Сказки англов, бриттов, скоттов - Харитонов Владимир Александрович - Страница 33

• Предыдущая
• 33/128
• Следующая

Пятеро мудрецов даже сразу осунулись как-то. Они не позволили кучеру ехать дальше и стали советоваться, как умнее поступить: ехать вперед или бежать без оглядки в дублинскую гавань и оттуда домой. Двое проголосовали, чтобы ехать вперед, двое — чтобы возвращаться, решение осталось за последним. Но он оказался храбрецом — так просто его не запугаешь — и проголосовал в конце концов за то, чтобы ехать вперед.

И вот они двинулись дальше и по дороге внесли такую запись в свои книжки: «В трех милях от великого университета Мангретского обыкновенные дорожные каменотесы объясняются только на греческом языке».

К этому времени у бедняг англичан душа ушла уже в пятки, и они могли лишь мучительно жалеть, что вместо них это дело не поручили пятерым их злейшим врагам в Оксфорде!

Так слушайте дальше! В миле от Мангрета им попадается третий перекресток. Карета останавливается, один из них высовывается из окошка и опять видит на груде камней старика каменотеса, который что есть мочи бьет по камням. Они все его приветствуют и спрашивают, не может ли он указать им дорогу, ведущую в Мангретский университет. Старик каменотес поднимает голову от работы, отвешивает им вежливый поклон, произносит сначала свое приветствие, а затем указания, как вернее добраться до университета в Мангрете, — и все это на языке сверхученой премудрости!

Пять прославленных профессоров все как один высовываются из окошка кареты и кричат кучеру:

— Немедленно заворачивай лошадей и что есть духу гони в Дублин! — откидываются назад и падают без сознания в объятия друг другу.

Когда они, придя в себя, поняли, что находятся в безопасности на корабле по пути в Англию, они вытащили свои записные книжки и записали: «В одной миле от бесподобного и величайшего университета в Мангрете даже дорожные каменотесы не желают объясняться иначе, как на языке сверхученой премудрости. Таким образом, мы, совершив своевременное бегство, спасли от вечного позора чистое имя и славу нашей гордости — университета Оксфордского».

В старину говорили:

— Хорошая песня может быть и немногословна.

Выполняю мое давнишнее обещание, — вот вам первый пример искусства шанахи[14]. История моя будет про знаменитого Рафтери, одного из достославных бродячих артистов Коннахта, по праву считавшегося самым удивительным шанахи во всем Кривине, в чем мне самому удалось убедиться.

Только, чур, перескажу я вам эту историю, как моей душе угодно.

Так вот…

Рафтери был не только скрипачом — он был человеком. Первейшим человеком и лучшим скрипачом, какой когда-либо ступал по земле в кожаных башмаках. Свет не знал сердца более мужественного, чем у него.

О! В его скрипке слышались и завывание ветра, и дыхание моря, и шепот банши под ивами, и жалоба бекаса на вересковой топи. В ней звучали одинокость болот и красота небес, свист черного дрозда и песня жаворонка, легкая поступь тысяч и тысяч фей, топот их маленьких ножек в ночной пляске до самой зари.

Его напев, подобно ветру средь камышей, то падал, то убегал, увлекая за собой слушателей, которые всегда окружали его. И самая черная душа светлела, гордость уступала кротости, а суровость таяла, как снег в мае.

Со всех концов Ирландии стекались люди, чтобы послушать его. Каждая пядь земли между четырьмя морями ведала о его славе. Люди забывали голод и жажду, жару и холод, оказавшись во власти его музыки. Звуки его скрипки отдавались в каждом уголке человеческого сердца. И хотя он легко мог бы сделаться самым богатым в своем краю, лучшей его одеждой так и оставалась потрепанная куртка.

Деньги он презирал. Любовь! Только любовь — единственное, что он знал и чему поклонялся. Для него она была всем на свете.

Только любовь — услада его сердца — могла вывести его из могилы и привести на свадьбу Динни Макдермота и Мэри.

И только любовь, одна лишь любовь, была их богатством — отважного Динни и красотки Мэри в ту ночь, когда они поженились. В четыре пустые стены вернулись они из церкви: холодная вода да ночной мрак за окном — вот и все.

