Дарвинизм в XX веке - Медников Борис Михайлович - Страница 1

Эта книга имеет довольно длинную историю. Автор ее уже давно мечтал написать научно-популярное произведение о путях и судьбах теории эволюции в XX веке.

На наших глазах протекала великая революция в биологии, приведшая к созданию новой ее отрасли — молекулярной биологии. Но еще до этого, в начале века, начался стремительный расцвет новой науки — генетики: учения о наследственности и изменчивости. Как связать последние достижения естествознания с теорией Дарвина? Быть может, дарвинизм устарел? Что если учение о естественном отборе — нечто вроде теории флогистона, заслуженно отброшенной и забытой?

На мой взгляд, однако, это не так. Занимаясь некоторыми областями биологии, я все более склонялся к мысли, что учение Дарвина выдержало (и выдержит) любую проверку временем и человеческим опытом. Эта точка зрения, в общем, разделяется большинством современных биологов. Но биологи составляют ничтожную часть человечества. Поэтому казалось полезным донести последние данные этой науки до людей, которые биологией не занимаются, но которым ее достижения не чужды (в конце концов сам человек — биологический объект).

Правда, опасения, что компетенция моя в этой области окажется недостаточной, были настолько сильны, что их с трудом преодолел человек, чье имя стоит в посвящении к этой книге. И все же, прежде чем начать писать, автор выпустил, что называется, пробный шар — небольшую брошюру под тем же названием, вышедшую в издательстве «Знание» в 1973 году. Академик Андрей Николаевич Белозерский обсуждал со мной ее план, указал цели — и это последняя работа, написанная нами совместно, хотя он и отказался участвовать в ней официально.

Читательская реакция на эту брошюру, особенно после того как отрывки из нее были опубликованы журналом «Наука и жизнь», оказалась неожиданно сильной. Автор получил немало писем довольно разного содержания — от полного одобрения до столь же полного отрицания. Некоторые из них до сих пор ставят меня в тупик. Например, один читатель осуждал автора за то, что он ничего не упомянул о голографии. Я, разумеется, преклоняюсь перед открытием Габора, позволяющим создать объемное телевидение, но не могу понять его связи с теорией эволюции.

Были в корреспонденции и оригинальные, новые варианты эволюционных теории. Новые — с точки зрения авторов, которые не ведают, как трудно теперь в науке даже ошибиться по-новому. Кстати, по-настоящему новая ошибка высоко ценится, так как свидетельствует по крайней мере о работе мысли, а повторение старой говорит о плохом знании литературы.

Хочу предупредить читателя об одном обстоятельстве. Теория эволюции, которую я предпочитаю называть дарвинизмом, избегая длинных терминов вроде «синтетическая теория эволюции», — не завершенное, а строящееся здание. Она развивается, и, как во всяком растущем организме, в ней неизбежны свои «болезни роста», споры, дискуссии, а то и ложные, тупиковые направления. Излагая их, я не могу оставаться абсолютно бесстрастным, подобно пушкинскому Пимену, и склоняюсь к той точке зрения, которая мне кажется наиболее обоснованной, хотя и предвижу нарекания ряда читателей.

Вторая группа возражений может касаться того, что я старался осветить те стороны эволюционной теории, о которых еще мало известно широкому читателю, оставляя в стороне уже достаточно разработанные популяризаторами. Памятуя, однако, прутковские слова о невозможности объять необъятное, а также учитывая ограниченный листаж книги, я выбрал именно этот путь.

Хотя читатели, как правило, пропускают мимо глаз вступление, я хотел бы сделать здесь следующее замечание. Ни одна отрасль знания не обходится без терминов, усвоив которые легче постигать дальнейшее. Тем не менее мне приходилось встречать резкие возражения по поводу «заумных» терминов, якобы затрудняющих понимание. Подобные термины неизбежны, попытка обойтись без них стоила бы читателю много дороже. Краткие обозначения, поясненные вначале, для цели изложения попросту необходимы. Поэтому не следует негодовать, встречая в тексте слова: гетерозиготный, аллель и т. д.

Автору полагалось бы несколько слов сказать о себе. Кончая среднюю школу, я изучил генетику в пределах тогдашнего курса высшей школы. Однако, попав в Московский университет в 1950–1955 годах, я обратил свои стремления к классическим отраслям естествознания. Став полевым, точнее морским, зоологом, я с большим интересом изучал жизнь в разных ее проявлениях. Но первоначальное стремление к генетике и теории эволюции меня никогда не покидало.

В 1964 году начался бурный расцвет новых отраслей биологии и возрождение старых, незаслуженно третировавшихся. И до того находились учителя — биологи широкого профиля, — в первую очередь Яков Аввадьевич Бирштейн и Виктор Сергеевич Ивлев, помогавшие мне проложить верную дорогу в сутолоке противоречивых мнений. Однако лишь окончательный переход в область молекулярной биологии убедил меня в том, что принципы, лежащие в основе учения Дарвина, верны. Более того, сейчас они обоснованы так, как не были обоснованы никогда.

Не следует все же забывать, что засилие догматических взглядов в биологии принесло свои горькие плоды. За это время появилось целое поколение людей, имеющих о дарвинизме искаженное, а то и превратное представление. Мне хотелось бы рассказать об успехах современной эволюционной теории людям этого поколения — не биологам, пополняющим свой теоретический багаж, а тем, кто просто интересуется биологией.

Для них я и написал эту книгу — продукт размышлений о разных отраслях эволюционной теории, результат занятий в библиотеках, лабораториях, на палубах научно-исследовательских судов и скромную дань уважения людям, которых уже нет среди нас.

Быть может, на земле нет человека, ходившего в школу, который бы не слыхал о Дарвине. Однако на вопрос, чем навеки прославился знаменитый английский натуралист, как ни странно, правильно отвечают немногие.

Одни утверждают: Дарвин-де доказал, что человек произошел от обезьяны. Но теория о происхождении человека от общего с обезьяной предка — лишь одно из многочисленных следствий, вытекающих из учения Дарвина (правда, оно касается нас больше, чем все прочие).

Другие говорят, что Дарвин доказал существование эволюции растительного и животного мира. Такой ответ ближе к истине, но также неточен. Хотя, по словам К. А. Тимирязева, «эволюционное учение только потому и восторжествовало, что приняло форму дарвинизма», принцип эволюции на тысячи лет старше учения Дарвина.

Уже древнегреческий философ Анаксимандр учил, что предки наземных животных и человека жили в воде и были покрыты чешуей и шипами. Эволюция живой природы, по Анаксимандру, лишь часть бесконечного превращения Апейрона — материи, из которой состоит все сущее. Эмпедокл за 450 лет до нашей эры утверждал, что шерсть зверей, перья птиц и чешуя рыб — схожие образования. Римлянин Лукреций Кар как бы подытожил материалистические взгляды греческих философов, главным образом Демокрита и Эпикура, в звучных стихах: