Айвенго (с иллюстрациями) - Скотт Вальтер - Страница 19
- Предыдущая
- 19/30
- Следующая
– Я хотел тебе сказать, – отвечал пилигрим, – что, если ты сию же минуту не уйдешь из этого дома и не постараешься отъехать как можно дальше и как можно скорее, с тобой может приключиться в пути большая беда.
– Святой отец, – воскликнул Исаак, – да кто захочет напасть на такого ничтожного бедняка, как я?
– Это тебе виднее, – сказал пилигрим, – но знай, что, когда рыцарь Храма вчера вечером проходил через зал, он обратился к своим мусульманским невольникам на сарацинском языке, который я хорошо знаю, и приказал им сегодня поутру следить за тем, куда поедет еврей, схватить его, когда он подальше отъедет от здешней усадьбы, и отвести в замок Филиппа де Мальвуазена или Реджинальда Фрон де Бефа.
Невозможно описать ужас, овладевший евреем при этом известии; казалось, он сразу потерял всякое самообладание. Каждый мускул, каждый нерв ослабли, руки повисли, голова поникла на грудь, ноги подкосились, и он рухнул к ногам пилигрима, как бы раздавленный неведомыми силами; это был не человек, поникший в мольбе о сострадании, а скорее безжизненное тело.
– Бог Авраама! – воскликнул он. Не подымая седой головы с полу, он сложил свои морщинистые руки и воздел их вверх. – О Моисей! О блаженный Аарон! Этот сон приснился мне недаром, и видение посетило меня не напрасно! Я уже чувствую, как они клещами тянут из меня жилы. Чувствую зубчатые колеса по всему телу, как те острые пилы, бороны и секиры железные, что полосовали жителей Раббы и чад Аммоновых.
– Встань, Исаак, и выслушай, что я тебе скажу, – с состраданием, но не без презрения сказал пилигрим, глядя на его муки. – Мне понятен твой страх: принцы и дворяне безжалостно расправляются с твоими собратьями, когда хотят выжать из них деньги. Но встань, я тебя научу, как избавиться от беды. Уходи из этого дома сию же минуту, пока не проснулись слуги, – они крепко спят после вчерашней попойки. Я провожу тебя тайными тропинками через лес, который мне так же хорошо известен, как и любому из лесных сторожей. Я тебя не покину, пока не сдам с рук на руки какому-нибудь барону или помещику, едущему на турнир; по всей вероятности, у тебя найдутся способы обеспечить себе его благоволение.
Как только у Исаака появилась надежда на спасение, он стал приподниматься, все еще оставаясь на коленях; откинув назад свои длинные седые волосы и расправив бороду, он устремил пытливые черные глаза на пилигрима. В его взгляде отразились страх, и надежда, и подозрение.
Но при последних словах пилигрима ужас вновь овладел им, он упал ничком и воскликнул:
– У меня найдутся средства, чтобы обеспечить себе благоволение! Увы! Есть только один способ заслужить благоволение христианина, но как получить его бедному еврею, если вымогательства довели его до нищеты Лазаря? Ради бога, молодой человек, не выдавай меня! Ради язычников, сынов Израиля и сынов Измаила, не предавай меня. – Снова подозрительность взяла верх над остальными его чувствами, и он воскликнул: – У меня нет таких средств, чтобы обеспечить доброе желание христианского странника, даже если он потребует все, до последнего пенни!
При этих словах он с пламенной мольбой ухватился за плащ пилигрима.
– Успокойся, – сказал странник. – Если бы ты имел все сокровища своего племени, зачем мне обижать тебя. В этой одежде я обязан соблюдать обет бедности, и если променяю ее, то единственно на кольчугу и боевого коня. Впрочем, не думай, что я навязываю тебе свое общество, оставайся здесь, если хочешь. Седрик Сакс может оказать тебе покровительство.
– Увы, нет! – воскликнул еврей. – Не позволит он мне ехать в своей свите. Саксонец и норманн одинаково презирают бедного еврея. А одному проехать по владениям Филиппа де Мальвуазена или Реджинальда Фрон де Бефа… Нет! Добрый юноша, я поеду с тобой! Поспешим! Препояшем чресла, бежим! Вот твой посох… Скорее, не медли!
– Я не медлю, – сказал пилигрим, уступая настойчивости своего компаньона, – но мне надо прежде всего найти средство отсюда выбраться. Следуй за мной!
