме рассказала мне подробности.

Наливая ей кофе, он лишь слабо кивнул. Изабель не могла понять, что он чувствует после того, как она ему это сообщила.

Попробовав кофе, она решила, что напиток слишком крепкий. После того как она добавила молока, чтобы смягчить аромат, кофе стал скорее белым, чем коричневым.

– Анжелика пила точно такой же. – Взгляд Себастьяна прожигал ее насквозь. – Но это единственное, в чем вы схожи.

– Это хорошо, – сказала Изабель, – потому что я не верю в реинкарнацию.

– Анжелика была высокой и, как сейчас сказали бы, упитанной, но в 1810 году это означало, что она здоровая и крепкая. Ее кожа была светло-коричневой, и она была красива той красотой, которая иногда отличает детей-мулатов. Еще у нее были потрясающие голубые глаза, а зубы такие белые, что казались ненастоящими. Она была прекрасна.

– У тебя нет ее портрета? – Напомнив себе о том, что Анжелика умерла двести лет назад, Изабель постаралась подавить укол ревности.

– Нет. Портрета у меня нет. – Его голос был полон сожаления. – Здешние художники были не слишком умелыми. Я не хотел тратить деньги на второсортное изображение, когда рядом со мной все время была реальная женщина.

Они выпили еще кофе, а Изабель съела немного хлеба лишь для того, чтобы показать, что с ней все в порядке.

– Какую версию этой истории рассказала тебе Эсме?

Изабель пересказала разговор с такой точностью, с какой смогла его припомнить.

– Надо отдать ей должное – Эсме тебя не обманула. Это правда или настолько близко к правде, что разницы особой нет. – Он пожал плечами, не очень успешно скрывая ту боль, которую причинил ему ее рассказ. – До сегодняшнего дня я вижу во сне, как Анжелика тонет, тяжелый плащ и юбки тянут ее ко дну, она отчаянно пытается остаться на поверхности, остаться в живых.