Последний еврей Багдада (СИ) - Кратер Макс - Страница 33

Дэвид встал из-за стола и подошел к окну. Туман давно растаял, изумрудная набережная утопала в солнечном свете. Но что-то беспокоило его. Было во всем им прочитанном какое-то противоречие, какая-то нестыковка.

Журналист схватил телефон.

— Как раз хотела тебе звонить, — раздался в трубке радостный голос Мии, — с твоим бельгийцем не все так просто, как кажется.

— Милая Мия, ты просто повторила заготовленную мной фразу.

— Неужели! — репортеру показалось, что телефонная линия вибрирует от восторга. — Ты назвал меня милой!

— Если сделаешь то, о чем я попрошу, то еще и расцелую, когда увидимся, — постарался обратить все в шутку Дэвид, — но говори, что удалось узнать?

— Я попыталась навести справки о молодой жене Кельца. Чисто женское любопытство. Хотелось поглазеть на дамочку, которая заграбастала кучу денег, так удачно овдовев сразу после свадьбы. И знаешь, что? Эту малышку никто никогда не видел. Запись в книгах в церкви в городе Турне есть, и в ратуше тоже есть. Сообщений о свадьбе завидного холостяка, на которого засматривались все молодящиеся европейские клячи, — полно. А вот информации о самой избраннице нет. Ни фотографий, ни каких-либо других следов.

— А свидетели на церемонии бракосочетания? Без них ведь никак…

— Эти есть. Пара увальней, приглашенных в буквальном смысле слова с улицы. С обеими я поболтала по телефону. Им показалось, что невеста не знала очередности действий на церемонии. Они списали это на волнение, а я думаю, что она просто не католичка.

— Как ее зовут?

— По документам Ритта Холландер. Теперь, стало быть, Ритта Кельц. Только она такая же Холландер, как я донна Паола, королева Бельгии. Ни одного упоминания о ней, прежней, найти невозможно. До свадьбы ее как будто не существовало. Девушка родилась якобы в Теплице в Чехии. Но там разыскать какие-либо сведения о родителях или месте учебы мне не удалось, а это, ты меня знаешь, может означать только одно — ее биография от начала и до конца выдумана.

— Свидетели смогли ее описать?

— Стройная, рост выше среднего — это все.

— Цвет волос, глаз, форма носа…

— Дамочка носила такую вуаль, что разглядеть ее они не смогли. Я могу еще поговорить со священником, но, думаю, результат будет тот-же.

— Что с наследством? Его уже переоформили?

— Пока нет. Там по закону требуется какое-то время на ожидание — вдруг объявятся другие претенденты. Это не так быстро все делается. Думаю, твой бельгиец пошел на дно не по собственной инициативе. Кто-то помог этому кабальеро откинуть ласты.

— Либо он до сих пор жив, а смерть в озере — постановка. Нужно выяснить, сколько процентов составляет ставка налога на наследство в Бельгии.

— Дай мне минуту, красавчик.

В трубке послышалось, как Мия щелкает клавишами.

— От 5 до 68 в зависимости от степени родства, — произнесла она.

— Тогда это все объясняет. Предположим, Кельцу нужно быстро исчезнуть, и фиктивный брак ему понадобился, чтобы сохранить контроль над состоянием. В документах, что ты прислала, говорится, что он владел недвижимостью, акциями, предметами искусства. Перевести это в наличные в короткий срок невозможно. К тому же это вызвало бы подозрение. Страна маленькая, а он — слишком заметная фигура. Жена — ближайший родственник. Ставка налога минимальна. Уверен, что эта женщина — подставное лицо.

— Мне версия с коварной дамочкой, укокошившей престарелого муженька нравится больше.

— Но факты против этого.

— И какие же?

— Валентинка. Убежденный католик, воспитанник иезуитов, спонсор ближневосточных церквей, увлекающийся археологией, знаток античности и древнеримских реалий никогда бы не послал валентинку.

— Не понимаю тебя. Влюбленный старый пень, молодая жена, послание в форме сердечка — в моей картине представлений о мире здесь нет никаких противоречий.