Он вошел в соседнюю каморку, где, как уже известно читателю, спал Гурт.
– Вставай, Гурт, – сказал пилигрим, – вставай скорее. Отопри калитку у задних ворот и выпусти нас отсюда.
Обязанности Гурта, которые в наше время находятся в пренебрежении, в ту пору в саксонской Англии пользовались таким же почетом, каким Эвмей пользовался в Итаке. Гурту показалось обидным, что пилигрим заговорил с ним в таком повелительном тоне.
– Еврей уезжает из Ротервуда, – надменно молвил он, приподнявшись на одном локте и не двигаясь с места, – а с ним за компанию и пилигрим собрался.
– Я бы скорее подумал, – сказал Вамба, заглянувший в эту минуту в чулан, – что еврей с окороком ветчины улизнет из усадьбы.
– Как бы то ни было, – сказал Гурт, снова опуская голову на деревянный обрубок, служивший ему вместо подушки, – и еврей, и странник могут подождать, пока растворят главные ворота. У нас не полагается, чтобы гости уезжали тайком, да еще в такой ранний час.
– Как бы то ни было, – сказал пилигрим повелительно, – я думаю, что ты не откажешь мне в этом.
С этими словами он нагнулся к лежавшему свинопасу и прошептал ему что-то на ухо по-саксонски. Гурт мгновенно вскочил на ноги, а пилигрим, подняв палец в знак того, что надо соблюдать осторожность, прибавил:
– Гурт, берегись! Ты всегда был осмотрителен. Слышишь, отопри калитку. Остальное скажу после.
Гурт повиновался с необычайным проворством, а Вамба и еврей пошли вслед за ним, удивляясь внезапной перемене в поведении свинопаса.
– Мой мул! Где же мой мул? – воскликнул еврей, как только они вышли из калитки.
– Приведи сюда его мула, – сказал пилигрим, – да и мне достань тоже мула, я поеду с ним рядом, пока не выберемся из здешних мест. После я доставлю мула в целости кому-нибудь из свиты Седрика в Ашби. А ты сам… – Остальное пилигрим сказал Гурту на ухо.
– С величайшей радостью все исполню, – отвечал Гурт и убежал исполнять поручение.
– Желал бы я знать, – сказал Вамба, когда ушел его товарищ, – чему вас, пилигримов, учат в Святой Земле.
– Читать молитвы, дурак, – отвечал пилигрим, – а еще каяться в грехах и умерщвлять свою плоть постом и долгой молитвой.
– Нет, должно быть, чему-нибудь покрепче этого, – сказал шут. – Виданное ли дело, чтобы покаяние и молитвы заставили Гурта сделать одолжение, а за пост и воздержание он дал бы кому-нибудь мула! Думаю, что ты мог бы с таким же успехом толковать о воздержании и молитвах его любимому черному борову.
– Эх, ты! – молвил пилигрим. – Сейчас видно, что ты саксонский дурак, и больше ничего.
– Это ты правильно говоришь, – сказал шут, – будь я норманн, как и ты, вероятно, на моей улице был бы праздник, а я сам слыл бы мудрецом.
В эту минуту на противоположном берегу рва показался Гурт с двумя мулами. Путешественники перешли через ров по узкому подъемному мосту шириной в две доски, размер которых соответствовал ширине калитки и того узкого прохода, который был устроен во внешней ограде и выходил прямо в лес. Как только они достигли того берега, еврей поспешил подсунуть под седло своего мула мешочек из просмоленного синего холста, который он бережно вытащил из-под хитона, бормоча все время, что это «перемена белья, только одна перемена белья, больше ничего». Потом взобрался в седло с таким проворством и ловкостью, каких нельзя было ожидать в его преклонные годы, и, не теряя времени, стал располагать складки своего плаща так, чтобы совсем не видно было мешочка.
Пилигрим сел на мула менее поспешно и, уезжая, протянул Гурту руку, которую тот поцеловал с величайшим почтением. Свинопас стоял, глядя вслед путешественникам, пока они не скрылись в глубине леса. Наконец голос Вамбы вывел его из задумчивости.
– Знаешь ли, друг мой Гурт, – сказал шут, – сегодня ты удивительно вежлив и сверх меры благочестив. Вот бы мне стать аббатом или босоногим пилигримом, тогда и я попользовался бы твоим рвением и усердием. Но, конечно, я бы захотел большего, чем поцелуй руки.
- Предыдущая
- 19/30
- Следующая