Но что им было за дело до этого, раз поженились они по любви? Мэри отказала самому скряге Макгленахи из Хилхеда со всеми его коровами, пастбищами и рыбалками. А Динни смело отвернулся от Нэнси Мур из Мервах с ее ста фунтами, семью телятами и двумя сундуками с приданым из чистого льна, которые он получил бы — помани только пальцем. Но он взял в жены Мэри.

И вот они оказались одни-одинешеньки в своей жалкой лачужке в свадебную ночь, вместо того чтоб пировать, как это обычно полагается. Одни-одинешеньки — да, да! Ведь все рассудительные люди просто возмутились, что оба упустили случай разбогатеть и поправить свои дела — случай, посланный самим небом, — эти телята и денежки Нэнси Мур и рыбалки, пастбища да еще двадцать коров в придачу того скряги.

А? Упустить такие прекрасные предложения, как будто это так, пустяки! И пожениться сломя голову, как дурачки какие-нибудь, не имея за душой ни полушки.

Но всем этим умникам было не понять — куда им! — что Динни и Мэри просто бежали от искушения поддаться всеобщему благоразумию и обвенчаться с золотом, — вот они и поженились по любви. Ну и конечно, все почтенные люди отвернулись от них и оставили влюбленную парочку одну, в полном одиночестве, но зато полную любви друг к другу в эту первую ночь после их свадьбы.

Но вот поднялась щеколда и к ним в дом вошел сгорбленный старичок со скрипкой под уже почерневшей зеленой курткой. Он пожелал доброго вечера и присел на стул, который Динни придвинул для него поближе к огню.

— Ну и длинный путь я проделал, — сказал скрипач. — И голоден же я! Если б, добрые люди, вы дали мне чего-нибудь к ужину, я бы спасибо сказал вам.

— Ха! Ха! Ха! — рассмеялись оба дружно. — Ужинать? Так знайте, хотя мы только сегодня сыграли свадьбу, на ужин у нас ничего, кроме любви. Право же! Будь у нас хоть что-нибудь, чем можно было бы набить желудок, мы с радостью и от чистого сердца отдали бы большую долю вам или какому-либо другому гостю.

— Как! — воскликнул гость. — Вы поженились только по любви? И у вас нечего даже бросить в горшок?

— Конечно! — ответили оба. — Ха! Ха! Ха! И теперь мы за все расплачиваемся.

— И это не такая уж дорогая цена, — говорит Мэри.

— Совсем недорогая! — говорит Динни.

— Да благословит вас Господь! — промолвил скрипач, который все это время наблюдал за ними исподлобья. — Коли так, вы не останетесь в накладе. — И спрашивает: — Доводилось вам слышать историю про Рафтери?

— Рафтери? Еще бы! Или ты смеешься над нами? Только глухие или мертвые не слышали про великого Рафтери.

Тут старый скрипач кладет скрипку и смычок к себе на колени и говорит:

— А ну, пошлите-ка весточку соседям, чтобы приходили да приносили свадебные подарки. И не какие-нибудь, а самые лучшие, мол, на свадьбе будет играть сам Рафтери.

— Рафтери? — воскликнули оба, когда речь вернулась к ним.

— Ну да, Рафтери — это я, — говорит скрипач, снова беря свою скрипку.

Так и подпрыгнуло сердце у обоих от радости, и все мирские заботы рассеялись, как туман с гор.

Новость, подобно лесному пожару, облетела всю округу: сам Рафтери, великий Рафтери, о котором наслышано даже дитя в колыбели, но кого редким счастливцам удалось видеть, будет играть на свадьбе у Динни Макдермота! Все словно голову потеряли, побросали работу и, позабыв про жадность, похватали лучшие подарки для новобрачных и поспешили к их дому.

Барни Броган принес копченую свиную грудинку, а Джимми Макдой баранью ногу. Эамон Ог пришел, согнувшись в три погибели под тяжестью целого мешка картошки, а миссис Макколин, как гора, — полные руки постельного белья. С полотном, которое принесла Молли Макардл, могла соперничать лишь фланель Сорхи Руа. Но им не уступали и бочонок масла Пэдди, прозванного Привидением, да и овсяные лепешки Ройсин Хилферти, которые могли пригодиться и впрок. Даже Баках Боог притащил свой подарочек: сахар и чай. К всеобщему изумлению, появился и знаменитый скряга Матта Мак-а-Нирн, еле волоча корзину с крякающими утками и гогочущими гусями.

• Предыдущая
• 33/128
• Следующая