— Вспомни, Мия, кто такой этот самый Валентин: римский священник, о котором сложена масса легенд и который был исключен Католической церковью из списка святых. Сейчас он таковым не считается. Кельц, как человек воспитанный иезуитами, не мог не знать об этом.

— Слабоватый аргумент, — не согласилась Мия, — миллионы католиков отправляют друг другу валентинки.

— Пусть так. Но Кельц, как специалист по истории Древнего Рима, не мог не знать, откуда пошел это обычай — посылать друг другу любовные послания. Вот, послушай. В Древней Греции лист плюща, очень похожий на нынешнее изображение сердца, был одним из символов Диониса — бога виноделия, безудержного веселья, и естественно, любовных утех. Изображение листа плюща помещали в первую очередь над входом в публичные дома. Обычай этот переняли римляне, и схематическое изображение листа плюща появилось и над их лупанариями[56]. Дети волчицы, как известно, вообще чрезвычайно свободно относились к изображению мужского детородного органа. Они его рисовали повсюду. Над входом в дом их изображения помещали также, как в средневековой Европе подковы — отгоняли злых духов.

— И при чем тут валентинки? — голос Мии вновь приобрел игривые интонации.

— При том, что римляне, оправляя понравившимся им женщинам записки на кусках пергамента или папируса рисовали на них вовсе не сердца, а ровно тоже самое изображение, которое висело над входом в их дома. Но, конечно, не с целью отогнать злых духов, а как символ желания. Ну, подумай сама, откуда им было знать, как выглядит анатомическое сердце. Да и разве оно похоже на то, что сейчас изображают на валентинках. Просто мы привыкли, что это изображение сердца. Для древнего римлянина похожий рисунок прочитывался как символ совсем другого органа.

На противоположном конце линии весло захихикали.

— Теперь понимаю. Ты полагаешь, что человек, защитивший диссертацию по древнеримскому праву, не мог не знать, о том, откуда пошла традиция посылать валентинки, и что, в понимании тех, кто ввел эту традицию, на самом деле на них изображено. Поэтому он не мог отправить ее своей молодой жене, или кем она там ему приходится на самом деле.

— Почему же не мог. Он оправил. Только к любовному посланию это не имеет никакого отношения. Достань мне текст. И как можно скорее. Вытряси его из той совестливой отельерши, чего бы это не стоило.

— Сделаю, жди звонка.

Человек, которого разыскивал Дэвид, сидел в комнате без окон. Его седая коротко стриженая голова склонилась над столом. Широкие плечи бывшего солдата были неподвижны. На зеленом бархате перед ним лежала табличка — изящный прямоугольный предмет из золота с чуть скругленными краями.

В маленькой печи тлели угли. В сотый раз он выводил на бумаге символы, менял их местами, вновь перестанавливал, перечеркивал одни, добавлял другие. Побывавший в стольких руках артефакт так никому и не раскрыл своей тайны. Что он знал о нем? Очень многое, но одновременно — почти ничего. По легенде, здесь была сокрыта тайна, которая позволит получить власть над всем миром.

Что это могло быть? Конечно деньги. Огромное богатство. В этом не могло быть сомнений. Но тот, кто создал артефакт, позаботился о том, чтобы добраться до сокровищ было не так просто.

Раньше он полагал, что среди прежних владельцев таблички не было людей образованных. В конце концов, для них это был лишь кусок золота с какими-то символами, которые люди случайные, вероятно, считали магическими. Попади документ в руки ученого, и истинная суть его была бы тут же раскрыта. Но теперь-то понятно, что это не так.

Очередной скомканный лист полетел в печь. Он откинулся в кресле. Его душила ярость. За годы поисков пришлось изучить все шифры древности. Они были незамысловаты. В те далекие времена людей грамотных было не так много, и даже просто написанный на чужом языке текст становился для многих неразрешимой загадкой. Самые хитрые не использовали ничего, кроме обычной замены одних букв на другие или совсем простенькой перестановки. Здесь же было нечто другое. Текст на табличке не поддавался прочтению!